***
Утро не то, чтобы не задалось, но явно началось не очень хорошо. Сначала, Воланд умудрился залезть на балкон и застрять головой между спицами моего старого велосипеда. Поэтому, я проснулся раньше на полчаса, из-за его громкого мяуканья. Пришлось лезть в эти дебри и выуживать кота. Раскормил тушу на свою голову. А он ещё и кусается, засранец. Уже потом, на кухне, обрабатывая себе царапины на руках, доставшиеся в награду от кота, я ждал, пока вскипит вода в чайнике. Я быстро выпил кофе, завтракать не стал — не опоздать бы; оделся, привел себя в порядок и, погрозив рыжему кулаком, отправился на работу. Рома, Рома, Рома… В голове только это имя, я увижу его, снова увижу! И на душе радостно как-то и одновременно тревожно. Ну, ничего, сегодня я всё спрошу и выясню. А в школе всё завертелось… За лето я успел отвыкнуть от этого. Разъяснить семикласснице это, помочь пятикласснику с тем-то, дать подзатыльник девятикласснику за громкий мат — уже через три урока начала болеть голова. В буфете, слава богу, буфетчица напоила меня не только чаем, но и дала анальгин, чем спасла меня на весь день. Наконец, ко мне пришел мой одиннадцатый класс. О, какое счастье, никто друг друга не убил, все как всегда довольные и ржущие. Последним, как всегда, зашел Рома, и всё. Сердце начало биться куда быстрее, как только увидел его бледное и хмурое лицо. Я, наверное, так бы и пялился, благо, что вовремя опомнился и спешно отвернулся. Волков вызывал во мне какие-то совершенно неведомые ранее чувства. Нежность, тоска, желание помочь и утешить, одним словом — сделать всё, что в моих силах, чтобы ему стало лучше. На губах заиграла улыбка, глаза засверкали, на щеках появился румянец, а еще — чтобы Рома начал разговаривать. От мысли, что мой мальчик сейчас окликнет какую-нибудь девушку или парня, начнет непринуждённо болтать, мне стало нехорошо. Сердце сжалось, и будто под дых ударили. Я быстро повернулся, молясь всем богам сразу, чтобы мои фантазии так и остались фантазиями. Парень сидел, откинувшись на спинку стула, и задумчиво смотрел в окно. Меня словно отпустило. Медленно выдохнул, чувствуя себя последним идиотом. С каких это пор мне становится так плохо от мысли, что мой ученик будет с кем-то общаться? И, сдается мне, что вовсе не из-за того, что он будет общаться, а из-за того, что будет общаться с кем-то, кроме меня… Всё, хватит. Нужно нормально провести урок, ученики уже недоуменно смотрели на меня, перешептываясь между собой. Со вздохом встал и обвел взглядом класс. — So, good morning, children, Iʼm glad to see you today.3.
26 июня 2019 г. в 01:44
Я проснулся от гулкого удара об стену. Сердце стучало, тяжело отдаваясь в груди. Сидел на кровати, восстанавливая дыхание. С перепугу я подумал, что дом валится — о таком нас уже не раз предупреждали. Девятиэтажка, как говорится, под снос. Расселять жильцов, а особенно контингент нашего дома, попросту некуда; да и у управы района нет желания. Когда я более-менее успокоился, до меня дошло, что стены решил рушить сосед. Для него типичны пьянки до утра, оканчивающиеся драками и криками.
Глянул на будильник. 6:40.
С раздраженным вздохом лег обратно в кровать и минут пять тупо разглядывал потолок. Я теперь уже не засну. И что прикажете делать целый час?..
Через десять минут все-таки поднялся и подошел к окну. Полумрак, дворник подметал тротуар. Одинокими темными фигурами проходили люди, спешившие на работу.
Курить хочется… и есть.
Вчера вечером снова упал в обморок в своей комнате. Но, поскольку в этот раз меня никто не тащил к медсестре и не тыкал нашатырем в лицо, провалялся я на полу достаточно долго, приходя в себя.
Интересно, сколько я ещё так протяну?
Если в школе опять не смогу взять хлеба, то дня через два точно помру. Скучные у меня похороны будут, если они вообще будут. Родители вряд ли почуют смрад разлагающегося трупа в соседней комнате.
Вздохнул и отвернулся от окна. Надо, наверное, одеться и идти в школу. Родители могут проснуться, тогда нормально уйти без разбитой морды не получится. В конце концов, можно просто посидеть возле школы на лавке во дворе, если охранник не пустит внутрь.
Прокрался в коридор. Какое-то движение сбоку заставило меня нервно оглянуться. Я остановился напротив открытой кухни. Там сидела мать. Она смотрела на меня опустошенным взглядом, рядом на столе — бутылки дешевого пойла.
Боже, какая же она была красивая…
Её некогда пышные светлые волосы спутаны и покрыты сероватым налетом, розовые пухлые щеки запали. А глаза… Я помню, как она часто улыбалась мне, и её голубые глаза просто сияли. Сейчас они глубокие и темные; взгляд — как у забитой собаки. Отец её довел, начав пить. А мать просто не нашла в себе сил забрать меня и уйти от него. Любовь — очень странная вещь, порой даже непонятная. Для меня, во всяком случае. Никогда не пойму, как можно любить такую опустившуюся свинью, которая каждый день тебя избивает и спаивает. Мама смотрела на меня долго, и мне показалось, что по её щеке покатилась одинокая слезинка. А я просто стоял и молчал — мне нечего сказать. Я бы с радостью нашел хорошую работу, наплевав на свою слабость, заработал денег, устроил бы мать на лечение в хорошую клинику… она не возьмет эти деньги. Скажет отдать отцу, потому что он болен, по её словам. И именно ему нужно лечение. Для этой твари лучшее лечение — пуля в голову.
