Show Me Love

Первое, что вижу — обшарпанный потолок, изъеденный желтыми разводами. В комнате относительно светло. Над ухом продолжает греметь противное «д-р-р-р». Нехотя поворачиваю голову на источник звука — всего лишь старенький будильник, предусмотрительно заведенный мной вчера. Я тяжело вздыхаю и сажусь. Кровать жалобно скрипнула. Прижимаю ладони к лицу. Счастлив, как же. Прекрасная жизнь, любящие родители… Все это только привиделось. Выключаю будильник и встаю. Подойдя к окну, я привычно окидываю улицу взглядом. Пусто, лишь изредка проходят счастливые первоклашки в сопровождении улыбающихся родителей с огромными букетами цветов. Сегодня тот самый день, который так не любят ученики старших классов и обожают мелкие. Первое сентября. Для меня исключением не стало — я тоже вынужден идти в школу. Новую школу. Из прошлой исключили по причине громкого скандала о пропаже кошелька тамошней директрисы. Та еще сука, ее ненавидели все. Однако я ничего у нее не крал, это сделал один из старшеклассников. Свалили все на меня, как на ребенка из неблагополучной семьи. В результате — скандалы, выговоры и исключение. Не сказал бы, что меня задело. В той школе меня никто не любил, даже учителя. Я был изгоем. Документы подал в ближайшую к дому обычную общеобразовательную школу. Приняли без лишних вопросов. А сегодня мне предстоит, наконец, встретиться со своим новым 11 «А» классом. Не знаю, что именно мной движет. Я ведь вполне могу забросить все это. Никому не будет дела. С одной стороны — звучит заманчиво. Но где-то глубоко внутри души тлеет надежда о корочке со средним образованием. Документ даст мне перспективы прилично оплачиваемой работы и, возможно, жилья. Только поэтому я сейчас собираюсь в школу. Быстрый взгляд на будильник. Полвосьмого ровно. Подхожу к фанерному ободранному шкафу и извлекаю оттуда черные свитер и потертые джинсы. Натягиваю все это, попутно вспоминая, куда я дел свои тетради и ручки. Ах, ну да… сумка в прихожей. Я выхожу из моей крохотной комнаты и тщательно закрываю дверь на ключ. У родителей есть дурная привычка копаться в чужих вещах в поиске денег на новую бутылку. Мои любимые родители — запойные алкоголики. Они не работают, оба получают небольшое пособие по инвалидности и редкие визиты абсолютно безразличной ко всему сиделки из соцзащиты, которая с удовольствием бухает вместе с ними. Получка — счастье для меня. Приносимую раз в месяц сиделкой, они пропивают и проедают за неделю. Целую неделю я могу жить спокойно, а иногда и перехватить чего-нибудь поесть. Но потом моя жизнь превращается в сущий ад под названием «Иди работай, щенок, и приноси родителям деньги, иначе морду набью». Еды дома практически никогда не бывает, во всяком случае — еды для меня. Иногда удается устроиться на работу и принести немного денег родителям. Их пьяные мозги откуда-то все время знают, сколько получаю и где работаю. Однажды я, еще зеленый и ни хрена не знающий, принес свой первый заработок домой. Часть денег спрятал, в надежде купить себе хоть немного еды. Но не тут-то было, отец забрал деньги, официально полагающиеся ему, и накинулся на меня с воплями: «Где остальные, ублюдок? Ты получаешь больше!» В результате — перелом и разбитый нос. Счастливый отец, напоследок тщательно отпинав меня ногами, с остатком денег удалился в магазин. Это случилось полтора года назад. С той работы давно уволили, как и со всех моих последующих. Я ни на одной не задерживался долго, по причине слабости. Сейчас ходить куда-то и пытаться нормально трудиться очень сложно. Недоедание дает о себе знать, работодателям надоедает терпеть мои постоянные обмороки… В результате, отработав максимум месяц, я снова оказываюсь на улице. Мне семнадцать лет, и я ненавижу свою жизнь. Не помню ни дня без побоев, унижений и голода. Как могу, я пытаюсь отбрасывать регулярные мысли о суициде, ведь если покончу с собой, то они победят. Будут радоваться, а я не желаю доставлять подобного удовольствия. В небольшой прихожей, где я стою, гулко раздается храп спящих родителей. Вчера