120 ударов в минуту

На такой высоте воздушные течения были так сильны, что буквально швыряли Тэрона из стороны в сторону, мешая подлететь вплотную к дирижаблю. Плана, как попасть внутрь, не было, пока что целью было встать на крошечную подножку и вцепиться в дверь руками, чтобы не свалиться, если мотор ранца опять заглохнет. Промазав несколько раз, Тэрон наконец буквально впечатался в дверь, на громкий звук обернулись все гости. В этот момент на пластинку поставили иглу и заиграла песня Non rien de rien Эдит Пиаф, отвлекая внимание. Колин сделал погромче, убрал обложку пластинки в сторону и, взяв себе бокал шампанского, ужасно неспешно отправился к окну, чтобы понаблюдать за безуспешными попытками молодого человека попасть внутрь. Это не жестокость, это урок, что не следует столь некрасиво вести себя по отношению к людям. Еще один удар в дверь все же привлек к себе внимание швейцара, который в лучших традициях стоял рядом. Он растерянно обернулся, не зная, что делать, но выучка сработала, и он потянул руку к блокирующему замку. — И что это вы делаете? — всему салону повезло, что Колин успел вовремя. — Вы в самом деле решили открыть дверь на высоте более 20000 футов? Вы в своем… — Но ведь постучались! — дубина швейцар явно ничерта не знал о разгерметизации и прочем. — Постучались? — Колин украдкой посмотрел в окно, но как назло Тэрон его заметил и замахал рукой, от чего его чуть не унесло порывом. Ферт в ответ приподнял свой бокал и повернулся к молодому человеку спиной. — Вы сами-то осознаете, какую ерунду несете? Донельзя разозленный Эджертон буквально взвыл, в голове на несколько секунд помутилось. Если бы он мог разбить стекло и скинуть Ферта вниз, то сделал бы это. В воображении тут же красочно все нарисовалось, ведь чувства чувствами, а отношения такого к себе терпеть он не подписывался. Тэрон выдохнул и поднял руку. Три быстрых, три медленных, три быстрых. Переждать, прислушаться, снова. Три быстрых, три медленных, три быстрых. Еще повтор. В окнах появились удивленные лица, потом все больше и больше, дама в гигантской лавандового цвета шляпе закрыла всем обзор, и наконец защелкал механизм двери. Дверь открывалась наружу, Тэрон завис на краю подножки, когда его начало сдвигать, но кто-то вцепился в его куртку и втащил внутрь. Не удержавшись на ногах, Эджертон завалился вперед, взмахнул руками и плюхнулся на зад, очень больно приложившись копчиком. Подняться пока он сил не чувствовал, так что стянув очки и респиратор с лица, Тэрон оглядывал высокое общество, собравшееся сегодня чествовать инженерную мысль. Все очень сильно напоминало ему фотографии в газете, посвященные Королевским скачкам в Аскоте, длившимся 5 дней с финальным награждением быстрейшего механического коня и лучшей шляпки. Здесь так же за массивными головными уборами не было видно ничего, господам в черных и серых фраках приходилось изворачиваться самыми затейливыми способами, чтобы не зацепиться ни за один и не получить по лицу колючими павлиньими перьями. На Тэрона довольно скоро всем стало наплевать, больше джентльменов огорчало, что при короткой разгерметизации рухнула пирамида бокалов с шампанским. Дамы продолжали украдкой поглядывать на него, их романтичные натуры, сложившиеся по большей части лет сто назад на произведениях типа «Любовник Леди Чаттерлей», тянуло к столь молодому человеку, столь отважно сюда добравшемуся. Господин мэр снисходительно позволил Тэрону остаться, получив свои бумаги, он испытал то же добродушие, которое свойственно сытым львам. Выпереть его обратно в небо ничего не стоило, но в праздники власть имущие становились щедрее, а сегодня был определенно праздник. Оставив ранец в безопасном по его мнению месте, Эджертон бочком вдоль стенки, всеми силами не желая быть втянутым в чужие разговоры, обошел гостей и остановился