Осколки стереотипов

Аннабет.

— Ты выглядишь сногсшибательно. Когда Кларисса повторяет это в очередной раз, я уже не бормочу благодарностей, смущённо улыбаясь, и не прошу её перестать, а молчаливым кивком соглашаюсь с этим. Платье село отлично. Потрясающая фиалковая ткань, словно вторая кожа, обтягивала мою грудь и талию и ниспадала до самого пола пышным фиолетовым великолепием. В таких юбках, на первый взгляд, легко было запутаться, но я ощущала себя на удивление комфортно. Даже уверенно. И это вовсе не удивительно. Лиф, расшитый маленькими цветочками и бисером на пару тонов темнее ткани платья, широкие бретели, выгодно скрывающие мои худощавые плечи, и не слишком глубокий, но сразу бросающийся в глаза вырез на спине, — трудно было чувствовать себя по-другому. Впервые взглянув на себя в зеркало и встретившись глазами с Ла Ру, я поймала себя на мысли, что выгляжу уместно. Для бала, до начала которого оставалось всего лишь несколько часов. Для медленно собирающихся у дворца журналистов и пронырливых представителей жёлтой прессы, наивно полагающих, что им всем позволят войти. Для гостей, к приходу которых усиленно готовятся с самого утра под чутким руководством Рейчел, бегающей по Западному крылу в красном брючном костюме, с планшетом в руках и, по моему скромному мнению, на слишком высоких для подобных передвижений каблуках. Даже для самой Аннабет, постоянно убеждающей себя и окружающих в том, что очень далека от этого мира балов и титулов. На секунду в моем шокированном, но все же удовлетворённом сознании проскользнула забавная мысль: похожа на принцессу. Принцессу, которой я никогда не была и не буду. Принцессу в чужом платье и маске. Увидеть большую коробку перед своей дверью этим утром было удивительно. А открыв её, обнаружить аккуратно сложенное платье, которое менее двенадцати часов назад лежало на кровати Талии, с маской и запиской сверху, — мягко говоря, пугающе. Странно, неловко и даже стыдно мне стало уже после того, как я, отходя от шока, прочитала три предложения будто бы наспех написанные острым почерком: «К чёрту, Чейз, даже не думай возвращать это. Будем считать, что я подарила тебе рождественский подарок раньше срока, и не сомневайся, я жду ответного жеста. Сделай одолжение всем гостям и подарок мне: надень его. — Т. Г.» А примерив его, я осознала, что это, возможно, лучшее платье из всех, что мне приходилось надевать, и что я просто ужасный человек, потому что принимаю подарок от Талии, так ничего и не рассказав ей о планах Нико на следующий год. С одной стороны, я и не имею права ничего рассказывать, ведь, в конце концов, считай Ди Анджело нужным поставить девушку в известность — он бы это сделал. Плюс ко всему, Талия должна понимать, что помолвка Нико так или иначе, но состоялась бы. Но всё же, знать о том, что это дело почти решённое, знать о их чувствах друг другу, пусть и, по их словам, не таких уж сильных, и принимать подобный подарок? Чёрт, мне страшно даже представить, сколько моих будущих зарплат пришлось бы потратить на то, чтобы вернуть Грейс полную стоимость. Взвешивая все «за» и «против», я провела около часа до неожиданного прихода Клариссы, по её словам, решившей проверить, как я себя чувствую. И, судя по всему, увидев меня в этом платье, Ла Ру для себя решила, что уже намного лучше. И это было не совсем точной, но все-таки правдой. По крайней мере, я повторяла себе это так часто, что теперь утверждать обратное было глупо и почти невозможно. — Ты так и будешь стоять напротив зеркала? — вдруг спрашивает Кларисса, и я удивлённо моргаю, поняв, что простояла напротив зеркала, кажется, всё то время, пока она была здесь. — Нет, я не осуждаю, это обосновано, но до бала не так уж и много времени. — Ещё утром я не хотела идти, — бормочу я. — Но теперь ты должна пойти и заставить всех этих придурков подбирать челюсти с пола, — девушка ухмыляется и подмигивает мне. Я расплываюсь в ответной улыбке и качаю головой. — Жаль, что меня там не будет. — Почему? Я думала, что у тебя как раз сегодня смена. Кларисса как-то неопределенно дёргает плечами и, махнув рукой, садится на край моей незаправленной