***
Он. Поцеловал. Мирона. Эти три слова вертятся в голове как карусель. Она закручивается в водоворот и грозит унести Славу с собой в самые глубины непроглядной темноты. Хотя, что ему терять? Он и так не ебет, где находится. Да и сколько времени с его отключки прошло – тоже не помнит. Помнит только пухлые губы, тощее тело и шокированный, немного расфокусированный взгляд Мирона, когда Карелин отстранился. А что, собственно, произошло? За эти несколько дней/недель/секунд/лет – Слава не знал точно – он раз тридцать прокрутил события всех дней после исчезновения Мирона. Когда он уебал на запись альбома, потом еще дня два не вылезал из студии. Телефон держал последние 20%, когда Карелин приехал к Мирону, так что долго бы он не отпахал, а зарядку от телефона он забыл, соответственно, был вне зоны действия. Когда два диких дня закончились, Слава даже не предполагал другого действия, кроме как вернуться к Окси и наконец-то все прояснить. Почему? Да потому что все дни, что записывались треки, Слава не мог думать ни о чем, кроме худого, подрагивающего тела в своих объятиях. Он не знал, во что это все выльется, и не пошлет ли его Окси, что выглядело бы логично, куда подальше. Однако ломка в теле была дичайшая, и Слава срывается в уже известном направлении, ничего толком не объяснив Замаю. Экономит время и заказывает такси, ждать лифт не хочется, и он, как колибри, перелетая через две ступеньки, поднимается на нужный этаж. Звонок сразу вдавливает со всей силой и держит долго, потому что еще в свой первый визит понял, что обитатели данной квартиры тяжки на слух. Однако, что удивительно, дверь открывается почти молниеносно, и на него смотрит Евстигнеев. Какой-то странный Евстигнеев: бешеные глаза, синие круги под ними, весь до ахерения дерганный. Всматривается в Славу, будто не понимая – кто перед ним, а через пару секунд напряженные плечи опускаются, а губы разжимаются, голова падает на грудь в какой-то безысходности. - Привет, - тянет Слава осторожно, в душе начинают царапаться кошки (или это Мармеладова, что в панике начинает расчёсывать руки чуть ли не до крови, через секунду Карелин замечает, что тоже елозит ногтями по предплечью). «Да успокойся, еще ничего не произошло!» - тянет Гнойный. Не-е-ет, зайчик, это так просто не действует, Славу уже начинает хуярить в трипе, потому что Ваня на приветствие не отвечает, а просто уходит в глубь квартиры, оставляя, однако, дверь открытой. Карелин заходит, снимает обувь и крутку и идет за Ваней на кухню. Там будто штаб. Люди бегают в панике, о чем-то перекрикиваются, постоянно кому-то звонят и курят-курят-курят, Славу начинает тошнить; а еще в воздухе витает, даже не витает, а давит тяжелым грузом, запах безысходности, да такой он сильный и коленопреклоняющий, что хочется убежать, спрятаться и никогда больше здесь не появляться. Окси, ожидаемо, на кухне нет, зато полно членов его «семьи». Слава смотрит на Евстигнеева, который садится на, видимо, недавно покинутый стул, берет телефон и начинает куда-то звонить, Карелин слышит обрывочное: «Здравствуйте, это аэропорт Шереметьево?»; дальше взгляд останавливается на Порчи, который с кем-то болтает на английском по скайпу; Илья Мамай, которого Слава видел только на записях, сидит и что-то сосредоточенно печатает в компьютере; еще парень видит девушку, Замай говорил, что у Мирона есть директор – Женя, видимо, это именно она: у уха телефон, ручка быстро бегает в ежедневнике, слышится разговор про какие-то больницы; и заключительным этапом становится Ресторатор, который, кажется, один замечает вошедшего Славу. - Привет, - говорит Саша подходя. - Ага, че здесь происходит? Что за совещание такое? Мироша-крейзи что-то натворил? – пытается скрыть панику за смешком, но Тимарцев не тупой, он смотрит парню в глаза очень внимательно. - Он пропал, - просто отвечает Саша. - В смысле пропал? – Слава пытается не слышать Сонину истерику, та же набирает в легкие побольше воздуха и начинает причитать. – Он