В горле комок. Не смог больше смотреть ей в глаза. Ушел в прихожую, краем глаза увидев, как мама опустила голову на стол. Молча надеваю кроссовки, выхожу из квартиры. Дверь не закрываю, да и зачем?.. Спустился по лестнице вниз и вдохнул свежий утренний воздух, ещё не испорченный выхлопами автомобилей.
Когда я подошел к школе, было примерно семь утра. Охранник, полноватый мужик лет пятидесяти с обширной блестящей лысиной, не обратил на меня никакого внимания, продолжив мирно посапывать на своем стуле. Мне же лучше.
Тут меня осенило: а куда мне, собственно, идти? Расписания нам вчера не давали, спрашивать я, всяко, не стал бы… Вряд ли уроки будут проходить в одном кабинете. Я уже собирался подняться на третий этаж и поискать кого-нибудь, кто укажет мне путь, как вдруг увидел, что по коридору ко мне идет человек.
Когда он подошел, я смог, наконец, его нормально разглядеть. Солидный немолодой мужчина, одетый в классический строгий костюм-тройку. На носу — аккуратные прямоугольные очки в тонкой оправе; еще от него сильно пахло одеколоном. Он удивленно посмотрел на меня.
— И что Вы тут так рано делаете, молодой человек? Жажда знаний лишает сна? — мужчина улыбнулся своей шутке. Я ничего не ответил.
— Кстати, я тебя раньше не видел здесь, — продолжил он, как-то быстро переходя со мной на «ты». — Ты не тот новенький, часом?
— Да, перевелся из 572 школы, — кивнул ему.
— Ага-а… — протянул он задумчиво. А мне всё было любопытно — кто он такой?
— А Вы учитель? — спрашиваю у него. Мужчина усмехнулся.
— Не совсем. Рад познакомиться, директор школы, Герман Львович. А тебя как величать?
Пиздец. Директор. Как хорошо, что я ещё не успел нагрубить ему.
— Волков… Рома Волков, 11 «А». А Вы не подскажете мне, куда идти на урок? — осмелев, спрашиваю я.
— А я, кстати, за этим и шел, — улыбнулся директор и повел меня к небольшому стенду в коридоре. На доске висели листочки с расписанием; от пятых классов до девятых. Так, а старшие?..
Герман Львович, тем временем, извлек откуда-то такие же белые листочки и пришпилил их к доске. А, ну вот и десятые с одиннадцатыми. Я внимательно изучал расписание на неделю. Так, сегодня среда, значит первой — литература. Потом физика, алгебра, русский, география… и последним английский. О, значит снова увижу Константина Николаевича. Почему-то, от этого на душе стало немного легче. Впрочем, я отвлекся, надо бы переписать всё это, дабы не ходить лохом. Достал из сумки тетрадку и ручку, быстро списал текст.
— Доволен? — спросил молчавший все время директор. Кивнул ему.
— Ну, тогда вперед, молодой человек, учиться, учиться и ещё раз учиться, как завещал товарищ Ленин! — весело напутствовал меня мужчина и чинно удалился.
Поднялся на третий этаж, где, по моим соображениям, находился 309 кабинет. В школе пусто и темно. Кое-как разглядев цифры на двери, зашел внутрь и включил свет. Так, отлично, у меня есть шанс занять последнюю парту. Прошел туда и уселся на место. Я положил голову на стол, в скромной надежде поспать десять минут.
Спустя некоторое время, в класс начали заходить первые ученики. Ботаники. Вот, и эта девчонка пришла, которая пялилась вчера на меня. Снова смотрит, что же такое-то. Влюбиться успела?.. Ну ничего-ничего, быстро разлюбит. Основная часть класса, во главе с тем уёбком, пришла со звонком. Я был удостоен самых презрительных взглядов и насмешек. Насрать, главное, что больше в драку не лезут.
Однако, стоило войти в класс пожилой преподавательнице, они как-то явно присмирели, переключаясь на тему урока и мгновенно забывая обо мне. Начался урок, конечно же, со знакомства с новичком, то бишь мной. Преподавательница мне понравилась. Звали её Инна Михайловна. Этакая добрая бабушка, заботящаяся о своих родимых внуках. Все рассказывали, что прочитали за лето, выкрикивая названия книг вслух, а Инна Михайловна, кивая головой, задавала разные вопросы: понравилась книга или нет, чему она учит… и так далее. Урок прошел быстро, прозвенел звонок, и народ ринулся в коридор. Я вышел, как всегда, последним, и пошел на физику.
Весь последующий день прошел как-то уныло и серо. Я познакомился со всеми учителями, даже ответил у доски по алгебре, получив, что странно, четверку. Наконец, последний урок. Английский, чтоб его… Опять показывать себя лохом перед учителем. Ещё странность — меня волнует его мнение. Ладно, будем надеяться, что трогать меня Константин Николаевич не станет.
Звонок, толпа подростков, бегущая в класс, и я, заходящий последним. Всё как обычно. Тут же встретился взглядом с учителем, пару секунд он смотрел на меня. В его глазах, кажется, радость?..
Впрочем, я тоже рад его видеть. Кивнул, и мужчина быстро отвернулся от меня. Прошел к своей первой парте, разложил вещи и молча сел.