на последние деньги с моей зарплаты они купили себе водки и отправились в страну кайфа. Надеваю свои видавшие виды кроссовки грязно-серого цвета, привычно закидываю на плечо простенькую тряпичную сумку. Глянул на секунду в заляпанное зеркало, дабы придать волосам некое подобие прически. Ненавижу зеркала. Ненавижу себя. Тощее подобие человека в отражении, одетое в не по погоде теплые тряпки, ехидно глянуло на меня. Еще один минус недоедания — мне постоянно холодно. Черные волосы чуть выше плеч, растрепанные и грязные, я укладываю рукой. Уже плевать на это, главное, чтобы синяков не было видно. С этим часто проблемы. Вот сейчас я стараюсь прядями волос скрыть один в районе лба. Лицо у меня такое же тощее, неприятное и бледное, как и тело. Впалые скулы, острый подбородок, длинный нос и глубоко запавшие темно-карие глаза. Меня боятся дети, взрослые называют наркоманом. Их можно понять. Выхожу из квартиры. Закрыв дверь, чувствую некое облегчение, оказавшись отрезанным от родителей. Вбираю в себя свежий утренний воздух. Уже начинают петь птицы, откуда-то доносится веселый смех. Вздохнув, разворачиваюсь и иду к школе № 432, которой суждено стать местом моего заключения на ближайшие девять месяцев. Идти недолго. Я подхожу к железным воротам школы, через которые видно толпу народа, оживленно гомонящую, празднично одетую. Глупые улыбки детей и их родителей. Ненавижу вас всех за ваше счастье. Задумчиво прикусываю губу, оглядываясь. 11 класс здесь, видимо, один. Табличку, которую держит высокий мужчина, видно издалека. Ловко проскальзываю между рядами, пристраиваясь в конец толпящихся, толкающихся и гудящих подростков. За спинами моих огромных одноклассников, которые меня даже не замечали, ничего не видно, зато слышно прекрасно. Впрочем, мне нравится, что я невысокий. Так проще прятаться. Раздался низкий мужской голос, усиленный микрофоном. Директор школы. Он вдохновенно вещал про то, как он рад видеть счастливые лица новичков — первоклашек. Потом упор был сделан на пожелания выпускникам удачно сдать экзамены. Я хмыкнул. Дожить хотя бы до конца учебного года, какое-то шестое чувство подсказывает, что учеба в этой школе дастся мне нелегко. Кажется, речь директора и первый звонок я, погрузившись в размышления, благополучно прослушал, и нас сейчас загонят в классы, где будут проводиться традиционные классные часы на скучные темы толерантности или войны. Послушно иду со стадом подростков в школу, периодически поглядывая по сторонам. Я уже был тут на первом этаже, когда брал учебники из библиотеки и подавал документы. Ничего особенного, типичная школа. Ободранные местами стены, покрытые зеленой краской, линолеумный пол, исчерченный полосками от обуви. Поднимаемся на третий этаж по сколотым ступенькам убогой бетонной лестницы. У двери класса долго мнусь, не решаясь войти. Не то, чтобы я боюсь, но чувство неловкости имеет место быть. Догадываюсь, какой будет встреча, ведь везде все так типично. Но стоять в коридоре весь учебный год я не смогу, поэтому надо идти. Неприятно потеющие ладони прячу в карманы джинсов и вхожу. Гудение моментально затихает, все смотрят на меня. Окидываю взглядом класс. Вот две типичных гламурных девки за третьей партой зыркают своими накрашенными глупыми глазищами. Одна девчонка явно "ботаничка": белая рубашка, тугой пучок, толстые очки. Сидит за второй партой и заинтересованно смотрит на меня. Остальные такие же обычные. А вот та кучка холеных парней уставилась на меня с особым выражением лица, присущим только лидерам класса, за которыми все бегают, перед которыми все унижаются. Им не нравятся такие, как я. Мне здесь не место, и лучше свалить, пока не поздно. Именно это читаю в глазах. — Опачки, кто это у нас? — Что за пидрила? — Паш, иди поздоровайся! Абсолютно не заморачиваются по поводу того, слышу их или нет. Один встает, направляясь ко мне. Я напрягся — выяснять отношения в первый же день?.. Инстинктивно делаю шаг назад к доске. — Доброе утро! — послышался голос сбоку, и мы, вместе с пацаном, оборачиваемся.

