Осколки стереотипов

Талия.

— Это не смешно, Ди Анджело. Сложив руки на груди, я прожигаю хмурым взглядом спину развалившегося на кровати Нико, который, судя по всему, даже не заводил чёртов будильник, на чём я вчера так отчаянно настаивала. Такая безалаберность со стороны будущего короля не могла не поражать, ведь прошлым вечером я не уставала напоминать об ожидающих его последствиях, если он не соизволит явиться хотя бы на обед. Да и вообще, чёрт возьми, уже почти час дня! Впрочем, мне, наверное, стоило догадаться, что парень меня не слушал даже краем уха, полностью погруженный в готовку. Кухня в Восточном крыле была освещена только тусклым белым светом подсветки над плитой, а из небольшой колонки лилась тихая музыка, о выборе которой мы в очередной раз спорили дольше, чем следовало бы. Так что, скорее всего, даже обстановка тогда располагала к тому, чтобы абстрагироваться от моих наставлений. Наверное, это было заведомо провальным занятием: пытаться заставить следовать нормам общества человека, который успешно игнорировал их на протяжении стольких лет, но мне казалось, что грех — не попытаться. Я стала всё чаще замечать за собой, что чем больше времени провожу с Ди Анджело, тем сильнее во мне желание упираться и отстаивать свои взгляды или идеи. И кто бы мог дать мне ответ на простой вопрос: хорошо это или плохо? — Я затылком чувствую твою злость, — сонно пробубнил Нико, — и могу точно сказать, что ты ошибаешься. — А не подсказывает ли тебе твой затылок, как сильно мне хочется убить тебя прямо сейчас? — фыркаю я, подойдя прямо к кровати,  толкаю его в плечо и хмурюсь, когда парень никак не реагирует. — Ты невыносим! — Брось, Грейс, — Ди Анджело поворачивается в мою сторону, и я нервно сглатываю, заметив, что он спит без футболки, — я ещё даже не пытался. — Тебе и не нужно, — скривившись, бубню я. — Это выходит само собой. — Значит, я в этом не виноват, — пожимает плечами, на что я лишь закатываю глаза, а из груди вырывается мученический стон. Вот уже три дня каждое утро начинается с того, что нам приходится лицезреть друг друга. Только вот предыдущие два раза Нико был тем, кто без приглашения и, собственно, даже без стука нарушал моё личное пространство, чтобы, бесцеремонно усевшись на одно из моих кресел, продолжать отпускать саркастичные и забавные (как, наверное, ему могло показаться) замечания, вследствие чего у него получалось добиваться своей начальной цели, а именно: выводить меня из себя. В принципе, наши отношения практически не изменились: только теперь присутствие Ди Анджело в радиусе пяти метров совсем не напрягало, хотя я и могла сколько угодно это повторять. Я больше не чувствовала себя скованно: мне хотелось меняться. А человека, который послужил этому причиной, кажется, наоборот, изменить было невозможно. Да и на самом ли деле я этого хочу? Да, меня раздражали некоторые уж больно неординарные его выходки, как, например, то, что он мог запросто постучать в мою дверь, когда на часах было уже одиннадцать вечера, и отвести на королевскую кухню. Мне казалось, что мы поменялись местами, ведь раньше, в основном, инициатором подобного была я. Ещё до того, как тот мир, в котором было место для всех нас, разделился на два. В одном, полном важных встреч и светских приемов, оказались я и Перси, а во втором, в мире ночных посиделок на кухне и вольности самостоятельно определять свою судьбу, остался Нико. И сейчас, спустя столько лет, они столкнулись. Так до ужаса быстро, это столкновение было спровоцировано одним лишь поцелуем и чувствами, обрушившимися на нас до и после него. Очевидно, что оно было неизбежно. И, признаться, я боялась представить, что будет