у бара. На земле он всегда заказывал пиво, памятуя об опасных для его цельного организма ингредиентах в коктейлях. Вот только здесь пива не было, на самом деле, может, и было, но спросить Тэрон постеснялся. Пробежав названия глазами, он выбрал виски, его он по крайней мере уже пробовал, которого налили на дно стакана буквально кот наплакал. Не скривиться от вкуса не получилось, аж дыхание сперло, но стало теплее, согрелись даже окоченевшие на такой высоте ноги. Со своего места Тэрон глаз не сводил с Ферта, его разрывало желание выяснить, какого черта тот его проигнорировал, и желание вообще никаких дел с ним больше не иметь. Знаменитое правило трех П точно определяло его поведение, и, хотя прошел буквально день, он уже его нарушил. Эджертон, зажав стакан в руке, вдохнул-выдохнул, слез с высокого стула и тут же на Колина и напоролся. Как тот так быстро оказался здесь, минуя десяток шляпных препятствий, было загадкой. Не ожидавший, что все случится так быстро, Тэрон вмиг растерял все реплики, что были с таким трудом придуманы, и осталась лишь одна: — Ну и что это было? — может, и стоило бы поздороваться, только его тон уже перешел с нейтрального на повышенный с претензией, так что оставалось переть напролом. — Хотел спросить то же самое, — моментально раздался ответ. Похоже, Колин и сам уже держал заготовленные слова в голове. — Потому что я, признаться откровенно, уже ничерта — не — понимаю! Что у тебя на уме? — У меня на уме? — Тэрон осознавал, как плохо он умел лгать, так что срочно нужно увести разговор от опасной темы. Иначе сначала его выдадут щеки, потом глаза, а потом и язык — всегда именно в такой последовательности. — Я уточню: сейчас мы станем делать вид, что ты не собрался бросить меня над чертовой пустотой в несколько тысяч футов с неисправным ранцем? Так дело не пойдет! — То есть теперь дело у нас обстоит именно так.? Скотч, пожалуйста, — Колину не нравилось, с каким любопытством бармен слушал их разговор. Пусть его механическое лицо оставалось бесстрастным, он все ближе двигался к ним без особой на то необходимости. Забрав стакан, Ферт отошел в пустой угол, рядом с граммофоном, и Тэрону ничего не оставалось, как последовать следом. Перспектива снова открыть дверь салона и выйти вон головой вниз с каждой минутой пугала все меньше. — Неисправном? Могу поклясться, что вчера все работало прекрасно, когда ты ни с того ни с сего исчез, ничерта не объяснив! Ну, а разбитое лицо, — Ферт потрогал пальцем корку, наросшую на ранках под скулой. Тэрон моментально отвернул голову. — Есть ли у тебя доказательства, что проблемы именно в механике? Штраф за нарушения порядка и расквашенные колени? Можешь подать на меня в суд. Некоторое время Эджертон смотрел на Колина, не зная, что сказать. Все в его голове звучало глупо, каждый вероятный ход. В шахматах это называлось мат — любое движение ведет к поражению. Из граммофона раздалось шипение, пластинка подошла к концу, очень символично. — А, к дьяволу все, — Тэрон сдулся. Он слишком мало спал и слишком много думал, чтобы сейчас соревноваться в том, кто кого переспорит. Ему нужно признать, что он не прав? Без проблем! — Что мне сказать? Ты прав, я не прав. Ты хороший, а я идиот. Достаточно? — Достаточно? — переспросил Колин, в изумлении уставившись на молодого человека. — Как бы я хотел вскрыть твой череп, чтобы понять, какие шестерни там клинит. Мне не нужны твои акты самобичевания. Я хотел понять, что пошло не так? Что я сделал не так? Наше знакомство было не очень хорошим, но после мне казалось: все наладилось. Я очень очень плохо схожусь с людьми, в принципе, вообще с ними не схожусь, и потому сейчас я понятия не имею, где ошибся. В отличие от Тэрона, Колин слов не подбирал, а говорил все как есть. В лоб. От этого Эджертону было ужасно не по себе, он краснел, потел и