что, блять, пятилетний ребенок, который в ТЦ потерялся? Он медийная личность и вся хуйня, его бы по-любому кто-нибудь да заметил. - Ну, как видишь – нет. Уже два дня ищем, а он будто в воду канул. - Два дня? Вы ебанутые? Как два дня? Да с ним же что угодно могло за эти два дня случиться! Вы же его друзья, уебки! Как можно не знать – где он находится. Я бы на вашем месте давно в полицию заявила, а не сидела бы как истуканы! - врывается Соня. Все люди в комнате резко поворачивают на них головы, Гнойный бьет себе фейспалм. - Заткнись, - тихо шипит он. - Лучше успокой свою девчачью сущность, иначе выйдешь отсюда на хуй вместе с ней, - орет Евстигнеев, потом прерывается из-за входящего звонка. - Окей, позицию одной из твоих личностей я понял. Это было после того, как ты приехал, - Слава в недоумении поднимает брови. - Ты же не думал, что я не сложу 2+2? Плюс, Ваня еще истерил касательно этого. Ему пришлось уехать спустя, буквально, пару часов после того, как свалил ты, пока Мирон еще спал. Когда он вернулся в квартиру – никого не было, телефон Фёдорова лежал на кровати, хотя он постоянно берет его с собой. Ваня посидел еще пару часов, но понял, что Окси не вернется, начал звонить всем, выспрашивать, может он у кого остался. Потом выяснилось, что ни у кого из близких его нет, вот мы здесь и собрались, пытаемся найти его. - Какого хуя? Он что, даже записки никакой не оставил? – спрашивает Слава. - Нет, ничего не взял кроме паспорта, бумажника и задрипанного айпода, - внезапно у Тимарцева звонит телефон, и он, извинившись, отходит в сторону. Слава остается один, просто стоит и смотрит на эту какофонию. «Это все из-за нас!» - начинает свою шарманку Соня. Слава на это не реагирует. Слава стоит и обдумывает… а что он, блять, обдумывает? Да как хуево все складывается у него в жизни, и никто кроме него в этом не виноват. Все время он так: тянет до последнего, потом пытается успеть на последний поезд и, сука, все равно опаздывает. Вот и на этот раз – что ему мешало вовремя поговорить с Мироном? Все решить; да даже если не решить, они бы хоть к какому-то логическому завершению пришли. И Фёдоров бы не пропал, он уверен. Он садится на стул и смотрит в пол, на себе ощущая взгляды «больше, чем семьи». О, да, они его тоже обвиняют, была бы их воля – выгнали бы; его здесь держит, кажется, только их надежда, что он сможет что-либо почувствовать, если с Окси вдруг что-то произойдет. «Слав, все в порядке будет, успокойся, он не маленький ребенок, всем иногда трудно, всем иногда нужен передых. Сейчас успокоится, вернется, вы с ним поговорите и все будет хорошо», - проникновенную речь толкает КПСС, присаживаясь рядом. «Славян, правда, хуйней страдаешь. Такое ощущение, что у него башки на плечах нет», - влезает в разговор Гнойный. «Да причем здесь есть у него башка или нет? У него биполярное расстройство, имбецил! Мы читали про это! Мы видели это своими глазами! Вот если он опять какой-то приход словит, а рядом никого не окажется? Он же раскромсает себе голову! Совершенно один, где-то, в чужой стране, без телефона, ему некому будет оказать помощь. Ох, если бы мы были умнее, если бы мы поговорили с ним. Это все из-за тебя, Слав, - Карелин, до этого тихо сидящий и слушающий причитания Сони поднимает на нее голову, - если бы ты тогда не убежал. Испугался, правильно Ваня сказал, ты – трус. Если с Мироном что-нибудь случится – я тебе этого никогда не прощу», - Мармеладова, договорив, громко хлопает дверью и пропадает, Слава лишь смотрит ей в след. «Ой, да забей, перебесится, она всегда печется из-за этого еврейчика, ты же знаешь», - говорит Дядько из-за стола. Карелин никак не реагирует, потому что это, блять, правда. Все, что сказала Мармеладова, до последней капли – правда. Если бы не его эти тысячи отговорок, побегов, недомолвок – все бы было в порядке. Он же вбил себе в голову, что счастливым с Мироном не станет – не сможет, вот теперь и пожинает плоды. Он встает со стула и выходит из кухни, спиной