(Три звезды)

Время – то еще ебаное сучье. Оно бежит, несется, сбивая все препятствия в двух случаях: когда ты чего-то с истомой ожидаешь и когда ты не хочешь, чтобы что-то произошло. Слава Карелин не знал, какой вариант больше подходит ему. Можно сказать, одно переплеталось с другим. Боится он или пиздецки ждет ЭТОТ баттл? Он томился в ожидании, хотел быстрее разобраться со всем этим, хотел закончить постоянный мандраж. Да только кроме него в его голове и теле были и другие люди, которые тоже много чего хотели. Соня ждала с придыханием, отсчитывала дни в календаре, продумывала поведение до мельчайших подробностей, хотела трогать/касаться/гладить/прижиматься - ее колотило как во время лихорадки. Гнойный же хотел вцепиться Окси в глотку, порвать его, обличить всю мерзкую сущность и оставить воронам/зрителям на растерзание, чтобы увидели, что вместо золота и солнца в душе этого человека лишь мрак и гниль. КПСС был в апогее своей ненависти, хотел разорвать мерзкого предателя за нелюбовь к Родине, за предательство идеалов, за то, что, как только в стране хоть что-то идет не так, жид уезжает в Европу; а как солнце выходит из-за туч – он тут как тут. «Всегда за Россию, всегда за Питер». Дядько просто любит писать обличительные и мерзкие зарифмовочки, любит наблюдать как у человека улыбка с лица пропадает и челюсти сжимаются. А Бутер Бродский обоснованно хотел нажраться после баттла. Славе казалось, что точно он может исполнить только желание Бутера и нажрется при любом исходе. И вот он лежит в своей кровати накануне баттла и просто ахеревает от того, как же быстро пролетело время. Год назад – какой-то парень-баттловик с психическим расстройством, сейчас – надежда всех противников Окси, «достойный противник Короля», парень-дисс. Из больницы его выписали через две недели. Он их не очень хорошо помнил: там были процедуры, обследования и походы к психиатру, которые ничего кроме осмысления своей ничтожности не дали. В кресле сидела милая девочка, на пару лет младше него, с голубыми глазами, пухлыми щеками и яркой улыбкой, которая вызывала доверие. Девочка ничего не выпытывала, только задавала какие-то наводящие вопросы, а Слава отвечал, и как-то они добрались до самой сути его проблемы. Она лишь описала общий смысл того, что может с ним случиться: без угроз, не возлагая беспочвенные надежды – сухие факты. Слава же вылил ей душу, сказал, как сильно достали его личности, но добавил, что не представляет уже свою жизнь без них. Девочка поддержала: улыбкой, жестом, словом. Посоветовала иногда устраивать «собрания», выбирать тему для разговоров и обсуждать. И пусть сначала у них будет масса разногласий, зато они смогут лучше понять друг друга. Слава согласился, обещал, что так и сделает, только позже - одно событие должно было пройти без изменения его устоев. Устоев, которые, кажется, разрушатся через пару часов. СМС сообщение Мирона осталось не отвеченным, потому что Слава просто не знал, что сказать. Да и все ЭТИ тоже - даже пресловутая Сонечка Мармеладова молчала. Поэтому он изредка открывал сообщение и просто смотрел на него. Смотрел, смотрел и как-то не заметил, как наступил день баттла. Резко звонит будильник, и Слава встает с кровати, еще не проснувшийся и с тяжелой головой, немного не осознавая, куда ему вообще нужно? А потом приходит осознание. Сегодня баттл. Тот самый, ожидаемый/главный/великий. Он смотрит на часы и различает цифру 11. Само «мероприятие» должно состояться часов в пять вечера, и у него еще есть время. В голове кавардак, все на взводе. Гнойный повторяет текст, потому что баттлиться-то будет он. КПСС указывает на его мельчайшие ошибки и они уже успели обменяться парой ударов по