кровати. — Что случилось? — видимо, мое лицо слишком уж быстро принимает озабоченное выражение, потому что Ла Ру прыскает со смеху. — Ничего нового, — увлечённо разглядывая вышивку на моем покрывале, отвечает она. — Повздорила с отцом и поменялась сменами с Родригесом. — С Крисом? — я хмурюсь. — Чёрт, я совсем забыла. Ты знаешь, что они с Нико поругались? — Ещё как знаю, Чейз, я там была, — Кларисса хмыкает, всем своим видом показывая, что такое положение вещей её совсем не удручает. — И мне кажется, что Родригес сам виноват. — Я очень давно перестала понимать, что между вами происходит, но это не имеет никакого отношения к Нико, — я поджимаю губы, вспоминая наш разговор и то, почему именно Ди Анджело не сдержался. — Крис отличный друг, и ты это знаешь. — Я и не спорю, — она пожимает плечами. — Но придерживаюсь своего мнения относительно него. — Когда ты собираешься рассказать мне о том, что случилось? — осторожно интересуюсь я, даже не надеясь на то, чтобы услышать правдивый ответ. Разве что, совсем чуть-чуть. Никто из нашего окружения, за исключением, может быть, Нико, не знал, что послужило причиной расставания Криса и Клариссы и начала их открытой вражды. И даже если Ди Анджело знал, то не подавал никаких признаков и держался особняком. Не секрет, что чаще всего нападки в сторону своего бывшего молодого человека начинала Кларисса, а сам Родригес даже если поначалу и пытался вернуть всё на свои места, то последний месяц, кажется, смирился и стал вести себя едва ли лучше Ла Ру. Так же сильно, как и каждого из них по отдельности, я обожала их обоих вместе. Спокойный, уравновешенный Крис и бойкая, импульсивная Кларисса. Эти отношения были далеко не идеальными, но однозначно были достойными всего моего восхищения и даже спокойствия очень волнующегося за свою единственную дочь мистера Ла Ру. Но они закончились так неожиданно, что никто толком и не сообразил, как это случилось. Просто и не громко, в один из тех зимних дней, когда даже дети предпочитают кружку какао и любимые мультики играм в снегу; когда мелкие снежинки, кружась в своём замысловатом танце, медленно опускаются на землю; когда ничего не предвещает беды. И как правило, именно тогда она и случается. Именно вечером такого дня Кларисса постучала в дверь моей комнаты: она не плакала, на её лице застыл шок. Девушка говорила что-то невнятное о Крисе, о том, что между ними всё кончено. Она уснула на моей кровати, не проронив ни единой слезинки, а я так ничего и не поняла. И не понимала до сих пор. — Точно не сейчас. Кларисса растягивает губы в вымученной улыбке и шумно выдыхает, словно в попытке сбросить с себя всё напряжение, вызванное воспоминаниями о произошедшем. Я никогда не давила на девушку, если тема заходила о её прошлых отношениях, и не совсем поддерживала позицию Нико относительно глупо потерянного времени. В конце концов, у всех свой предел, и разным людям нужно разное количество времени, чтобы примириться или принять решение бороться со сложившимися обстоятельствами. Это только в наших с Ди Анджело ситуациях время играло ключевую роль на данный момент. И мы его уже упустили. У Криса и Клариссы, наоборот, была целая жизнь. Пусть это всё равно нисколечко не оправдывает их поведение в большинстве случаев. — Без проблем, — я мягко ей улыбаюсь и снова отворачиваюсь к зеркалу. — Тебе нечего бояться, Бет, — произносит это так, как умеет только Ла Ру. Жёстко, но в то же время с поддержкой и уверенным блеском в глазах. — Тем более, тебя всё равно будут ждать. Лучше не провоцировать лишних сплетен. Я продолжала сверлить взглядом своё отражение, больно закусив губу. В глубине души, естественно, я знала, что пойти придётся, несмотря ни на свои сомнения или желание выкинуть из головы пронзительный взгляд глубоких зелёных глаз. Мне всё равно предстоит сделать это, так или иначе. Больше всего мне претило наблюдать за Джексоном, сопровождающим свою невесту и ведущим себя так по-королевски нелепо, и ощущать это чёртово покалывание в грудной клетке. Будто бы сердце, в которое вонзаются сотни мелких острых иголочек, бьётся о ребра, как птица о прутья своей