дальше. Хотя, если честно, сам принц практически не давал мне возможности испугаться. — Ещё как виноват! — опомнившись, восклицаю я, а потом, нахмурившись, добавляю: — Обед через полтора часа, и ты должен там быть. Короли и королевы выезжали во второй дворец Ди Анджело сразу после обеда, и я была больше чем уверена, что очередное отсутствие Нико на нём вряд ли будет воспринято нормально. По крайней мере, если так, то я была бы удивлена. Хотя, сомневаюсь, что меня уже можно чем-нибудь удивить после того предложения остаться, прозвучавшего за нашим столом прошлым вечером. Самое странное, что оно прозвучало не от Рейны, которая проводила много времени в компании Бьянки и, возможно, знала, почему брат и сестра не хотят ехать туда с такой большой компанией, и даже не от меня. Да и вряд ли я бы осмелилась сказать подобное даже несмотря на то, что в последнее время смелости прибавилось. — Над этим еще следует поработать, — сказал тем вечером Нико, терпеливо выслушав меня, а в ответ я только закатила глаза. — Иногда ты ведешь себя так, как будто я просто твой удавшийся проект, — наверное, с обидой в голосе, сказала я тогда, потому что парень только хмыкнул. — Насколько удавшимся должен был быть просто проект, — вкрадчиво начал он, — чтобы я готовил ему посреди ночи? В любом случае, за несколько часов до этого я чуть ли не восторженно смотрела на Кастеллана, который озвучил все мои мысли практически дословно. И была даже готова восхититься его неожиданно проснувшейся проницательностью, когда все чуть было не сразу приняли его предложение. Но вместо восхищения в моем взгляде, вероятнее всего, проскользнуло недоверие, ведь сказать, что я была ошарашенна в тот момент — не сказать ничего. Возможно, мне всего лишь показалось, но возникло ощущение, что Люк пытался что-то кому-то доказать. Только вот что именно и, конечно, кому оставалось загадкой. И я не уверена, что хочу знать на неё ответ. Ведь я всегда считала его человеком, полностью испорченным количеством денег, которое его окружало. Так было проще. Проще обвинить его в чём-то, если придётся. Проще испытывать к нему неприязнь, оправданную только его скотским поведением и моими догадками о его взглядах на жизнь. Потому что мы  все уже давно составили о нем чёткое мнение. И действительно считаем, что мы не ошиблись. — Не очень убедительно звучит, — голос Ди Анджело заставляет меня отвлечься от своих мыслей. Парень вдруг приподнимается и, схватив меня за запястье, тянет на себя. Я успеваю только ахнуть перед тем, как повалиться на него всем телом, и оказываюсь зажатой между матрасом и его рукой. Нетрудно догадаться, как сложно было сохранять самообладание, чувствуя теплое дыхание на своей шее, и, даже не глядя, знать, что он ухмыляется. Это было одновременно страшно и до мурашек неожиданно. Слышу как Нико издает смешок и, притянув к себе поближе, окончательно лишает меня пути к отступлению. Я была готова умереть со стыда прямо здесь и молилась, чтобы мои горящие щеки и то, что я не могу вымолвить ни слова, не выдало меня. Проходит несколько минут, а принц всё еще молчит. Кажется, словно его абсолютно всё устраивает. Я дёргаюсь в сторону, прекрасно понимая, что это вряд ли поможет. Надо взять себя в руки. Я делаю глубокий вдох и, собрав волю в кулак, уже готовлюсь громко и уверенно попросить его отпустить меня или, на крайний случай, послать к чёрту. Но выжидающе замираю, когда Нико разворачивает мое лицо к своему за подбородок и, встретившись с его взглядом, медлю. — Даже не думай об этом, — я резко отворачиваюсь, когда он делает попытку приблизиться ко мне, чтобы поцеловать. — Сначала почисти зубы. Ди Анджело закатывает глаза и