лицу. Сонечка кричит Славе, что ему срочно нужно в гардероб, и они проводят там часа два, выбирая одежду. Соня предлагает скинни-штаны – Слава выбирает джинсы. Гнойный орет надеть его коричневый бомбер – Слава натягивает толстовку Антихайпика. КПСС говорит, что нужно причесаться, – Слава же взбивает свои патлы и надевает на нос очки. Он пьет чай и съедает один сырок – на большее просто не хватает, не лезет. Нервы, нервы, нервы, цыганский табор в голове гуляет свадьбу, стреляют за молодых и громко орут - у Славы сейчас лопнут перепонки. Он просматривает ленту в твиттере и контакте: везде либо желают победы, либо уверяют, что он проебет и станет «еще одним» у Оксимирона. Слава не хочет быть «еще одним», он намерен стать единственным. Боже, как сопливо - Сонечка в голове приторно улыбается. Какая-то херня по времени остается до баттла века. В кармане раздается телефонный звонок - это Чейни, который подъехал и ждет его под подъездом. После того случая с машиной, Ден отогнал ее в мастерскую и ему сделали двери, да причем так, что выпустить пассажиров мог только водитель - ему на хер не нужны больше проблемы. Слава садится в машину. Все, как и в ТОТ день, вот только смс-ки все никак не приходит – с пожеланием ли проебать, сдохнуть. Да он бы сейчас, кажется, был бы рад банальной точке. Если после баттла он не сдохнет – приедет домой и поразмыслит, что за херня с ним творится. Они подъезжают к бару – там уже толпа народу, которая, при виде них начинает шуметь (ебаные поп-звезды, мать их за ногу), поэтому Чейни заезжает с черного входа - там их встречает Ресторатор и заводит в бар. Внутри шумно и громко, Слава идет к бару и берет себе стаканчик пива. Внезапно его хлопают по спине, и он оборачивается: сзади стоят улыбающиеся Замай с Фалленом. - Готов ронять запад сегодня? – весело спрашивает Фаллен. - Уж Мирона Яновича-то точно на колени уроню, - усмехается в ответ Слава. - Как вы вообще? – это уже Замай. - Ну, Гнойный абсолютно готов, рвет и мечет уже. - Я разъебу его на изи, пацаны. Этот хуесос еще просто не понимает, на кого нарвался. Очко раздолблю так, что он потом будет реветь от того, что даже задумался о том, чтобы вызвать меня на баттл, - влезает вышеупомянутый Гнойный. - Фи, вы такие грубые – это просто ужасно. Этот мальчик будет сегодня моим – я объезжу его, как свой новый майбах, - резко появляется Соня. - У тебя нет майбаха, тупизменная дура, блять. Только попробуй мне своим поведением испортить баттл, я тебя потом морально изнасилую, - снова Гнойный - Детишки, вы такие разбушевавшиеся, вам нужно послушать сказочку, - влезает Дядько. - Пошел на хуй, хохол, никакой славы Украине, есть только Слава КПСС, - орет великий комсомолец. - Вы можете просто все заткнуть рот, я хочу выпить пива, а из-за вашей постоянной болтовни не могу даже к губам его поднести, - это негодует Бутер. - Заткнитесь, своими разговорами в голове вы мешаете мне общаться, можно не нагнетать, - Слава наконец-то затыкает весь балаган, и личности рассаживаются по местам. Сам же Карелин поднимает голову и видит шокированные взгляды друзей, - Сорян, чуваки, эти голоса в голове выносят мне мозг, - он улыбается, пытаясь казаться спокойным. - Слав, - Фаллен заминается, - это было не только в твоей голове, вы в реальности менялись. Слава в замешательстве: как это так? Он не заметил. Все это время был уверен, что контролирует процесс, что это очередной срач чисто в его голове. Гнойный смотрит немного шокировано. «Если мы не сможем контролировать себя на баттле – все полетит в пизду. Все месяцы подготовки станут нахуй никому не нужными. Одно дело - просто забыть слова, а другое – не знать их вообще», - говорит Гнойный, и Слава чуть