120 ударов в минуту

— О нет, только не вы, какая нелегкая вас принесла? Медбрат, стоявший за справочной стойкой, поднял голову на вошедшего и скривился, как от зубной боли. Мистер Капальди, врач-трансплантолог, оглядел фойе муниципальной больницы недобрым взглядом, засунул мокрый зонт подмышку, а респератор в карман и весьма бесцеремонно стал ворошить бумаги на справочном столе. — Я могу вам помочь?! - сарказм в словах медбрата был очевиден, но доктор даже головы не поднял. — Все же было сложено по порядку! Если ищете историю болезни Эджертона, то я уже все подшил. Мы выписываем его. — Это я буду решать! — врач переложил портфель из руки в руку и, не спрашивая разрешения, двинулся вглубь правого коридора, оставляя на белом кафеле грязные следы. — Вообще-то он наш пациент! — К его счастью — и мой тоже! В стационаре единственная занятая палата числилась за Эджертоном уже два месяца, с тех пор как его наконец перевели из реанимации. Сейчас доктор Капальди приходил к пациенту всего лишь раз в неделю, смотрел прогресс. Он и сам готов уже выписать его, ведь все, что мог, для молодого человека он уже сделал. Без стука, как впрочем и всегда, врач вошел в палату и огляделся, ища глазами Тэрона. Рядом с узкой больничной койкой стояла инвалидная коляска из самых дешевых и неудобных моделей. На ней стопкой лежала приготовленная одежда и респиратор, ободранная куртка висела на спинке, от рисунка на ней ничего не осталось, рваные дыры были зашиты. Сам Тэрон, все еще в больничной одежде, стоял у окна, опершись для равновесия о подоконник. Он, не отдавая себе в этом отчета, то и дело двигал плечами и лопатками, так до конца и не привыкнув к жесткому ряду железных позвонков, которые обнаружил после пробуждения. Могло быть и хуже. Намного. Мистер Капальди прикрыл глаза, вспоминая, в какой ад попал, когда его вызвали сюда много недель назад. По телефону голос Колина казался спокойным, и, захватив саквояж с инструментами, доктор отправился на вызов. На деле же Ферт, сидевший в коридоре под табличкой реанимация, просто получил немалую дозу успокоительного, державшего его пульс в норме, а его самого на границе сна и реальности. Пакет, прицепленный к капельнице, был наполовину пуст, но это не значило, что все в порядке. Вовсе нет. * Второй раз на грани ста двадцати Колин оказался прямо в магазине мистера Фримена, который как мог деликатно, объяснил, что такого понятия как срочная замена позвоночника в природе нет. Это целая система из блоков позвонков, которая создается индивидуально под рост и специфические характеристики человека, работа над которой займет время. Колин кивал на каждое слово, но внутри его трясло, потому что он ничерта не мог помочь сейчас, а когда мог всё предотвратить — не сделал ничего. Вся помощь теперь от него — это выписывать чеки! Внутри так громко лязгнуло, что мистер Фримен замолчал на полуслове, испуганно уставившись Ферту в грудь. Колин закрыл глаза, пытаясь успокоиться, но звук повторялся теперь каждые несколько ударов, и ничего хорошего это не сулило. Хозяин магазина тоже это понимал, хоть и не был врачом, а уж чтобы у него на пороге кто-то протянул ноги, он и подавно не желал. Так что схватив с рычага трубку телефона, он попросил соединить его с госпиталем, только и надеясь, что его ночной покупатель не свалится замертво. Колин слушал разговор и был, пожалуй, рад возможности вернуться в больницу, ближе к Тэрону и запасу обезболивающего, а еще нужно было вызвать мистера Капальди и перестать проверять на прочность свое сердце. Ему явно нужно новое. Его врач не был особо тактичным или приятным человеком, а еще крайне не любил, когда с ним спорят. В своей не терпящей возражения манере он потребовал, чтобы Колина уложили на каталку и немедленно везли в реанимационную. Все вокруг сразу превратились в его ассистентов, желали они этого или нет, но стоило вкатить пациента внутрь, начались неожиданные проблемы. — Что за дьявол? — Колин слышал разговоры лишь кусками, в лежачем положении сохранять сознание оказалось намного труднее. — У вас что, еще