***

В класс вошел высокий мужчина, одетый в черную строгую рубашку и темно-коричневые брюки. Я поднял голову и посмотрел внимательнее на лицо моего спасителя. Аккуратно причесанные темно-каштановые волосы, длинноватый нос с горбинкой. Глаза светло-ореховые с легким зеленоватым оттенком. Не без легкого налета зависти отмечаю, что он очень красивый. Уж всяко симпатичнее меня. — Паша, а ты чего встал? Звонок уже был, иди на место, — учитель махнул рукой пацану, и тот, раздраженно цокнув языком, подчинился. — А ты у нас кто такой? — озадаченно спросил мужчина, обойдя меня и сев за свой стол. — Волков. — Новенький? — он вдруг улыбнулся. Я слегка растерялся — его что, не предупредили? — Да, а что, меня в журнале нет? Учитель пожал плечами. — Журнал не готов еще. Ну, раз с документами все в порядке… — пробормотал он. — Представься, расскажи что-нибудь о себе. Я опустил голову — терпеть не могу подобные вопросы. Ну что мне вам всем рассказать? — Роман Волков. 17 лет. Достаточно? — угрюмо выдавил я. — И все? Может, увлекаешься чем? — приподнял брови учитель. Настойчивый какой. Я все же глянул ему в глаза, с удивлением отмечая некую жалость во взгляде. Хотя это вполне логично, учитывая то, как я выгляжу. — Увы. Абсолютно серая, никому не интересная личность. Извините. Можно я сяду? — надеюсь, это звучало не слишком грубо. Мужчина усмехнулся, пожав плечами. — Чувства юмора тебе не занимать. Меня зовут Константин Николаевич, я твой новый классный руководитель. По совместительству — учитель английского языка. Присаживайся, — он махнул рукой, указывая на парты. Свободна вторая у окна. Высоко подняв голову, направился к ней, стараясь не вслушиваться в шепот одноклассников. И тут же расплатился за невнимательность — ноги запнулись обо что-то, и я с грохотом упал. Руки больно ударились об пол. Под громкий смех всего класса поднял голову — пацан сбоку ехидно усмехается, убирая ногу. Подножка, как банально. Учитель прикрикнул на класс, призывая к тишине. — Сука, — прошипел я, поднимаясь. Лицо горело от стыда. Пнул ногой парту этого придурка и сел на свое место. — Волков, все хорошо? — обеспокоенно спросил Константин Николаевич. — О, чудесно, — я придал голосу невозмутимость. Спрятал лицо за прядями волос, уставившись в стол. Учитель, кажется, вздохнул, но больше ничего не стал говорить. Он встал и подошел к доске. — Итак, во-первых, я рад всех видеть после летних каникул, надеюсь, что вы отлично отдохнули и набрались сил для подготовки к ЕГЭ, — бодро сказал мужчина. — И, разумеется, я думаю, что большинство из вас будет сдавать мой предмет. В классе послышались скептичные смешки. Мое лето было просто «чудесным». Тогда пособие родителям почему-то не выдали, забыли, скорее всего… Отец избивал меня все три месяца, требуя денег. Я приносил иногда, но ему было мало. Отлично помню, как воровал у матери из сумки старый тональный крем, замазывая им многочисленные синяки на лице, которые оставляла эта мразь. Потом с работы меня выгнали, и стало совсем хреново. Не помню, как удалось дожить до августа: бил он так, что в глазах темнело от боли. Иногда ночевал на вокзале, иногда по подъездам. В начале августа принесли со скомканными извинениями тройное пособие. Нужны мне были, блядь, ваши извинения, когда я открывал этой тупой сиделке дверь, еле держась на трясущихся ногах. Из воспоминаний меня выдернул оклик Константина Николаевича — похоже, он что-то у меня спросил, а я прослушал. Класс тихо ржет. Поднимаю глаза на учителя и переспрашиваю. — Do you speak English, Roma? — терпеливо спросил мужчина. Что? Ах, да… Он же английский ведет. Только вот знания по этому предмету у меня никакие. На стандартные вопросы, типа таких, ответить могу, в моем распоряжении три фразы: «Yes», «No» и «Iʼm from Moscow». На этом мои познания в иностранных языках заканчиваются. — Yes, — ответил в надежде на то, что учитель от меня отстанет. — So, how do you do? — снова вопрос, который я уже не понял. Твою мать. Естественно, когда я отвечу, что не понял, начнется охерительное веселье надо мной. Опускаю руки на колени, сжимаю в кулаках ткань джинсов. Долбаное чувство стыда, ненавижу. — Простите, но я не понял, что вы сказали, — бесцветный голос, спокойное лицо. В глаза не смотрю. — Ты же сказал, что говоришь по-английски? — Не совсем, — пробормотал я уже тише. Класс дружно заржал. Учитель прикрикнул на них — к моему удивлению все тут же заткнулись. Ну надо же… Наверное, дисциплина у англичанина жесткая, в моей бывшей школе в учителей даже мусорками периодически швырялись. Константин Николаевич снова глянул на меня. — Ну, тогда будем с тобой отдельно работать, Волков. Это же уровень первого класса. Подойдешь ко мне после уроков, только не забудь, обсудим дополнительные занятия. Прекрасно. Я нарвался. Нарвался крупно. Только дополнительных занятий мне и не хватало. Ткань штанов намокала от пота с ладоней. Кивнул. Добро пожаловать в сумасшедшую школьную жизнь.