ли не в первые с ним согласен. Он не знает, как это объяснить, как это вообще произошло. Внезапно в голове всплывают слова девочки-психиатра: «Ты будешь терять себя медленно, даже не осознавая вначале, а когда будут моменты просветления – будешь себя ненавидеть. Этим-то и страшен психоз при диссоциативном расстройстве – ты можешь быть уверен, что ничегошеньки не совершал, что просто лежал дома, а в голове была картинка, как ты или любая из твоих личностей, к примеру, гуляет по проселочной дороге в непонятной местности. Ты будешь смотреть на это все, как в фильме, а потом в один момент очнешься и поймешь, что ты и вправду не пойми где, один, без единой мысли в голове. Люди с многими личностями боятся только одного – остаться одни. Поэтому большинство из них, даже когда находят соулмейта, все равно сходят с ума. Человек – странное существо, он любит находиться в одиночестве, но боится остаться один». Лишь сухие факты, думает Слава, но они в мозгах засели сильнее, чем дотошная песенка из сраного мультика «Фиксики». Слава ощущает себя большим компьютером, внутри которого постоянно лазают эти мерзкие винтики и херульчики. Слава чувствует себя трупом в могиле, внутри которого до пизды личинок. Его передергивает, и впервые за 27 лет он хочет быстрее найти свою родственную душу. Он сидит за барной стойкой и параллельно своим мыслям разговаривает с Замаем и Фалленом. Потом к ним присоединяется Чейни. Чейни просит (умоляет) не срываться, держать всех под контролем. Слава истерически смеется - он не хочет говорить, что уже не может это делать. Он входит в какое-то свое антипространство, из которого, кажется, нет выхода. Осматривая зал, чтобы узнать, сколько народу пришло (на самом деле ища только одного конкретного человека), Слава замечает, как в их сторону идет Ресторатор и дружелюбно кивает головой. - Привет, парни, кого не видел. Слав, надо подняться и записать интервью, Мирон уже там, он пойдет первым, ты - сразу после него, - Слава кидает панический взгляд на Чейни. - Я сгоняю с тобой. Хоть посмотрю, че там наверху, ни разу там не был, - Ден понимает его без слов, и Карелин ему за это благодарен. Они поднимаются медленно, в большинстве своем, потому что их тормозит Слава: шнурки, знаете ли, такая мерзкая вещь, что ни ступенька – то развязываются. В конце концов Тимарцев психует, хватает его за локоть и чуть ли не волочит по этой лестнице оставшийся путь, оставляет за занавеской, а сам идет к небольшому островку, где стоят камеры. Слава, как малолетняя, боящаяся всего пизда, прячется за шторами. Он видит Оксимирона. Первая мысль, которая непонятно откуда прилетает в голову, – Мирон очень худой. Через экран это не так заметно, а на деле – просто палка, еле стоящая на ногах. А еще Слава замечает, что мужчина весь какой-то дерганный, руки не может на месте удержать, головой вертит как бумерангом, с ноги на ногу постоянно переступает, будто его толкает кто. Но голова постепенно начинает заполняться гулом голосов ВСЕХ его личностей, что были когда-либо. Он видит старуху лет 90, которая отчитывала его за курение после школы, когда ему было 15; мальчика лет 5, он даже помнил, что это – Леша. Леша любит мороженое (но только шоколадное) и своего розового, совсем не мужественного, но такого мягкого на ощупь, плюшевого зайца. Видит Катерину Григорьевну – учительница информатики, она помогала Славе с программированием в 10-11 классе. Видит Птичьего Пепла, который орет, вырывается из крепких рук санитаров и хочет раскромсать здесь всех, натянуть жопу на кулак и прочие эпитеты. И еще многих других, знакомых и нет, людей и нет. Видит, видит, видит, а они пляшут вокруг него бешеный танец - это какой-то шабаш