Libertatem

— Кассиопея отличается своей уникальной формой «W» — астеризм, созданный пятью яркими звездами. Слева направо: Эпсилон, Дельта, Гамма, Альфа и Бета Кассиопея. Сейчас я вам его продемонстрирую, — Мирон подкинул в воздух перо и произнёс заклинание, которое превратило его в самый что ни есть кусочек космоса. Только намного меньше, буквально метр на метр. — Прошу прощения, Мирон Янович, но какой это курс трансфигурации? Я не видел этого заклинания в учебниках, и вообще является ли оно… — определённо, этот парень со второй парты собрался читать лекции преподавателю, считая, что знает все и вся. Где-то он видел похожего ученика. — Представьтесь, молодой человек. — Дмитрий Ларин, маг в восьмом поколении, — парнишка был явно доволен тем, что смог лишний раз похвастаться своей родословной перед всем классом. — Так вот, Дмитрий, маг в восьмом поколении. Это заклинание вы можете найти в своде заклинаний от 1958 года, утвержденном Министерством Магии. А теперь, когда я удовлетворил ваше любопытство, зарисуйте, пожалуйста, себе в тетрадь схему созвездия. Ларин раздраженно буркнул что-то вроде «конечно» и сел за парту. Его рыжий сосед шепотом спародировал его «маг в восьмом поколении», из-за чего класс захихикал. — К слову, задание относилось ко всему классу. В конце урока я проверю, что вы записали, — Федоров на самом деле не собирался ничего проверять, но четвёртый курс ещё охотно верил в такие «угрозы». Когда все начали писать, он подошёл к окну. Из окон его класса отлично просматривалась площадка для Ознакомления с волшебными тварями. Так здесь называли предмет «Уход за магическими существами». Сейчас там как раз был урок. Седьмой курс знакомили с грифоном, что удивило мага, ведь это животное четвёртого уровня опасности, с ними не знакомят студентов на уроках. Но то, что происходило там, поразило его ещё больше. Тот самый Карелин, к которому первого сентября улетел Марк, ругался с профессором, то и дело пытаясь подойти к зверю. Он махал руками, кажется, даже повышал голос, показывал руками на грифона. А когда ему удалось к нему пробиться, то он снял с него веревку, которая связывала клюв, и перевязал на шею. Это было самым настоящим безумством, ведь грифы одни из тех животных, что всегда рвутся к свободе, и вполне могут убить за неё. Но этот лишь толкнулся клювом Славе в грудь и замахал крыльями. Все студенты стояли с палочками наготове, а профессор что-то говорил парню, но тот лишь поправлял веревку на шее существа. — Мирон Янович, готово. Проверять будете? — В конце урока, Дмитрий, я же сказал… Продолжим. А сейчас Владимир Горин назовет звезды, которые он обозначил на схеме… В конце уроков Мирон решил подойти к директору, чтобы узнать, откуда у них магические существа высоких уровней, и почему с ними ознакамливают студентов. Кабинет Грозова находился на шестом этаже, и дойти туда было сродни подвигу для преподавателя. Федоров ещё не до конца разбирался в проекции школы, так что в этом ему помогал тот самый Пушкин. — Так зачем Вам Грозов? Неужто собрались обратно, в Англию? — Александр Сергеевич обладал просто невероятным любопытством. А ещё он успевал флиртовать со всеми дамами, что встречались ему на пути, что весьма раздражало. — Мирон Янович, не эта лестница. Разве не видно, что она ведёт к обычной стене? — Я бы хотел спросить у него по поводу Ознакомления с волшебными тварями. Сегодня я видел, что студентов знакомили с грифом, и нахожу это весьма опасным, — волшебник резко сменил своё направление и пошёл по другой лестнице. Ему определённо нужна Карта Мародёров. — Не лгите, прошу. Вы туда идете по поводу Карелина, да? Весь Институт гудит об этом, — призрак снял шляпу и с драматическими нотками в голосе начал: — Он был хорош собой, душою честен, Не признавал мундира и погон… — Так-так-так, подождите. Со стихами успеете. О чем все говорят? — Федоров определённо не хотел выслушивать очередную поэму длинною в жизнь. — Оу, так Вы не в курсе? — у поэта загорелись глаза. Он был ещё тем сплетником, так что с удовольствием поведал Мирону о случившемся. — На уроке с Аркадием Алексеевичем он отчаянно рвался к грифону, чтобы освободить существо от оков. По его словам, бедная птица не могла нормально дышать и еле стояла на ногах… Я там не был, но многие утверждают, что юнец был прав. Через бой с наставником ему удалось освободить птицу. Я напишу об этом поэму, прямо сейчас! И Пушкин буквально растворился в воздухе, оставив учителя одного. Он не имел ни малейшего понятия о том, куда идти. — Не подскажете, как пройти к Александру Владимировичу? — он спросил у девушек на картине, которые вроде как плели венки. — Так Вы практически и пришли, мсье. Обернитесь и все увидите сами, — они захихикали и побежали на другую картину, оставив лишь пейзаж. Мирон обернулся и увидел лестницу, ведущую к огромной дубовой двери. Поднявшись, он хотел было постучать, но