кто-то при смерти? Поставьте ширму. И мне нужен аппарат, подготовьте. И простерилизуйте вот это. Доктор порылся в саквояже и извлек на свет ламп сердце в заводской упаковке, ту же модель, что и у Ферта за ребрами. Кто-то из медперсонала принял его, но тут в реанимацию почти влетели местные врачи и велели прекратить эту самодеятельность. — Вы предлагаете мне не проводить операцию и дать человеку умереть? — мистер Капальди даже не думал останавливаться, продалжая готовится. Колин повернул голову и теперь смотрел на белую ширму, такую же далекую и непреодолимую для него сейчас, как Великая китайская стена. — Очевидно, вы давали другую клятву, когда стали врачом, нежели я! — Мне все равно, что вы думаете. Нет никакой возможности вам оперировать здесь. У нас только один аппарат «искусственное сердце+легкие». Чтобы подключить мистера Ферта, придется отключить нашего пациента, а с его состоянием это моментальная смерть. — Да черт вас всех возьми! Колин, которому к этому моменту уже извлекли катетер из руки, начал потихоньку осознавать суть происходящего. Ему вовсе не нравилось то, с каким видом доктор Капальди заглянул за ширму и почти сразу отошел от нее. — Вы просто впустую тратите мое и ваше время. Вы вообще видели что с ним? На что вы надеетесь? Тут все. Все! Отключите его и дайте умереть спокойно. Я конечно верю в чудеса, в те, что совершаются с моей помощью, разумеется. Но тут даже я ничего бы не смог… — Не смейте этого произносить! — не чувствуя своего тела, Ферт кое-как перевернулся на бок и потихоньку сполз на пол. Врач смотрел на него, как на самоубийцу, прикидывая, мог ли из-за поломанного сердца ухудшиться приток крови к голове. — И думать тоже. Когда у мистера Фримена будет готов позвоночник для Тэрона, вы заберете его и сделаете все — ВСЕ — чтобы он поправился! В комнате стало тихо, только пищал аппарат искусственного кровообращения, не дававший Эджертону отправиться на тот свет. Затем зашептался персонал больницы, и мистер Капальди хмыкнул, как бы про себя: «Тэрона, да уж», начав потихоньку видеть все происходящее в истинном свете. — Вы ведь даже не представляете всю безнадежность этой идеи. Ну соберем мы его из кусков, сошьем, склепаем обратно, но я никак не смогу обещать, что он выживет, не говоря о том, чтобы не стать парализованным овощем. — Не сможете вы — найду других. Колин упрямо смотрит на доктора, игнорируя тупую боль в груди, чувствующуюся сквозь все препараты, которыми напичкан его организм. Потому что если он хотя бы подумает о том, что Тэрону нельзя помочь, что все напрасно, что он так и останется здесь, на этой кровати за треклятой ширмой, то эта мысль станет его последней. И пусть Капальди хоть дыру в нем прожжет, он с места не сдвинется, пока тот не согласится. — Как же, других, конечно. — Доктор уже сдался, это было слышно в голосе. Он теперь смотрел за ширму, и Колину тоже хотелось подойти и увидеть Тэрона, но он понимал, что добром это для него вряд ли кончится. — Это будет вам стоить очень дорого, предупреждаю. И вначале я залатаю вас, чтобы моя совесть была спокойна, потому ложитесь обратно, повезем вас отсюда. Колин кивнул один раз, потом другой. Он и сам мог доехать до дома мистера Капальди, без каталки, но спорить уже не стал, покорно улегшись обратно и скрестив руки на животе. — И еще одно, — Колин приподнял голову, почуяв неладное. — Вы будете выполнять все мои рекомендации относительно вашего здоровья. В этот раз кивок дался Ферту не так легко. Он предчувствовал, что под рекомендациями может быть и то, что придется ему не по вкусу, но сейчас он все делал для Тэрона и только для него. Пусть так. — Вы все свидетели, — крикнул собравшимся Капальди и, отобрав сердце у все еще державшей его медсестры, выкатил Колина прочь из палаты. * Примерно так это происшествие Тэрону потом и рассказали, пусть и не дословно. Доктор Капальди без тени улыбки шутил, что теперь у парня спина ужасно похожа на карту Шеффилда, но, разглядывая через плечо себя в зеркало, Эджертон только лишь примерно мог представить, из какого ада его вытащили. Ходить