личностей. Слава опускается на колени, голову рвет будто в ней лежала огромная мина. Лет 13 так лежала, а сейчас вдруг взорвалась, да так сильно, что соседнюю деревушку сровняло с землей. Чейни тянет к нему руки, порывается звать на помощь, а Слава вцепился в него мертвой хваткой и умоляет молчать. Он не знает почему, уверен лишь, что должен выдержать это один. Он в кругу, валяется, как собака бездомная, а личности – гадкие, злые люди, что бьют ее ногами как прокаженную. Он уже не видит их лиц, лишь силуэты, потому что глаза застилает красная дымка крови. Он проводит рукой по лицу и на ней, и в правду, остается кровь. Его ломает, стирает в порошок, и он не видит спасения, видит лишь ненависть и боль, видит кусочек своей будущей жизни. И внезапно он встречается взглядом с Мироном. И это ВСЁ! Это ебаный взрыв сверхновой, это ослепляющее солнце после долгой и холодной зимы, это самый ожидаемый подарок на Новый год/День Рождения/23 февраля, да вообще на все праздники в мире. Наваждение отступает. К побитой собаке подбегает добрый человек, отгоняет всех и заботливо берет ее на руки, прижимая ближе к груди. И это – Дом. - Как ты? – спрашивает его вселенная голосом Мирона. Он не может ответить – не отошел еще от шока. Просто смотрит в глаза и впитывает, впитывает, принимая все, что дают, до капли, не оставляя ничего. Он жадный до ахуения, потому что лишь так может спастись. Но внезапно Слава осознает – кто перед ним. Блудный жид. Его оппонент. Его личное несчастье. И в игру включается Гнойный – его защитный рефлекс. Он встает, игнорируя протянутую руку, - не хочет касаться. Хмыкает, вытирая рукой остатки крови с лица, пренебрежительно смотрит сверху вниз на этот скелет и цедит тихое «нормально». Разворачивается и идет в туалет. За ним не следует никто. Вваливаясь в уборную, он хватается руками за края раковины и смотрит на свое отражение – не узнает себя. Это кто-то еще: слишком забитый взгляд, слишком блестящие глаза, слишком маньячья улыбочка на лице, слишком огромное спокойствие в душе. Через пару минут из туалета выходит что-то новое. «Что-то», потому что человеком данное существо назвать нельзя – лишь смесь язвительности и ненависти. Компания стоит таким же составом, что он их и оставил. Он подходит размашистым шагом, улыбается, протягивает руку Окси. - Слава Карелин, - представляется он официально: они же не знакомы, какой, блять, воспитанный мальчик. - Мирон, - просто отвечает мужчина и жмет его руку. Где-то в самой глубине души что-то шевелится - это Сонечка пытается выбраться из мертвых тисков костюма «Железной девы», но не выходит: Слава надавливает на крышку сильнее, и Соня начинает орать. Ничего, девочка, на будущее надо запомнить – не елозь, когда взрослые разговаривают. Они не говорят банального «приятно познакомиться», потому что нет, не приятно, Славе точно неприятно. Славе ебано как никогда, а Мирон стоит и смотрит, изучает, впивается глазами и впитывает любые перемены эмоций - ебаный энергетический вампир. Слава не может его подавить, не получается, потому что Соня… как же ахуенно все спихивать на бедную девочку, которая и пошевелиться-то не может. Но это все она. Ее ростки проросли так, что ахуеть; так, что это уже огромный баобаб, а Карелин-то и не заметил, как он вымахал, потому что закрывал глаза на все, потому что думал, что это так, ежемесячное увлечение - поболит и пройдет, как обычная простуда. Но ни хера, получай, Славочка, хроническую ебанину – не избавишься никогда. - Идем записывать? – обращается он к Ресторатору. Тот лишь кивает в немом шоке. "Не разбирайся в этом, не углубляйся", - хочет сказать Слава, потому что это затянет. Он сам вот до сих пор выбраться из