клетки. Птица с короной на голове, сидящая в построенной ещё задолго до ее рождения огромной клетке из золота. Это было нечестно, но это было. И наверное, сейчас самое время, чтобы начать учиться с этим мириться. Или же просто позволить себе расслабиться, насколько это вообще было возможно на такого рода мероприятии. Распахнуть свою собственную клетку и забыть о её существовании на один вечер. Оставался лишь один вопрос: приглашение на бал было ключом от этой клетки или приманкой? И я не знала на него ответ. Но начинала верить в то, что справлюсь. Или же очень хорошо убеждала себя в этом. — В любом случае, мне срочно нужна твоя помощь! — излишне бодро объявила я, пытаясь дотянуться до молнии, начинавшейся где-то ниже середины спины. Ла Ру фыркнула и, подойдя поближе, помогла мне справиться с застёжкой. — Спасибо, но я не совсем это имела ввиду, — я бережно положила платье на кровать и, уперев руки в бока, посмотрела на подругу: — Ты совершенно права: бал уже скоро, а я совсем не готова. — Только не это, — скривилась она. — Ты же знаешь, что я не так уж и сильна в причёсках и макияже. Это больше по части Рейчел и Бьянки. — Думаю, у них обеих сейчас есть дела поважнее, — я многозначительно вскинула брови и, накинув халат, направилась в сторону ванной комнаты, бросив напоследок: — Вся надежда только на тебя! *** Светловолосая девочка сидела на высоком стуле и сосредоточенно дописывала своё домашнее задание. Ей уже не терпелось закончить: Лу разрешила взять мороженое из огромного холодильника, больше напоминающего монстра из сказки, но только тогда, когда она закончит делать уроки. Лу Эллен знала, что девочка всегда выполняет домашнее задание, даже если ей не обещают за него вознаграждение, но не сдержалась: женщине очень хотелось побаловать этого ребёнка. Ведь она совсем недавно пошла в среднюю школу и только-только переехала в огромный дворец по работе отца, и у нее почти не было друзей. Не считая, разумеется, Лу, которая позволяла ей проводить время в маленькой подсобке сбоку от королевской кухни. А после того, как рабочий день заканчивался, они обычно вместе пили чай и разговаривали о том, как прошёл их день. Девочке нравилась Лу. И ей нравилась учительница, задание которой она сейчас так старательно выполняла. Учительница слегка картавила, носила огромные очки в роговой оправе и была добра со своими учениками, хотя иногда давала непонятные задания. Сегодня, например, нужно было написать в отдельной тетрадке список вещей вокруг себя, которые они хотели бы изменить, и объяснить причину. По крайней мере, попытаться. Вряд ли учительница ожидала многого от детей, которым едва перевалило за одиннадцать. Но девочка была смышлённым ребенком и, самое главное, отлично знала, что хотела бы изменить. Одним из первых пунктов в её списке было: «Друзья». Заправив выбившуюся из косички светлую прядь за ухо, она поставила точку, остановившись ровно посередине двенадцатилистовой тетради, и, ловко спрыгнув со стула, побежала в сторону холодильника. Аккуратно приоткрыв дверь, девочка заглянула внутрь, как делала всегда, чтобы убедиться, что свет спугнул всех монстров, и проскользнула внутрь. Мороженое лежало в маленькой коробке на самой нижней полке за трюфелями. Девочка проводила много времени на кухне и выяснила название большинства незнакомых ей продуктов. У них всех были замудрённые названия и, кажется, они очень дорого стоили. Долго выбирая между шоколадным и клубничным вкусом, остановившись всё же на клубничном, девочка расставила всё по местам и поспешила выбежать из холодильника, потирая немного замёрзшие ладошки. Она закрыла за собой дверь и с удивлением обнаружила, что стул, на котором она сидела, уже был занят каким-то слишком худым и слишком длинноногим мальчишкой. Он бесцеремонно читал записи в её тетради, сдвинув тёмные брови на переносице, и подперев костлявой рукой отросшие иссиня-чёрные волосы. Почему-то он показался ей смутно знакомым. — Эй! — воскликнула девочка, привлекая его внимание. — Это моя тетрадь! — Мне жаль, — спокойно ответил мальчик, даже не сдвинувшись с места. — Потому что я бы поставил за это «неуд». — Почему? — встревоженно спросила она. — Потому, что это, — он поднял голову и ткнул пальцем в записи, — девчачьи глупости. — Сам ты глупости! — ощетинившись, воскликнула девочка. — А у меня будет «отлично»! — Нет, это глупости, — настаивал черноволосый. — Можно изменить важные вещи, а не дурацкое меню в твоей школьной столовой. — Можно изменить всё, что захочется, — повторила слова учительницы девочка, забираясь на стул недалеко от своего собеседника. — Если у тебя есть веская причина. — Нет. — Нет? — Одной причины и хотения мало, — фыркнул он. — Не хотения, а желания, — поправила она. — Глупый! — Это ты глупая, — вмиг среагировал мальчишка, но совсем не выглядел обиженным. — А спорим, что я смогу написать лучше? И ты сама это поймёшь, когда прочитаешь! — Мне не понравится твой список, — уверенно заявила девочка, уже позабыв о таявшем мороженом. — Спорим? — он ухмыльнулся, став в этот момент подозрительно похожим на чертёнка, и перегнулся через стол, протягивая ей руку. — На мороженое! Она замялась, зная, что если проиграет, то сегодня больше мороженого не получит: Лу разрешала брать только по одному в день. Но как же хотелось доказать этому противному мальчишке, что она лучше! А она была уверена в этом. Поэтому девочка тяжело вздохнула и, пожав руку своему сопернику, положила мороженое обратно в холодильник, чтобы оно не успело растаять, пока мальчик будет писать. — Меня зовут Нико, — невзначай бросил он, берясь за ручку. — Как принца? — её глаза расширились. — Типа того. — А меня Аннабет. — Можно Бет? — не отрываясь от написания, спросил мальчик. — Нет! — его собеседница почти подпрыгнула на стуле от гнева. — Аннабет! Он лишь снова ухмыльнулся и больше ничего не сказал. А спустя не многим больше часа мальчик с именем, как у принца, и девочка, которую нельзя называть Бет, разделили клубничное мороженое на двоих. Я ещё не видела Нико сегодня. Ведь самым главным и волнительным событием дня был именно его день рождения, а вовсе не этот бал, на который уже съезжались гости со всех концов Третьего и не только королевств. Я разглядывала небольшую чёрную коробочку и свёрток, перевязанный бечёвкой, и не знала, как поступить: взять подарок с собой или вручить его уже после бала? Естественно, мне не хотелось, чтобы два моих небольших презента затерялись где-то во время торжества, потому что вряд ли у Нико будет возможность присесть, чтобы открыть их. Но одновременно я чертовски сильно хотела поскорее увидеть лицо Ди Анджело, когда вручу ему то, что подготовила. Конечно, сомнительно, что его удивят запонки прямоугольной формы. Они не были очень дорогими и даже близко похожими на те, что он обычно носил, но я почему-то была уверена, что парень оценит. Второй подарок был завернут в свёрток из крафтовой бумаги. Это была старая тоненькая жёлтая тетрадь с нарисованными на обложке цветочками посередине и маленьким черепом в правом нижнем углу. Я нашла её совсем недавно, когда разбирала свои старые чертежи, пытаясь отгородиться от назойливых мыслей. Все двенадцать листов в клетку были исписаны: первая половина — моим аккуратным круглым детским почерком, а вторая — размашистыми, забирающимися друг на друга буквами одиннадцатилетнего Ди Анджело в день, когда мы познакомились. И когда оба нуждались в друге больше, чем когда-либо, ведь я маялась от одиночества тогда неопределённое количество времени, а Нико только оборвал все связи со своими бывшими друзьями, принцами и принцессами после драки с Перси. Мне показалось, что содержимое этой тетради может показаться ему актуальным сейчас. Или хотя бы вызвать улыбку на постоянно хмуром в последнее время лице. Ведь, даже несмотря на его упёртость в одиннадцать лет, которая, к слову, никуда не делась и в двадцать один, некоторые пункты его списка были такими же забавными и не реалистичными, как и мои. А от других буквально слёзы наворачивались. Вздыхаю и кладу подарки на расчищенную от бумаг и канцелярских принадлежностей поверхность стола. Снова подхожу к зеркалу. Младшая сестра Эндрю, Изабель, которую Кларисса каким-то магическим образом сумела отыскать, пока я была в