он тоже не должен был начать, это объяснили ему все, доктора обещали подсказать, какие бумаги нужно собрать на пособие по инвалидности. Пролежав после пробуждения больше месяца, Тэрон начал им верить, трудно сомневаться в светилах науки, когда ног не чувствуешь. Может, так бы и валялся, хлебая супчик изо дня в день да слушая, как за окном продолжается жизнь, но случай помог. Колин к нему не приходил, это и было третье условие доктора, с чем Тэрон как бы ни хотел, поспорить не мог. Он и сам не был уверен, что обрадовался бы, если бы Колин увидел его в таком положении. Ничего от него он ждать теперь был не в праве, и так за лечение мистера Капальди он будет обязан по гроб жизни. Но однажды врач принес с собой подарок, белую розу в стеклянном футляре, из тех, что продавались в центре по две-три сотни фунтов за штуку и никогда не вяли. Доктор поставил ее на полку на входе и занялся пациентом, обронив только, что это от мистера Ферта. Тэрон сверлил подарок взглядом, но, хотя на тумбочке рядом было достаточно свободного места, Капальди не подумал перенести розу ее получателю. Он ушел, а Тэрону оставалось либо кричать медсестру, либо смириться. Как он оказался на полу, тянущим локтями свое тело к противоположной стене, он так до конца и не понял. Ему просто нужен был этот футляр, даже если за ним придется ползти до чертового фертова дома! Но добраться было проще, чем дотянуться до полки, располагавшейся довольно низко, если ты мог ходить, и недосягаемо высоко, если нет. Кое-как опершись на руку, Эджертон второй вытянутой рукой потянулся и кончиками пальцев достал до колбы с цветком. С непривычки тело затрясло от усталости сразу же, а скользкая штуковина совсем не поддавалась и тут полка соскочила с крепления и упала Тэрону на голову, ребром врезав по самой макушке. Он попытался поймать цветок в воздухе, но одной рукой только оттолкнул его еще дальше и…все же схватил. Коленями. И неважно было в тот момент, что он все-таки не парализован, что мир его не кончится в этой или подобной ей комнате, что голова гудит от удара. Волновало Тэрона только то, что ко дну колбы была приклеена записка, кусок телеграфного бланка, который он и не увидел бы скорее всего, если бы доктор поставил подарок на тумбочку. Знал ли сам мистер Капальди об этом? Очень вряд ли. Эджертону давно стало ясно, как он относится к их с Колином «опасному и безрассудному поведению», пусть он ничего напрямую и не говорил. На бумаге довольно мелко было выведено: «Ты должен мне одно сердце. Согласен на твое» Зашедшая в палату где-то спустя полчаса медсестра так и обнаружила Тэрона на полу у стены, обхватившего коленями колбу с розой, с красными глазами и адовой болью в атрофированных мышцах. Но обезболивающее он просить не стал. У него было всего два доказательства, что он все еще жив: эта боль и записка, зажатая в ладони. Это больше, чем за всю его жизнь. * Тэрон ждал выписки с тех пор, как начал твердо стоять на ногах, вот только никто не спешил его отпускать, словно он может свалиться замертво, стоит ему покинуть эту комнату. Вот и теперь, когда уже, казалось бы, все решено и подтверждено, он с самого утра ждет отмашки, и опять безрезультатно. Хотелось уже выбраться отсюда. Хотелось злого разреженного воздуха, хотелось смога, хотелось слышать скрипящий и свистящий город, видеть над собой дирижабли, везущие пассажиров, смотреть знаменитую разобранную Эйфелеву башню. Хотелось ткнуться лбом Колину в грудь и стоять так настолько долго, насколько он позволит. ХОТЕЛОСЬ, ЧЕРТ ПОБЕРИ, ВЫЙТИ С НИМ ХОТЯ БЫ РАЗ НОРМАЛЬНО НА ПРОКЛЯТЫЙ ПРОМЕНАД! — Почему это вы не одеваетесь? Тэрон обернулся так резко, как позволил ему его новый позвоночник. Доктор продолжал стоять в дверях, не проходя как обычно внутрь комнаты к стулу, на который он первым делом ставил и раскрывал свой саквояж. Он здесь, собственно говоря, не из-за Эджертона, уже нет. Дважды спрашивать не пришлось, Тэрон стянул больничную одежду тут же и, присев на койку, принялся натягивать штаны. Из-за позвоночника он потерял былую гибкость и сейчас