этой ямы не может. Он не смотрит на Окси, проходит к камере. Откуда-то вырисовывается стаканчик пива - и вот он навеселе, вот Гнойный уже несет очередной непонятно-глумливый текст. Темные очки – отличная вещь, очень темные очки – еще лучше: никогда не узнаешь, куда человек смотрит – в глаза или на ширинку, или на ебаного жида, что пристроился за занавесками и слушает каждое его слово, не прекращая теребить в руках какую-то херню. Слава быстро отбарабанил свой текст и намеревается свалить к бару, чтобы еще немного поднабрать перед началом вселенского пиздеца, он уверен. К тому моменту, как он подходит к шторке, Мирона уже нет. "Так даже лучше", – думает Гнойный. Соня издает тихий, но яростный протест. Слава соглашается с Гнойным (врать себе, пиздец не по-пацански, Славочка). Он бродит среди людей. Чейни ушел начинать организовывать всех, перед этим бросив на Славу такой взгляд, который обещал разбирательства с пристрастиями. Ну и пусть, Слава любит пожёстче. Рядом как всегда крутятся Замай и Фаллен. К Карелину иногда подходят пожелать удачи (ребята со Слова) или просто поздороваться (активисты с Версуса), но Славе на всех похуй. Эта теория рушится несколько раз, когда в толпе он случайно замечает Мирона, и сердце делает кульбит невротъебовых размеров - он давит это все пивом. К началу баттла он уже изрядно поднабрал, но это его лишь подзадорило, их вызывают на центр - и понеслась пизда по кочкам. Слава держится нормально. Нормально? Да у него, блять, ноги трясутся, башка не варит, челюсти сводит, а этому ебучему жиду стоило всего лишь прикоснуться. Соня, вырвавшись, наконец-то, из тисков «Железной девы» орет так громко, что закладывает уши, носится в восторге, и Слава лишь титаническими усилиями держит ее на расстоянии: руки за спину или пусть держат пиво - что угодно, лишь бы не касаться, лишь бы не лажануться. Слава понимает, что с Мироном что-то не так, когда снимает очки. Того колошматит и ведет, вне зависимости от его желания, будто от малейшего ветерка. Его подбадривают, трогают - собственник внутри Славы хочет вырвать им всем руки (это Пепел там разбушевался). Сейчас Окси полностью принадлежит ему, нельзя трогать чужое! Мама в детстве не говорила? Но сам Мирон какой-то раздавленный, расхлябанный, смеется не к месту, смотрит глазами на выкате, а главное тро-га-ет - да так, что ноги подгибаются, тело рассыпается. Слава даже подумал бы, что Окси тупо не готовился к баттлу, накалякал его за пару минут до начала где-то на коленке у Рудбоя, но что-то не так. Эмоции Окси меняются со скоростью света, прикосновения – тоже, даже произношение слов скачет, будто он нажал кнопку «перемешать», при прослушивании музыки. И Слава начинает подозревать, что дело-то не в анорексии. Когда он читал про свое расстройство, то случайно наткнулся на термин «анорексия», эта болезнь шла как отдельным заболеванием, так и вытекающим последствием из других психических расстройств. И там было предложение, которое Слава, почему-то, запомнил: «Анорексия предшествует многим психическим заболеваниям, например, биполярному расстройству или, как его по-другому называют, маниакально-депрессивному психозу. Это заболевание характеризуется сменой настроения, неспособностью контролировать тело, перепадами энергии и способности функционировать, в связи с чем пациент может перестать воспринимать пищу, как что-то нужное организму», - и Слава, почему-то, стоит и чуть ли не молится, чтобы его предположения оказались ошибочными, чтобы у него просто кукуха поехала или наиболее эмоциональная Соня напридумывала всякой чепухи. Сейчас становится резко важным уцепиться за Мирона, оттащить его куда-нибудь и спросить, удостовериться, выпытать, если