чувствуя чужие взгляды, от чего плечи очень напрягаются, но он продолжает идти. Впереди маячит уже знакомая комната, ему туда нужно, он уверен. Заходит и осматривается, все также, как он запомнил со своего прошлого визита. На прикроватной тумбочке видит телефон – смартфон последней модели, конечно же; берет его в руки, на экране блокировки фотка «семьи», все радостные и счастливые, Слава такую улыбку у Мирона только во сне, казалось, видел. На телефоне, неожиданно, нет пароля, и Славе открываются закрома Мирона Яновича. Где-то на подкорке КПСС не одобряет эту идею; Гнойный, наоборот, в припадке счастья, уверен, что они найдут компромат на Окси; Слава же просто смотрит на меню и не знает, что делать. Ни в какие соцсети заходить не хочется, и переписки ни с кем читать не хочется. Он заходит в папку «фото» и открывает какое-то первое попавшееся видео. Видео снято давно, кажется, даже не на этом телефоне, просто скинули, возможно. На нем Мирон не видит, что его снимают, они с Охрой сидят за столом и о чем-то спорят. Жид очень активно доказывает свою точку зрения и смеется с аргументов Вани; потом они в шутку начинают пиздиться, но девушка, что снимала, окликает их, Окси тут же притягивает Евстигнеева к себе за плечи и улыбается с оскалом, думая, что их фоткают; девушка говорит, что это видео, и лицо Мирона приобретает типа обиженное выражение: щеки надуваются, нижняя губа выпячивается, глазки злые – одно умиление, девушка смеется и видео заканчивается. - Мы тогда только недавно познакомились, и полугода не прошло. Он был подавленным и загруженным, мы все пытались вывезти его как могли. Это первое видео после того, как он вышел из депрессии. Никто из нас на тот момент не знал, что у него биполярное, все думали – анорексия. И, знаешь, тогда он был намного более открытым, как бы противоречиво это не звучало. Я скучаю по нему такому; а тебя ненавижу не потому, что ты его до такого состояния доводишь – все доводят, – а потому, что ты единственный можешь его вытянуть, но какого-то, сука, хуя не хочешь это делать. Я этого не понимаю, - Слава смотрит на Ваню и понимает, как им всем все-таки хуево. Они вытаскивают жида из передряг уже много лет, все устали и хотят на покой; и вот – появляется шанс, которым Слава машет у них перед носом, но все равно не использует. - Я хочу, правда, хочу! Просто, трудно, знаешь, когда ты человека так долго не выносил, а потом так «раз», и оказывается, что он твоя родственная душа. Да проблема-то не только в этом, они, - Слава стучит пальцем по виску, - все разные. Все хотят чего-то своего, а я не могу им этого дать. Я разрываюсь на миллион частей, потому что одна моя личность хочет быть с Мироном до скончания веков, а другая хочет отхуярить его до потери пульса, - Слава загнанно дышит, Ваня же все его повествование смотрел в окно, но все равно кивает. - Сейчас мы ничего не добьемся своими звонками. Он если не хочет найтись – то хоть в мировой розыск объявляй, на деле хуй получишь. Я обзвонил все компании, выяснилось, что он улетел из Шереметьево в Милан, но я абсолютно уверен, что он там не задержится. При его болезни он не может долго находится на одном месте, сейчас остается только ждать, - Ваня поворачивает голову в сторону Карелина и пытается выдавить улыбку. - Вам бы поспать, всем причем, а то вы похожи на армию зомбаков, - говорит Слава, и Евстигнеев на это усмехается. - Ты бы тоже поехал домой, как только что-то станет известно – я сообщу тебе. - Хорошо, дай мне еще пару минут, - Рудбой кивает и выходит из комнаты. У Славы же в подкорке бьется одна единственная мысль. Она тупая, но проверить руки чешутся. Карелин еще раз открвает успевший заблокироваться телефон и нажимает иконку «контакты». Вбивает первые числа своего номера и находит нужный контакт. Сердце пропускает удар. «Ахуеть! Я, конечно, в языках так не шарю, но все равно перевод знаю. Мы в дерьме», - тянет Гнойный. У Сонечки же появляется такая широкая и яркая улыбка, которую