испытывал дискомфорт даже при завязывании шнурков, но были и свои плюсы — он больше не мог сутулиться как прежде. — Теперь вы больше не мой пациент. — Тэрон очень надеялся, что на этом их беседа и закончится, он пожмет Капальди руку и, поблагодарив за все, исчезнет. Но в протянутую руку врач вцепился намертво. — А вот Колин Ферт все еще им является. И я был бы очень признателен, если бы вы поспособствовали его выздоровлению. Не появляйтесь рядом с ним! Этот холодный тон Эджертона даже не удивил, он предполагал, что так будет. И — нет, он не собирается слушать все это дерьмо про вероятности! И про то, что чувства пройдут, а смерть, увы, понятие постоянное. Потому что черта с два он сможет встретить в этом мире человека, похожего на Колина, только потратит жизнь на поиски. Он же механик, он понимает, что только тогда все работает, когда механизм собран правильно. И у них — правильно! Он выдергивает руку и идет забирать с тумбочки розу, больше здесь его вещей нет. — Вижу по глазам, что словами вас не убедить. Взгляните-ка на это! Звук удара о пол был громким, а затем что-то подкатилось к Тэрону и он обернулся. Он никогда не видел их, да и мало кто видел, все их скидывали в грузовики и везли на переплавку. Сердце после ста двадцати выглядело не просто разбитым — оно было буквально стертым в порошок и рассыпалось на части от любого движения. Эджертон опустился на колени, не веря своим глазам, боясь взять механизм в руки. Капальди смотрел на него, словно говоря: да, это случится снова, рано или поздно. — Люди часто имеют привычку пренебрежительно относиться как к своей, так и к чужой жизни. Так что думайте сами, хотите ли вы получить второй такой сувенир от меня или нет. — А что вы скажете ему? — Тэрон поднял глаза. Он не знал, как справиться с этим. Совершенно. — Порой люди лежат в коме годами, знаете ли… — Это подло. — Не спорю. Зато эффективно. Дело за вами. — Доктор вытащил из кармана визитку и положил на полку, которую Эджертон свалил когда-то. — Это на случай проблем с вашей спиной. И не забывайте смазывать механизм, а то не сможете разогнуться в какой-нибудь неподходящий момент. Второй раз замена будет стоить на десять процентов дешевле, так что обращайтесь. Всего наилучшего. — И вам… Тэрон не взял визитку, когда покидал госпиталь, и цветок не взял тоже, только сердце. С ним в одной руке и с респиратором в другой он уселся на ступени и несколько минут просто смотрел на город. Полчаса назад было так важно выйти сюда, а теперь вовсе и нет. Так ли уж нужно было вытаскивать его с того света обратно? Для чего? И как, черт побери, он должен не попадаться Ферту на глаза, если они живут в одном крошечном по сути Верхнем Лондоне? У него нет столько денег, чтобы взять и просто уехать прочь, если Капальди намекал на это. Ему и так нужно найти новую работу и новое место, где жить, и… От мыслей начала болеть голова, или от гипоксии, потому что черт его знает, сколько он так просидел. Нужно было купить воздуха — это во-первых, затем узнать, что стало с его комнатой и вещами, а после начинать искать работу, ведь его вакансия была ликвидирована после несчастного случая. Тэрон поднялся, пальцами зачесал подросшие за эти месяцы волосы назад, пообещав себе подстричься, едва появятся деньги, и пошел в ближайший магазин с воздухом, светивший вывеской через дорогу. На мелочь, вытряхнутую из кармана, удалось купить совсем мало, а топать пешком было прилично. Эджертон нацепил респиратор и оглядел себя в витрине: Лондон все же пережевал его и выплюнул, ничего не дав, зато отобрав уже немало. Может, все это не для него? Засунув руки в карманы куртки, Тэрон развернулся и пошел в сторону бедного квартала, где жил. Если бы он задержался на минуту, то в отражении точно заметил бы Колина, который остановился у ступеней госпиталя и долго смотрел на окна, прежде чем двинуться дальше по делам. Он ничего особо не надеялся там увидеть, но и перестать приходить сюда не мог. Еще минут сорок спустя медсестра выставила на подоконник первого этажа колбу с розой, оставленную Тэроном в палате.