душе, сотворила что-то невероятное и в то же время не сделала ничего особенного. Мои светлые волосы почти обыденно волнами струились по плечам. Только несколько передних прядей были закреплены сзади подходящей заколкой, поблёскивающей в свете ламп своими маленькими фиолетовыми камешками. Минимум макияжа, который, в сущности, и не требовался, — я все равно буду в маске. Аккуратной ажурной маске в тон платью, придающей образу некий шарм и загадочность. Потуже завязываю ленту, чтобы маска лучше держалась, и, бросив последний взгляд на стол, выхожу из комнаты. В коридорах дворца, украшенных к Рождеству, непривычно пусто. Весь персонал сейчас задействован на празднике, а всех гостей сразу сопровождают в Большой зал, наверное, преображённый до  неузнаваемости. Рейчел недаром проделала такую огромную работу и, думаю, уже дождаться не может своих заслуженных выходных. Огромная сверкающая ель одиноко возвышалась посреди главного холла, пока я как можно медленнее в попытке оттянуть неизбежное шла к распахнутым дверям Западного крыла. Большой зал располагался в самом конце коридора. Были включены только бра, а оттуда, где уже собирались гости, лился тёплый свет и была слышна негромкая музыка. До официального начала, которым должна была послужить небольшая речь короля Аида, добродушного и гостеприимного хозяина дворца, оставалось меньше получаса, и я не была уверена, стоило ли приходить так рано, да еще и одной. А с другой стороны, с кем я могла появиться? Только с Нико, но он сейчас встречал гостей на улице, как и полагается нормами этикета, которые мой друг и без того игнорировал достаточно. Сегодняшний вечер Ди Анджело должен был вести себя подобающе, хотел он того или нет. Конечно, оставалась ещё Бьянка, но она помогала Рейчел с организацией и, скорее всего, уже давно была в зале. Это придало мне некоторую уверенность. Сделав несколько неуверенных шагов вперёд, я вдруг услышала негромкие ругательства из-за приоткрытой двери в тренировочный зал, где обычно занимались ребята мистера Ла Ру. Странно. Сегодня их там быть не должно. Вся охрана, включая и саму Клариссу, была распределена по территории замка. Не было большим секретом, что журналисты могли быть слишком уж упёртыми, ловкими и изворотливыми. А некоторые настолько, что легко перемахивали через кованые ворота дворца. Заглядываю в помещение, решив, что это может оказаться кто-нибудь из моих знакомых работников. И это действительно оказался мой знакомый. Только далеко не работник. Под светом единственного включенного ряда ламп стоял, сражаясь со своим галстуком-бабочкой, не кто иной, как сам Люк Кастеллан. В тёмно-синем смокинге, начищенных, едва ли не сверкающих, туфлях, он мучал свой галстук, сверкая фамильным перстнем и оскалом белых зубов. — Не получается? — не сдерживаюсь я, издав смешок. — Чейз? — принц оборачивается, и я прохожу внутрь, прикрыв за собой дверь. — Неужели меня так просто узнать? — Твои издевательские нотки в голосе, — он закатывает глаза, снова разворачиваясь к огромному зеркалу на всю стену. — Терпеть не могу бабочки. — Я помогу. — Да? Люк удивлённо косится в мою сторону, и я закатываю глаза, подражая ему. Очевидно, стереотипы это не только по моей части. Но тем не менее, я становлюсь напротив него и уверенными движениями проделываю то, чему меня, любопытную и стремящуюся узнать всё обо всем и научиться всему, ещё в тринадцать научил Нико под умилённым взглядом своей матери. Стоит мне закончить, Кастеллан вновь разворачивается к зеркалу, удивлённо разглядывая то, над чем он мучался неопределённое количество времени и что я сделала за пару минут. — Не думал, что ты из тех, кто умеет завязывать бабочки, — я бы восприняла это как попытку уколоть, если бы не искреннее удивление в глазах парня. — Спасибо. — А я думала, что ты из тех, кто делает это постоянно, — парирую я и улыбаюсь. — Пожалуйста. — Предпочитаю классические галстуки, с бабочками обычно помогает мама, — его голос становится немного жёстче. Не знай я о том, что происходит с матерью Люка и кто в большей степени в этом виноват, я бы, наверное, и не заметила этой перемены. Но мне была известна