Слава за всю жизнь у нее не видел. Он же просто тупо пялится на надпись и не может связать пары слов. Мирон Янович, хваленый Мирон Янович: высокомерный, похуистичный, гордый, Король баттл рэпа, строитель личной Империи и вся прочая хуйня. Слава бы никогда не подумал, что у этого человека вообще может быть сохранен контакт Карелина, и уж тем более был уверен, что если жид и сохранит его, то под банальностью типа: «уебок», «беременная цапля», «шпала». На самом же деле на Славу с экрана смотрели номер его телефона и ёмкое, но кричащее громче всех признаний, «Meine Liebe» *. Мирон – умный, Мирон все понял намного раньше самого Славы. Карелин пытается задавить широченную лыбу, блокирует телефон и уходит из квартиры с еще большим грузом, чем приходил.***
** Оставшиеся 8 дней для Славы проходят в прострации. Он почти все время проводит на работе, приходит в рань и уходит позже всех, выматывает себя полностью, берется за все предложенные работы и проекты, лишь бы прийти домой и отрубиться без дополнительных мыслей. Его обряд прост: он просыпается, звонит Евстигнееву, узнает, что никаких новостей от Окси нет, идет на работу, отпахивает там как лошадь, приходит домой, звонит Чейни, болтает с ним, звонит Евстигнееву, узнает, что новостей от Окси нет и садится за стол с кружкой чая, понося себя на чем свет стоит - за последние 7 суток он спал часов 10, – и так на повторе. Он заметил, что последние несколько месяцев вся его жизнь состоит из частых повторений тех или иных событий, будто после баттла он чисто физически двигаться вперед не может. Дни проходят долго и нудно, пока в одно утро при уже обыденном звонке Евстигнееву, он вдруг слышит «сукин сын», после чего абонент отключается, и никто на протяжении всего дня ему не отвечает. Вечером того же дня от Тимарцева он узнает, что Окси вернулся. В голове образуется самое настоящее минное поле. Слава – хуевый сапер, потому что нарывается почти на все мины. Мины – это аргументы, касательно того, почему он не может быть с Окси. Ему нашептывает их голос, но это не близкие личности, это чисто его, на подкорке. Давит и принижает, вкидывая по пачке аргументов каждые пару минут. Когда Соня чуть ли не за рукав его тянет, чтобы ехать к Окси, – он отмахивается, потому что в голове эти ебучие аргументы. Правдивые аргументы. «Ты же знаешь статистику, Слава. Сколько людей с диссоциативным расстройством счастливы со своим соулмейтом? Ты знаешь – 40%. Меньше половины. Но мы забываем о еще одном показателе. Сколько диссоциативников убивают свои вторые половинки. Сколько? Ну же, Слава, не заставляй меня настаивать! СКОЛЬКО?» - орет голос. «ПЯТЬДЕСЯТ ПЯТЬ», - Слава кричит в ответ. Голос смеется и давит, давит, сжимает голову в тиски, подсовывает сны. За последние 8 дней Славе снилось масса снов, тысячи ситуаций, тысячи мест, сон либо длится пару минут, либо растягивается как мазут. Но есть три вещи, которые происходят в любом сне, как бы Слава не старался, чтобы не предпринимал – исход один. Во сне всегда есть Мирон, который всегда умирает, которого всегда убивает Слава. В большинстве своем, именно поэтому сон для него стал табу. Печать, взломав которую, ты выпустишь на свет самый свой страшный кошмар, что поглотит тебя за мгновенье. Слава не поедет к Мирону, никогда не поедет, потому что надежда на счастье такая слабая, а голос в голове отлично умеет лишать надежд. И он почти убеждает себя в этом, опять возвращаясь в свою меланхоличную стадию, но Карелин забывает про свою «бравую команду». У Сони, вообще-то, глаза горят так, что их внутренний свет за секунду прогоняет голос в Славиной голове, она настолько сейчас переполнена любовью, что остановить ее попытается только смертник. Даже Гнойный помогает в вытаскивание Славы из стальных пут голоса. Все его личности, вообще-то. Тянут, как репку и довозят всем коллективом до знакомого подъезда. Ему везет в третий раз, потому что он снова прошмыгнул с кем-то из жильцов. Поднимается на нужный этаж, заведомо