выражение его лица — устало-безразличное — трещало по швам с тем же треском, какой он слышал порой из груди Ферта. Не этого он ждал. В его мыслях Колин был холодным, отрешенным и абсолютно равнодушным, что помогало Тэрону оставаться в уверенности в своих действиях. А оказалось, что тому не все равно. Если бы сердце Тэрона было механическим, только что ему пришел бы конец. — Дело не в тебе… — Ну конечно… — Колин закатил глаза и, поставив стакан на стол, скрестил руки на груди. — Да я серьезно. Из этого ничего хорошего не выйдет, вот и все. — Откуда тебе знать? Тэрон начинал потихоньку злиться. Миллион возражений, вопросов, этих непонимающих взглядов. Неужели нельзя просто ответить: хорошо, как скажешь — и закончить это? Разойтись. Ему и так хреново! Ради всего святого, хватит уже! — Знаю и все! — То есть ты будешь решать за нас обоих? Что-то взбрело тебе в голову, и отныне мне стоит держаться от тебя подальше? — Колин правда хотел понять. Он только решил, что не против того, чтоб этот Целый присутствовал в его жизни, как его осадили. Это цирк какой-то. — Мне это тоже не легко далось, если хочешь знать. Просто остановиться лучше сейчас. Я же знаю, что от тебя никогда не будет… Тэрон прикусил язык. Это из-за усталости, нужно себя тормозить, чтоб не брякнуть чего такого, от чего все станет еще хуже. — Чего не будет? А ну не смей отворачиваться! Договаривай. — Ничего! — Говори! Кому сказано! — Ничего! — приоритеты как-то расставились сами собой: схватить ранец и рвать ноги. — Чего никогда не будет? НУ? — Ферт разгадал маневр и вцепился сначала в одно запястье Тэрона, а после и в другое, не давая вывернуться. — Взаимности! Тэрон все же это сказал, его лицо запылало так сильно, что все покрылось розовыми пятнами. Лучше бы ему заткнуться вовремя. Сейчас покинуть чертов дирижабль он согласился бы и без ранца, стать лепешкой казалось ему лучшей перспективой, чем стоять здесь. Стыдно было ужасно, если бы Тэрон решил поднять голову, он бы наверняка сгорел прям на месте, ссыпавшись пеплом в жалкую кучу. Уверен, Колин думает, как бы из этой дурацкой ситуации вывернуться. Может, он просто уйдет? Разговор ведь явно окончен. — С чего ты это решил? Определенно, это послышалось Тэрону, быть иначе не могло. Ферт бы такого не сказал, скорее ответом было бы: это пройдет со временем. Эджертон поднял голову против своей воли, встретился с Колином взглядом, и у него так больно йокнуло сердце, что ноги на какое-то время онемели. В ответ раздался характерный скрежет металла по металлу, и воодушевившийся Тэрон тут же сдулся, вспомнив, от чего все это было неважной идеей. — С того, что я знаю правила, — голос молодого человека прозвучал совершенно убито. Он продолжил:  — Вот эта штука, — пальцем Эджертон ткнул в грудь Колину, — несовместима с этой штукой, — затем он ткнул так же себя. — Я не стану утверждать, что ты по какой-то причине меня полюбишь и я стану угрозой. Я не настолько самонадеянный. Зачем вообще было доводить до этого разговора? Результат один и тот же. — Это не совсем так, — Колин отпустил руки Эджертону, тот не собрался больше в панике убегать. — У тебя есть выбор, довольно простой. Выбирая свое благородное решение не ломать мне сердце… ты рискуешь его разбить. Через мгновение реально раздался звон разбитого стекла, и внутри у Тэрона все похолодело. Где-то громко хлопнуло, пол начал клониться как-то чересчур сильно для стандартного полета дирижабля. Снова рухнула пирамида бокалов, залив пол шампанским второй раз за это путешествие, граммофон потихоньку сполз со стола и тоже закувыркался, потеряв трубу. — Что случилось? — крикнул Тэрон, согнув ноги и опасно балансируя, удерживая вертикально себя и Колина, вцепившегося ему в руку. Ответ он уже и сам угадал, доводилось слышать этот звук и раньше — рванул паровой котел. — Диверсия.