эта история, и мысли о ней до сих пор иногда посещали меня в самое неожиданное время и больно били под дых. — Отлично выглядишь, кстати, — через плечо бросает Кастеллан, затягивая бабочку потуже. — Ты тоже, — только вот чего-то явно не хватает. — Где твоя маска? — Была где-то здесь, — он рассеянно оглядывается вокруг и, наткнувшись на что-то взглядом, поднимает маску с пола рядом с собой. Удивительная небрежность. Казалось, обычно слишком спокойный и, можно сказать, даже непоколебимый Люк немного нервничал. Отряхнув её, принц ловко завязывает чёрную ленту на затылке. Тёмно-синяя, под цвет смокинга, маска на пол лица с золотистым рисунком с двух сторон игриво оттеняет его голубые глаза. А вкрапления золота придают маске более богатый и праздничный вид. — Ты в порядке? — спрашиваю я, когда парень в очередной раз поправляет воротник своей рубашки. — Чувствую себя разодетой обезьянкой в клетке. Улыбаюсь, вспомнив, как пару часов назад думала приблизительно о том же. — Очень даже со вкусом разодетой. Он усмехается в ответ на мою попытку разрядить обстановку. — Комплимент засчитан. — О, я не пыталась сделать тебе комплимент, — на этот раз Люк позволяет себе рассмеяться. Я немного удивляюсь, когда Кастеллан молча, одним лишь красноречивым взглядом, предлагает мне взять его под руку, но проглатываю так и норовящую сорваться с языка реплику и придаю лицу спокойное выражение. Двери Большого зала уже оказываются закрыты, когда мы выходим в коридор. Зато возле них стоит паренёк в красно-черной форме и такого же цвета маске, которые, наверное, красуются этим вечером на всех официантах, кому повезло обслуживать это мероприятие. В руках паренёк держит планшет для бумаг, вероятно, со списком гостей на нём. Я не очень понимаю, к чему весь этот пафос, и искренне надеюсь, что он не собирается, распахнув двери, громко объявлять имя пришедших и их титулы. Потому что мне, за неимением последнего, явно будет не очень комфортно. — Мило. — Совсем нет. — Расслабься. — Я расслаблена. Кастеллан ухмыляется, бросив короткий, но выразительный взгляд на мою руку, слишком сильно сжавшую тёмно-синюю ткань его рукава. — Могла себе представить, что будешь идти сюда со мной? Мне сначало подумалось, что у этого вопроса определенно точно был язвительный подтекст, наподобие: ты бы хотела, чтобы на моём месте был кто-то с волосами потемнее, с глазами позеленее и чтобы звали его Перси. Но вовремя одёрнув себя от глупой привычки искать скрытый смысл там, где его нет, лишь без всякой надобности поправляю юбки платья и отрицательно качаю головой. — Я вообще не могла себе представить, что буду говорить с тобой. И тем более, что зауважаю, — слова вырываются наружу прежде, чем я успеваю подумать о том стоит ли. И это, думаю, должно только подтвердить мою искренность. — Как и любого из вас. — Хочешь ещё больше удивиться? Я думаю, что Ди Анджело повезло с таким другом, как ты, — заявляет Люк, и мне не нужно никаких доказательств в том, что он действительно так считает. Когда мы останавливаемся возле дверей, принц называет наши имена пареньку, который, даже несмотря на прозвучавшую фамилию Кастеллан, с важным видом принимается проверять свой список. А я в очередной раз осознаю, какой огромный путь сумела проделать за время этого злосчастного приёма. Сколько всего, что раньше считала аксиомами этой системы, подвергла сомнению. Сколько людей оказались намного глубже, а их истории — намного сложнее, чем я думала. Пусть в конце это принесло колючее чувство разочарования и грусти, глупо забывать и о положительных итогах этой истории. Истории, череды выборов, которые, может, и нельзя назвать лучшими в моей жизни, но определённо стоящими. — Готова? — спрашивает Люк, когда двери распахиваются, выпуская в коридор негромкую музыку и приглушенные голоса. — Спектакль начинается. Я не знала своей роли в этом спектакле и, уж тем более, своих реплик. Казалось, будто бы у меня этой роли и вовсе нет. Но этой ночью она была у каждого. Люк ошибался. Потому что бал-маскарад был лишь одним из действий этой затянувшейся постановки. А мы, сами того не подозревая, были ее авторами.