не смотрит на себя в зеркало, звонит в квартиру и ждет. Дверь открывается. Кажется, Слава никогда не привыкнет ко взрывам где-то внутри, которыми сопровождается каждая его встреча с Мироном. Миссия. Для Славы, по крайней мере. Куда-то под дых бьет это безразличное - «чего тебе?»; он может выдавить из себя только «привет», потому что личности его снова покинули, оставив разбираться с этим дерьмом одному. Слава не может что-то добавить, хотя хочет, безумно. У него на подкорке речь такая, что ебнешься, здесь и: прости, что бросал тебя столько раз, что выводил из равновесия, что такой весь из себя хуевый, что не могу определиться в себе, что тысячи личностей за душой, которые разрывают на части и не дают сказать что-то однозначное. Здесь и обещания: любви, защиты, опеки; никаких выбешиваний, никаких раздвоений, -троений и прочей хуйни. Здесь и просьбы: прими меня, не отталкивай, поверь в меня, ведь для тебя – я весь, я всё; лишь бы тебе это нужно было. И Мирон будто понимает, будто слышит весь этот посыл, притягивает за рубашку к себе, Слава растворяется. Как впервые влюбившаяся восьмиклассница, которой ответил взаимностью предмет ее воздыханий, Слава прижимается к Фёдорову. Понимает, в одно мгновение, что вот так – мог бы провести жизнь. Демоны внутри затихают, опускают рогатые головы под теплым светом его личного солнца, его Мира. В груди разливается такое сильнейшее тепло, будто смешивается алкоголь и простудная лихорадка. Губами Слава дотрагивается до лысой макушки и чувствует, как от этого места по телу жида начинают бежать мурашки. Голос отброшен куда-то на подкорку, он не властен теперь. И все-таки это заканчивается, Мирон выпутывается из объятий, и пару минут просто стоит, смотрит, изучает; будто решает – давать шанс или нет. И это его «будешь чай?», для Славы самый долгожданный вопрос на планете. Он встает в дверях, как дебил, в голове появляется Соня и чуть ли не тараном впихивает его в кухню, он на это лишь цокает. Потом все та же Соня сетует на его отсутствие этикета, Карелин отмахивается от нее, и девушка пропадает. Мирон ставит кружки и чай, Слава никогда не видел такого чая, хочется попробовать все, поэтому он изучает все названия очень внимательно, краем глаза замечая, что Мирон начинает ерзать, а затем кашлять. Это спусковой крючок, триггер и все вместе. Слава смотрит на Фёдорова и не может понять, как этот утырок вообще додумался куда-либо свалить, здесь же столько людей, которым он важен, здесь же Слава. Завязывается этот диалог, и Карелин – честно – не планировал давать Мирону по щам, но тот просто его вывел. Сонечка появляется вовремя, орет на него и выталкивает руки, которые потом хватают Мирона за воротник и притягивают к себе. Слава всегда наслаждался фейерверком. Для него в праздновании Нового года была особенно важна именно эта часть. Ему всегда было интересно увидеть все вблизи, как взрывается с виду обычный порох таким буйством красок. Вот сейчас он увидел, потому что именно это происходило в голове. Он вспомнил, как на квартире у Охры хотел почувствовать себя на месте той бляди, что присосалась к Мирону, сейчас же он чувствует себя намного выше этой девицы. Потому что руки Окси не просто болтаются вдоль тела, а цепляются за Славину толстовку и сжимают Славины плечи. Внезапно что-то меняется. На подкорке начинает появляться он. Голос. Который хохочет, который сжимает голову в кольцо, который держит тело в тисках. И Слава узнает этот голос. Мозг будто леденеет, потому что, как Карелин не смог понять раньше? Потому что, как можно не узнать свой самый настоящий ночной кошмар? Как можно не узнать личность, из-за которой ты один раз почти убил и чуть не умер сам? Он смеется и подходит ближе, на лице, обезображенном и перевязанном, неузнаваемом, почти забытом, блистает кривая улыбка. «Скучал по мне, дорогой? Помнишь, как нам было весело в первый раз? Помнишь, как хотелось повторить тогда? - Слава пытается что-то сказать, но может лишь сильнее