ослабляет хватку, пробубнив что-то себе под нос. Он отворачивается, всем своим видом показывая, что подобный шантаж не может на него хоть как-то подействовать и что он не поддастся. Я почему-то уверена, что брюнет улыбается и, даже несмотря на то, что всё ещё не до конца отошла от этой неожиданной близости, оказавшей такое влияние на меня, позволяю себе рассмеяться. Хрипло, но всё-таки рассмеяться. Рассмеяться, прекрасно понимая, что в этот раз победила я. *** — Что? — не выдержав, спрашиваю я. — Почему ты так смотришь? — По идее, сейчас ты должна была смутиться, — с самодовольным видом произносит Нико, возвращаясь к изучению каких-то бумаг. — Я принцесса, помнишь? — не менее самодовольно отвечаю я. — Я привыкла к взглядам, так что они даже начали раздражать. Я возвращаюсь к изучению ленты новостей на экране ноутбука Ди Анджело и нетерпеливо прокручиваю её вниз, в надежде найти хоть что-то относительно ситуации в Одиннадцом или Двенадцатом королевствах. Даже не уверена, почему меня вдруг стало это так интересовать, ведь подобное происходит уже не первое утро. — Всё ещё ничего? — интересуется он, а я только вздыхаю, отрицательно  покачав головой. — Что ты вообще хочешь найти? — Хоть что-нибудь, — подперев щёку ладонью, отвечаю я. — Подумай сам: как долго уже нет никаких новостей? Больше месяца! Нико откладывает свои бумаги и вопросительно смотрит на меня, видимо, ожидая, что я буду продолжать. — Знаешь, как говорят, — бубню я. — Затишье перед бурей. Если брать во внимание то, что последней новостью, которую я вообще помню, было извещение о том, что принцу Двенадцатого королевства, Чарльзу, исполнился двадцать один год, и что им было принято решение вступить в права на управление государством уже в новом году. То есть, практически одновременно с Ди Анджело. И после этого: ничего. Наверное, планировалось, что принц Бекендорф должен успеть жениться за это время, хотя всех, естественно, больше волновало то, какое он примет решение относительно войны, тянущейся с переменным успехом для обоих королевств вот уже полвека. Я и раньше интересовалась такими вещами, хотя бы потому, что мне это было положено, но теперь, когда и мои чувства могли развязать нечто подобное, этот интерес стал навязчивой идеей. Я пыталась строить догадки. Как поступит Чарльз: разумно, рассудив о том, какой вред уже нанесен государству и какой ещё только предстоит, если это не кончится, или так же, как поступил его отец двадцать пять лет назад, — продолжит кровопролитие. Но с какой целью? Война ради мира — самое ужасное, что когда-либо могло произойти в принципе. А что предпримет принцесса Одиннадцатого королевства, Силена, которая через полгода по праву может называться королевой? Выйдет ли она замуж или будет управлять страной в одиночку? Я роняю голову на ладони, понимая, что ещё немного и этими рассуждениями заведу себя в тупик. И в итоге всё равно останусь ни с чем. — Это в какой-то степени защитный механизм, Грейс. — О чём ты? — я удивлённо поднимаю голову и смотрю ему в глаза. — Сейчас ты пытаешься переключиться с мыслей о том, к чему могут привести наши отношения, — на последнем слове я поджимаю губы, ведь до этого момента даже не знала, как это охарактеризовать, — на что-то менее пугающее. — То есть, по-твоему, война — это менее пугающе? — горько усмехаюсь. — Нет, но это, по крайней мере, более стабильно — Это звучит ужасно. — И я уверен, что на самом деле это намного ужаснее, чем звучит. Никто, кроме наших отцов и некоторых матерей, не бывал на военных базах или в населенных пунктах неподалеку от границ двух королевств, и я всегда считала это глупостью. Ведь именно мы должны были ездить туда в первую