дверь внезапно открылась. Внутри все было… Величественно? Да, скорее так. Резные фигуры зверей, некоторые из них даже двигались, шкаф с книгами на всю стену, картины… На столе сидел сокол, который не сводил с гостя пронизывающего взгляда. — Эта птица невероятна. Его подарил мне отец, когда я только поступил сюда. Яков был со мной все это время, поддерживал меня во всем. Соколы верны своим хозяевам, и остаются таковыми до самой смерти. Звери, птицы умнее, чем нам кажется, не правда ли? — Грозов появился будто из ниоткуда. Грузной походкой он проследовал к своему столу. Полы ярко-алой мантии кое-где касались пола, что создавало некое шуршание. И вновь пахло хвоей. Грозов был высоким мужчиной лет семидесяти пяти, с седыми висками. Но у него не было бороды, хотя такой возраст часто располагает к этому атрибуту. Несмотря на года, он все ещё был крепок телом. Широкие плечи, волевые руки. И взгляд. Точь-в-точь, как у его сокола. — К слову о животных. Я как раз хотел спросить об одном из их представителей. Гриф. Вам не кажется, что довольно-таки рискованно держать его для уроков? — теперь Федорову его вопрос казался весьма неуместным, особенно после слов директора. — Да, наш всегда отличался крутым нравом. Но он никогда ни на кого не нападал, поверьте. Тем более, ученики сами не подходят к таким существам ближе, чем дозволено. Боятся, все-таки, — мужчина хмыкнул и погладил Якова. — Но сегодняшний случай… Студенты могли пострадать. — Безусловно. Карелин поступил против правил, он будет наказан, если вы настаиваете. Но представьте на пару секунд то, что бы случилось, не сделай он этого. Животное бы, право, задохнулось, или же стало искать свободы. Профессор Вирхов действительно неправильно перевязал пасть бедняге, — Мирон понял, что он прав. Иначе бы гриф просто разбушевался, пытаясь снять веревку. И Мерлин знает, к чему бы это привело. — Но почему гриф… Слушался его? — А Вы бы напали на того, кто услышал Вас и пришёл на помощь? — Грозов посмотрел прямо в глаза молодому преподавателю. Тому стало неуютно, прямо как тогда, когда он, будучи второкурсником, нечаянно разбил стекло одной из теплиц, и его отчитывала Макгонагалл. — Вячеслав самый обычный студент. Со своими секретами, в которые ни я, ни Вы, не имеем права вмешиваться. Как он это заметил, понял — далеко не наше дело. Федоров глубоко вдохнул. Слова мужчины были действительно верны. Каждый имеет право на секрет, пока он не приносит никому вреда. — Я… Я Вас услышал. Если Вы не против, то я пойду, — он развернулся к двери и собрался было идти, но остановился. — И Ваши слова о том, что накажете его по моему настоянию. Не нужно. Это будет несправедливо. Федоров вышел из кабинета. Дни в Дурмстранге не были такими уж плохими, какими казались до перевода. Мирон нашёл себе парочку друзей, среди которых был тот самый молодой преподаватель Иван. Он оказался весьма интересным собеседником, правда, со своими тараканами. Евстигнеев любил делать фото на маггловский фотоаппарат. Ему нравилось в них то, что изображения на них были неподвижны. Мужчина часто приносил Федорову фото ночного неба, которые могли пригодится на уроке для проверочных тестов. Да и просто были красивы, признаться. А ещё Мирон втянулся в свой предмет. Особенно он любил проводить время в Звездной башне, где стоял мощный телескоп. По средам у него здесь были ночные уроки, на которые приходили все желающие, которых, к слову, собралось достаточно. Но это не шло ни в какое сравнение с тем, когда он был там один. И сейчас Федоров стоял и рассматривал звездное небо. Он ежился от холода, натягивая накидку выше на плечи, но сходить за более тёплой не хотел. Сейчас скопление астероидов было интереснее. Но от этого Федорова отвлёк знакомый звонкий смех. Знакомый чуть ли не до зубного скрежета. Диана. Он слышал этот смех, когда переплывал озеро. Та самая русалка, которую так не любил Михаил. Мирон навел телескоп на озеро и действительно увидел её. Русалка сидела на камне и звонко смеялась. А рядом с ней стоял парень в ярко-красной мантии и шикал на неё, пытаясь заставить умолкнуть. Этот парень был высок и даже со спины кого-то напоминал. Когда Диана наконец-то перестала смеяться, то он опасливо оглянулся по сторонам. Благодаря мощности телескопа, Мирон отчётливо увидел лицо того парня, и внутри все будто сжалось. Тот самый Карелин. Но что он делает у озера ночью, когда устав школы приказывает всем студентам быть в своих комнатах? Слава ещё что-то сказал русалке, после чего быстрым шагом пошёл в сторону Чёрного Леса. Все это слишком странно. Учитель хотел было пойти за ним, но вспомнил о словах Грозова. Слава и его секреты. Директор института явно знает больше, чем говорит, и это напрягло. Мирон решил, что не хочет этим ломать голову и было продолжил наблюдать за небом, но стало слишком холодно. И он ушёл, изо всех сил стараясь не думать о том, что видел.