стискивать голову и рот, чтобы не заорать от боли и не напугать Мирона. Сейчас для Карелина есть только одна цель – увести тело вместе с этим подальше от Окси. – Ты прав, сладкий, я как раз за твоим мужчиной. Не думаешь, что таким надо делиться? Ну же, Сла-а-ава, ты же не будешь открывать этот подарок в одиночестве?» «Чего тебе нужно? Уйди», - умоляет Слава, боль сдерживать все труднее. «О! Ты знаешь, зачем я здесь. Чтобы закончить начатое когда-то, чтобы получить удовлетворение. С ней не получилось, но тут-то добыча крупнее, верно? Тут родственная душа, эх, как же мне везет! Ну все, хватит болтать. Давай, Славик. Убей его», - Славе хуевит в тысячу раз сильнее от этих двух слов. «Уйди. Прошу, уйди». «Нет». - Убей. - Уйди. - УБЕЙ. - УЙДИ. Слава поднимает голову на Мирона и смотрит, впитывая каждую черту внутрь, запоминая на долгое время вперед. Потому что пока Карелин не избавится от этого, к Миру он и на 1000 шагов не подойдет. Из последних сил Слава поднимает тело и несет его как можно дальше от этого места.***
Первым воспринимается звук. Мерзкий такой – громкий и пищащий. От него хочется скорее избавиться, но, чтобы это сделать – нужно найти источник звука, следовательно, придется открыть глаза. Строя эту «цепь питания» Слава приходит к выводу, что нужно очнуться, именно «нужно». В голове опять пустота, но ему сейчас слишком трудно отвлекаться на что-то еще кроме ужасного звука. Глаза открываются медленно и нехотя, он будто продирается через лес, состоящий из всех подряд ярусов. Сначала перед глазами пляшут черные точки, а изображение размыто, но потом начинает вырисовываться силуэт возле его кровати. На самом деле, он ожидал здесь кого угодно, но сидящая на стуле Юля Киви в этот список не входила. Она залипает в телефон и не замечает, что Слава очнулся, поэтому он немного шевелится. Девушка даже подскакивает на месте, а после первого шока подлетает к нему. - Привет! Боже, ты нас так напугал! - Можно просто Слава, - ухмыляется он, на что Юля просто закатывает глаза. - Не ёрничай, пожалуйста. Слав, мы не могли найти тебя три дня! Мирон позвонил Чейни почти сразу после того, как ты убежал. Что случилось? Окси сказал – ты был не в себе; держался за голову, а потом начал кричать что-то непонятное, - Юля внимательно смотрит на Карелина, а тот не знает, что ответить. В голове начинают всплывать моменты того дня, от этого хочется свернуться калачиком и не подпускать к себе никого, но ему срочно нужно поговорить с Чейни, потому что только Ден в курсе той – другой - ситуации с Машновым, с тем самым ебаным голосом, что у Славы в подкорке. - Чейни здесь или ты одна? Мне срочно нужно с ним поговорить, - Слава смотрит каким-то умоляющим взглядом. Почему? Да потому что на кону стоит многое, безопасность Мирона – самая первая задача. Слава должен сказать, чтобы Чейни как угодно держал Фёдорова подальше от Карелина. Отсутствие личностей пугает, но это значит, что у него есть некоторое время, чтобы придумать какой-нибудь план. Все будет хорошо, они с Деном сообразят, что делать – Мирон рядом не окажется. - Чейни будет вечером, его сейчас куда-то вызвали, какие-то неотложные дела с баттлами, даже аргумент, что ты в больнице, не подействовал, - Слава хочет застонать от бессилия, - но я здесь не одна. Здесь твой Окси, - все внутренности Карелина будто падают в яму. Нет, нет, нет! Нельзя, ему нельзя здесь находиться. - Юля, Юленька, пожалуйста, умоляю тебя! Скажи ему, чтобы уезжал, что угодно сделай, просто попроси его уйти! Прошу, прошу, пожалуйста! – Слава начинает биться в какой-то истерике, приборы пищат с бешеной силой, а его самого подбрасывает. В палату влетают врач и медсестры, Карелин их не видит, Карелин видит только бритую голову в проеме двери и обеспокоенные синие глаза, когда снова проваливается в черную бездну. В следующий раз он приходит в себя, когда на улице уже темно, стул, стоящий рядом с кроватью, пустой, а часы на прикроватной тумбочке показывают 9 часов вечера. «Как