Доступный

      Всё оказалось намного хуже, чем Олаф ожидал. Снова он нагой, снова в повиновении. Девушка в комнате не была одна. Помимо неё, у дверей стояло двое охранников, видимо, из её личного сопровождения, с мечами в ножнах. Лица их казались абсолютно непроницаемыми. Если же князь их не будет слушать, они с лёгкостью смогут переломать ему хребет. Положение безвыходно, придётся терпеть над собой очередной акт издевательства.       — Ляг, — Мария указала ладонью на скамью из дуба с шершавой поверхностью. Олаф помедлил, но повиновался. Леди, а это читалось по её бледной коже, тонким нежным рукам и дорогим украшениям. Ходила она бесшумно, или же ковёр перекрывал все звуки. А потому, когда женская ладонь дотронулась до худой спины, покрытой недавно зарубцевавшимися ранами, юноша вдрогнул и судорожно выдохнул. По коже побежали мурашки.       — Ты должен молчать, — она провела от поясницы до линии роста волос головы, затем ухватила пленника за шею, больно впиваясь в кожу длинными ногтями, — вытяни руки вперёд и сомкни их вместе.       И снова Олаф связан, и снова Олаф унижен. Но в том, что это делает женщина, было противоречие. Она связала его руки, потормошила по волосам, затем оставила непродолжительную паузу без действия.       За это время Мария взяла розги, а потом начала хлестать принца по рукам, ягодицам и спине. Первые удары юноша терпел, хоть и не мог быть к ним готов, затем же тихо стонал сквозь сжатые зубы.       «Сохранять достоинство. Терпеть».       — Послушный мальчик, Джонас тебя очень сильно расхваливал. Я очень довольна.       Сто ударов. Ровно сто алеющих полосок по телу со взбухшей воспалённой кожей.       — Повернись на живот, мой мальчик, — он послушался. Дерево неприятно терлось о кожу, причиняя страдания, искажая лицо князя в гримасе боли. Мария зафиксировала и лодыжки. Пощёчина, ещё одна. И снова розги.       Руки, грудь, живот, ноги. И гениталии. Когда она ударяла хлёсткой ивовой веточкой по стволу члена или, не дай бог, задевала яички — Олаф кричал, елозил, но ей нравилось мучить мальчишку, нравилось слушать его и видеть слёзы на лице.       О да, Мария чувствовала дичайшее возбуждение, удовольствие. Подчинения, унижения. Мучить тех, кто сильнее, кому открыты все дороги. Она ненавидела мужчин, а особенно то, что было у них между ног. Слишком лёгкая жизнь, которую они не заслуживают.       — Заткнись, я же говорила тебе молчать, — голос сорвался на крик, кажется, она попала бриллиантовым кольцом по губе и рассекла нежную кожу. Откинув под лавку розги, она присела на корточки и начала разглядывать достоинство Олафа, трогать его, оттягивать кожу крайней плоти, сжимать мошонку, щекотать под ней. Более интимного и неловкого момента он ещё не чувствовал. Быть может, только в тот момент, когда Джонас нарядил его и засунул в анал железный крюк.       — Не нравится, да? Глупое создание, ничтожество, — она плюнула ему в лицо. Олаф сжал зубы, чтобы не наделать глупостей. — Скажи спасибо за то, что я вообще обращаю внимание на такое убожество.       — Нет, — Олаф сказал чётко, ясным взглядом смотря прямо в глаза Марии. — То, что ты меня купила, не значит, что я тебе продался. Я не раб, я принц и будущий правитель Норвегии.       — Ты больше никогда не будешь принцем, а тем более правителем. Ты лишь подстилка, половая тряпка или животное для дрессировки, не более того, — оно закрыла рот принца рукой, втиснув пальцы между зубов. — Хочешь, я отдам тебя моим мужчинам? Они не чураются своего пола, а моим глазам очень нравится смотреть, как они унижают мои игрушки. Или тебе что-то поинтереснее подобрать? Посадить в клетку, отдать собаке? Знаешь, какого это, когда тебя имеет животное? Конечно, не хочешь.       Девушка почти что любовно провела по щеке побледневшего мальчишки. Гордый, а это приятней ломать.       — Вижу, что не хочешь, а потому даю тебе шанс всё исправить, — она развязала веревки на запястьях и лодыжках, а потом подала в руки мальчишке большое дилдо. — Сядь на него.       Она не просто так собралась смотреть, она снова взяла в руки розги.       — Я буду считать до десяти, и если не увижу послушания с твоей стороны — буду бить, ну, а если это не подействует — тебе помогут мои друзья.       В груди что-то перевернулось. Он не мог позволить себе это сделать. Добровольно засунуть в себя игрушку. Она сумасшедшая.       Мария тем временем начала считать. Один удар — и принц подскочил на месте, чуть не упав со скамейки. Второй удар, и он сжался в стену. Третий. Четвертый. Пятый. Шестой. Седьмой. Восьмой.       Охранники начали приближаться. Олафа охватило отчаяние. Они его отымеют… Какое унижение, это невыносимо. В глазах блестели слёзы и лились по лицу. Он решился, лучше самому.       Присев на пол, он засунул пальцы в рот, доставая до горла, собирая вязкую слюну, чтобы очень хорошо смазать фаланги. Принц старался не смотреть в сторону женщины, которая явно наслаждалась зрелищем. Девятый удар.       Олаф потянул руку изо рта за спину. Три пальца внутри, неприятно, гадко, но лучше, чем чужие. Максимально разработать, ещё слюны, попробовать четвёртый палец. Десятый удар. Скривившись, принц взял дилдо и начал медленно на него опускаться. Господи, как же это ужасно. Мальчишка охнул от боли, когда Мария надавила на его плечи и до основания посадила его на деревянный фаллос. Внутренности заболели, но Мария держала крепко.       — Целуй руку, — он поцеловал. Девушка очень довольна, в душе же Олафа разруха. — Мило, очень мило, но обслужить моих друзей тебе всё равно придётся. Удачи тебе, может быть, увидимся ещё.       И она ушла, оставив пленника наедине с двумя крепкими мужчинами. Он так и сидел с игрушкой в заднице. Ему пришлось делать минет, тоже самому. Но этот раз его не били, а приложили к горлу нож. Оба кончили на пол, а потом заставили слизывать сперму с ковра, целовать ноги.       Ушёл от них Олаф в разрозненных чувствах. Наконец пришло осознание того, что его обыденность — это боль и унижения, члены перед лицом, члены в заднице, вкус спермы, слёз и крови.