очередь, должны были общаться с людьми или, быть может, даже познакомиться с Чарльзом или Силеной. Я не понаслышке знаю, как иногда бывает просто болезненно необходимо хотя бы с кем-то пообщаться. Думаю, в их положении особенно. Но, насколько мне известно, никто из принцев и принцесс, даже Ди Анджело с их некоторыми привилегиями, не бывал там. Я шумно втягиваю воздух и, заметив как что-то блеснуло на столе, поворачиваю голову и вижу перстень с чёрным обсидианом, который Нико, судя по всему, так и не надел этим утром. Он одиноко лежал между двумя папками, и я, поддавшись секундному порыву, протянула руку, чтобы взять его. Холодный металл неприятно обжигает кожу, и я даже слегка вздрагиваю, тем самым привлекая внимание парня, который продолжает молча наблюдать за мной. Я обхватываю кольцо большими и указательными пальцами обеих рук, завороженно наблюдая за тем, как переливается на свету камень на нём. Принц вдруг издает сдавленный смешок, и я поднимаю на него вопросительный взгляд. Что такого смешного? — Мне вдруг показалось, что я поступил, как полный придурок. — Когда издевательски усмехнулся над тем, как я разглядываю твой перстень? — хмыкаю я, и мы практически одновременно расплываемся в глупой улыбке. — Может быть, тебе не показалось. — Я не об этом, — отмахнулся он, аккуратно забирая у меня кольцо. Он не принял предыдущую позу, поэтому моя рука так и осталась в его, отчего я почувствовала какое-то жжение, словно через мои пальцы пропускали электрический ток. — Пару дней назад я повздорил с Бет, потому что решил, что у неё есть что-то с Джексоном. — С Перси? — переспрашиваю я немного удивлённо, про себя всё-таки отмечая, что было трудно не заметить его странного поведения эти дни, даже несмотря на то, что я много времени проводила с Нико. Удивительно, но я не почувствовала ревности или, как Ди Анджело, злости и раздражения. Как раз наоборот: облегчение. Если мы были не единственными, то значит ли это, что выпутаться из всего будет проще? Почему-то я очень сомневаюсь. — Но я до сих пор не до конца в этом уверен, — кивнув, фыркает он. — Тем более, это было не справедливо, ведь подобное произошло и со мной. — Тогда тебе точно надо извиниться, — пожимаю плечами. — Вам надо прояснить ситуацию, пока все окончательно не запуталось. — У меня уже есть мысли по этому поводу. — Тогда к чему ты начал этот разговор? — хмурюсь я, наблюдая за тем, как он одной рукой регулирует размер кольца. — Я заметил, что ты не носишь обручальное кольцо, — не совсем в тему отвечает Нико, имея ввиду тот самый перстень с турмалином, который точно предназначался не мне. Разве что, только официально. — Надеюсь, ты заметил и то, что я не хочу выходить замуж, — улыбаюсь я. — Мне стало интересно, почему я видел в нем тебя только на фотографиях, — пропустив мою реплику мимо ушей, говорит Ди Анджело. Я не успеваю ответить, потому что дальше он делает то, от чего у меня буквально пропадает дар речи. Он надевает свой фамильный перстень на мой безымянный палец и, откинувшись на спинку своего кресла, ухмыляется, явно довольный произведенным эффектом. — И носила ли бы ты этот так же редко. — Если ты делаешь мне предложение, то это слишком даже для тебя, Ди Анджело, — проходит, наверное, несколько минут прежде, чем я заговорила. — Потому что я не могу его принять, и ты знаешь это. — Я просто хочу, чтобы он пока был у тебя, — говорит Нико, и я непонимающе щурюсь в ответ. — Пусть напоминает о чём-то и тебе, и мне. — Нико Ди Анджело романтик, — протягиваю я, проведя пальцем по гладкой отполированной поверхности камня. — Кто бы знал. — Допустим, теперь знаешь ты. — Этого достаточно? — Ты удивишься, но более чем.