ты себя чувствуешь?» - в голове появляется Сонечка, и Слава сейчас так благодарен высшим силам - или кому там, – что дали ему личностей, просто ебнешься, как благодарен. «Не понимаю, что происходит. Я опять вырубился? Где вы были те три дня? Все ли с вами в порядке? И где этот ненормальный?» - комично, в Славиной ситуации, называть кого-то «ненормальный», однако это была правда. Машнов был именно таким, в общепринятом смысле. «Славян, это был ебаный пиздец! Они, блять, оба не в себе! Там не только Машнов, Пепел с ним заодно», - как всегда без приглашения, вторгается в разговор Гнойный. «Мы не знали, где были эти три дня, нас будто заперли в «темной комнате», мы не могли выбраться оттуда, просто чувствовали, что тело движется. Не знаю, как это произошло, может, именно тело подало знак, находясь в опасности, но я вдруг увидела дверь и вломилась туда. Эти двое стояли «у руля» и направляли нас под КАМАЗ. Это просто ужас! Я позвала всех, и мы общими усилиями оттолкнули тело из-под колес, но все равно машина нас немого задела», - Мармеладова рассказывает это с все еще присутствующим страхом во взгляде, все время оборачивается, будто боясь, что за спиной внезапно окажутся те двое припизднутых. Гнойный, что слушает это все, стоит очень близко к Сонечке, будто защищая, и даже немного прикасается к ее талии – это неожиданно. Слава понимает, что страх смерти сплотил даже эти две, всегда противоречащие друг другу, его личности. «Мирон?» - спрашивает он односложно, но все понимают. «Мы не знаем, Слав, пришли в себя только сейчас, но если ты его видел здесь, значит все в порядке?» - однако голос Мармеладовой все равно звучит как-то безнадежно. «Ничего не подумайте, но странно, что эти уебки не вернулись к Окси после того, как Слава потерял контроль над телом. Если Машнов, хуев маньячелло, так сильно хотел лишить тебя родственной души, то почему не сделал этого, когда была возможность? Ты бы все равно не смог ему помешать», - задумчиво тянет Гнойный. «Он хочет, чтобы это сделал сам Слава, - внезапно говорит КПСС откуда-то из дальнего угла. – Вы не понимаете? Для него просто убийство – это не то. Я читал про таких – им нужно зрелище, им нужно чувствовать безнадегу у многих людей, а не только у одного. Такие – самые настоящие психи. Он хочет, чтобы Слава сломался, как в том сне с Птичьим, помнишь? – Слава на это кивает. - Думаю, то было предупреждение, чтобы ты не приближался к Мирону. Я это понял, когда Машнов сказал про неё, - Карелина на этом моменте хорошенько так встряхивает. Сразу же хочется нажраться, обдалбаться, снова причинить себе физическую боль, лишь бы заглушить то сильнейшее чувство вины, что зависло где-то на подкорке. – Тогда ведь он тоже мог убить ее несколько раз: «перепутать» дозы, вколоть немного больше того, подсыпать сего; когда Слава находился в отключке. Но ему нужно было не это, он хотел, чтобы смертельная «подача» была именно с руки Славы, чтобы он наслаждался этим, чтобы хотел этого», - КПСС смотрит попеременно на все личности, чтобы донести весь ужас сказанного. Карелин будто был во сне, будто забыл, что произошло тогда, но комсомолец «по-дружески» об этом напомнил. Теперь полное отсутствие контакта с Мироном стало какой-то «идеей фикс». «Нужно уехать, куда угодно, как можно дальше. Мы дождемся Чейни и попросим прикрыть нас», - говорит Карелин, все личности согласно кивают. От принятого решения становится немного лучше, а жизнь сыграла по своим правилам. Потому что дверь палаты открывается и заходит Мирон, смотрит пару секунд, будто в ступоре, потом подходит к кровати и наклоняется над Карелиным. - Ебаный увалень, еще раз такое исполнишь, я привяжу тебя к батарее, пиздец как напугал меня, - жид наклоняется и целует ошарашенного Славу, кусая губы так, будто пытаясь поставить отметину, будто говоря, – этот принадлежит мне. – Я никогда тебя больше не отпущу, liebe Sonne **, - план летит в пизду, а на задворках разума Слава слышит злорадный хохот его голоса.