будет нужно, да что угодно. Слава так отвлекается, что даже пропускает второй раунд Мирона, но вот он сам выходит на тропу войны и выдает, отдает всего себя без остатка, нате, мол, слушайте все про вашего Короля, упивайтесь слезами, разрушайтесь, Империи. Когда толпа в очередной раз шумит из-за потрясного панча и Слава не может быстро продолжить, он смотрит на Окси: тот спокоен, будто это не его сейчас мешают с грязью. У него улыбка на лице, не оскал, как «требует» ситуация, а именно улыбка, да такая солнечная, что Слава поневоле начинает улыбаться в ответ, но Гнойный в подкорке орет благим матом: «Отвернись, не смей, голубятню здесь развели!», - и Слава отворачивается, опускает взгляд, чтобы не видеть мелькнувшего разочарования в глазах напротив, или не было такого? Гнойный говорит, что показалось, Сонечка же тает от осознания, что да, было на самом деле, кто бы что ни говорил. И замечает, как сам Мирон отводит взгляд, и улыбка сходит у него с лица. Фаллен херачит по плечу с максимальной силой и орет «молодец», этим выводя из какой-то личной, только для них двоих образовавшейся прострации. Он заканчивает панчем про 17:03 и выдыхает. Третий раунд Мирона тоже проходит как-то смазано, Славе не нравится: слишком много лирических отступлений, хочется заорать «Эй, мужик, ты че? Мы не на литературном вечере, здесь стоят обожратые люди, пришедшие за зрелищем». Но Мирон не слышит и продолжает, продолжает что-то говорить, снова подходя слишком близко, снова безудержно касаясь. Когда начинается третий раунд Славы – это конец, это выплеск всего, что накопилось за последний год, да за всю жизнь, в которой присутствовал этот анорексичный жид. Кричит, орет. То Гнойный – открыто презирающий, то КПСС – всей душой за Россию, ненавидящий Окси и его Европейские наклонности; то Дядько с панчами, от которых толпа просто в экстазе, а то вдруг вылезает Сонечка и среди всей этой какофонии смотрит своими большими, оленьими глазами, в которых плескается море обожания, а Слава впервые (!) всех их контролирует, знает, где надавить, где выпустить одну личность, а где другую. Он ощущает себя ебаным предводителем кукол, он управляет своими марионетками. И все это с одной целью – смешать с грязью человека, в которого (может быть совсем немного) влюблен. Баттл заканчивается, время подводить итоги, Слава расслабляется, и тут выпрыгивает Сонечка со своей просьбой поделиться водой. Карелину похуй: он слишком выжат, слишком взволнован, слишком рад, он – одно большое «слишком». Судей он даже не слушает: нет смысла, уже насрать, он сделал то, ради чего сюда приехал, он сказал, то, что было у него в душе. Окси пожимает руку, какой-то весь трясущийся, придвигается ближе и говорит что-то про историческую хуйню. Слава не в вывозе, его забирает в объятья толпа, он не видит Мирона больше, и личности начинают сжимать мозг. Слава думал, что после баттла, при любом исходе, нажрется в слюни. Так, чтобы не вывозить ни слова. Думал, что обкурится, наширяется, накидается наркотой - он был готов сдохнуть. А в итоге-то что? Он еле цедит второй бокал сибирки, когда все остальные – в полнейший хлам. Даже всегда вдумчивый Чейни уже поет какой-то куплет из Серебра (никаких вопросов, откуда Слава знает, что это именно Серебро - по радио-то их песни часто крутят, ага, ага, да). Карелин поднимается и идет. Куда? А хер его знает. Ноги сами несут его на балкон, где они записывали интервью. Наверху никого нет, все слишком в говно, чтобы преодолеть такое препятствие как винтовая лестница. Он плюхается на диван и запрокидывает голову, прикрывая глаза. - Почему-то был уверен, что ты уже валяешься где-то угашенный, блюя. Действительно, не очень хорошо тебя изучил, - раздается откуда-то сбоку, и Слава чуть ли не подскакивает от неожиданности. Сонечка бежит в первые ряды наблюдать за предстоящим представлением, Гнойный хочет вырваться и разхуярить выблядка хоть словом, но это уже – баттл чисто Славин. - Почему так уебски подготовился? Просто пиздец. Нахуя было вызывать на баттл, если единственное, что ты смог – пересказать какую-то книжку? - Ты меня не слушал, книжка-то реально интересная, - Мирон усмехается. - Это трудно, знаешь, быть мировой звездой, - говорит Фёдоров и его руки начинают снова нервозно перебирать что-то в руках. Темно, но Слава понимает, что это четки. - Не после сегодняшнего, - отвечает Карелин, на что Мирон заливисто смеется. - Ты правда настолько глупый? Реально считаешь, что люди отвернутся от меня, как от Джонибоя? Это все – хайп, неожиданность, которая лишь подогреет всех. Так и зарабатывают славу, деньги, имя. Если бы ты умел – тоже бы так смог, хотя бы за этот год я реально отвалил тебе море хайпа. - Мне не нужны твои подачки, тем более твой ебаный хайп, - Слава заводится, Сонечка дергает за рукав, но парень отмахивается. Этот придурочный жид не понял за три раунда то, что пытался донести до него Слава. - Всем нужен хайп, ты просто не осознал этого еще, - как-то лениво отвечает Окси. Слава вскакивает с места, подходит к соседнему дивану нависая над жидом. - Я не стану таким как ты, - рычит он, - ты продажная скотина, пытающаяся диктовать свои правила, ты властен над безмозглыми, ты сам-то по сути – ничто. Пудришь мозги, пишешь тексты со смыслом – а для кого? Для пабликов про рэп, что будут еще долгое время спорить, что именно ты зарифмовал в той или иной строчке? Никто их не поймет достаточно! Ты давно уже выдохся, исписался, твой альбом – ебаная херь, в которой подразумевают большой смысл, а в итоге что? Записанная за три недели хуйня? Люди думают, что ты гений, но, на самом деле, ты просто больной! - И это мне будет говорить человек, у которого личностей больше, чем рыб в океане. - Ну, я хотя бы могу контролировать свои личности и быть уверенным, что они не начнут резко орать в припадке или бросаться на людей, потому что перепад настроения случился. Я могу хоть попытаться казаться обычным человеком. А вот с биполярным расстройством за нормального не сойдешь, да? - *дзынь*, кажется, это разбилась и так нестойкая выдержка Фёдорова Мирона Яновича. Он вскакивает и хватает Славу за грудки, смотрит в глаза. - Откуда? – один вопрос, а Славе резко хуевит. Хочется упасть на колени, грызть землю зубами, умолять, чтобы это была неправда, забрать свои ебучие слова обратно. - Откуда ты, блять, знаешь об этом, пидорский ублюдок? – Мирон орет так, что срывает голос, даже заглушая музыку в клубе, толкает его к стене, а Слава, будто тряпичная кукла, поддается. Потому что нет его сейчас в теле, никого из НИХ нет. Он не понимает, почему ему это так важно? Почему именно душевное состояние Оксимирона так бередит его душу? Почему? ПОЧЕМУ? ПО-ЧЕ-МУ? А Мирон напротив него вдруг начинает трястись, да так, что нокия 6110, самая мощная по вибрации, по сравнению с мужчиной – ничто. Глаза бегают по Славиному лицу, не осознают: кто, что, где? Не понимает. Но держится за Славу такой мертвой хваткой, что руки уже наверняка сводит. Карелин непонятно как осознает, что это приступ, хочет что-то сказать, но Мирон вдруг резко фокусирует взгляд на нем, смотрит пару секунд таким осознанным взглядом, будто понял смысл жизни, и с размаху дает в переносицу. Карелин кривится и хватается за нос, смотрит на Мирона: тот выпускает его из хватки, отступает на пару шагов и, как мешок, падает на пол. Сердце Славы Карелина, кажется, падает вместе с ним.