(Три звезды)

«Сколько порезов может нанести себе человек перед тем, как умрет от кровопотери?» – он когда-то задавал этот вопрос в интернете. Ответа не получил, только узнал, что, если не станет двух из пяти литров крови человек теряет сознание. Когда он вышел из комы, ему сказали, что он потерял почти 3 литра. «Спасли в последний момент. Это что же за причина такая должна быть, чтобы изрезать себя настолько? У вас бизнес, что ли, прогорел?» - нудел врач. Нет, у него жизнь прогорела. А причина этого всего на протяжении почти двух дней его комы сидела возле его кровати. С разбитым Евстигнеевым носом. Врач сетовал на то, чтобы Мирон как-нибудь поговорил со своими «парнями», так как они ему чуть ли ни все отделение разнесли. Мирон на это лишь тяжело вздыхает и поворачивает голову на кресло рядом с кроватью. Карелин сидит, уткнувшись в какую-то книгу и, запустив пальцы в волосы, перебирает их. Он не разговаривает с Мироном. После его «выхода» из комы, единственное, что пробурчал Карелин, - это мудак. И всё. Сел на кресло рядом с кроватью и отходил от него только в двух случаях: отлить и когда приходил Охра. Мирон удивлялся тому, как сильно эти двое друг друга не выносят. Ваня-то понятно. Тот был уверен, что все срывы Мирона из-за Карелина (ну, большинство). Поэтому не хотел подпускать Славу и на метр. О чем очень достоверно сказали его кулаки, как только Слава появился в больнице. От воспоминаний об этой истории у Мирона невольно появилась улыбка. Хотя, что, собственно, смешного? Евстигнеев приехал к нему домой, потому что Окси не отвечал на звонки. Учитывая, что тот был с Карелиным и Охра знал, чем обычно заканчиваются их «встречи», в душе появилось неприятное ощущение. Когда он приехал на квартиру и открыл ее своим ключом, потому что на звонок ответа не последовало, он увидел пиздец какую невеселую картину. Посередине кухни, в луже крови и без сознания, с изрезанными в мясо руками и парой полосок от лезвия на ребрах, лежал титан русского рэпа, надежда будущего и просто Ванин друг – драгоценный Мирон Фёдоров aka Оксимирон. Евстигнееву, кажется, никогда так страшно не было. Он не помнил, как вызывал скорую, не помнил, как они мчались по встречке, и залитые слезами щеки свои тоже не помнил. Помнил лишь голос Чейни, который сейчас был где-то на одном уровне с Карелиным по ненависти. Но голос Дена успокаивал. Ваня всегда удивлялся, как такое может быть? Это качество людей, которые уже долго управляют толпой? Хотя у Санька Тимарцева такого не было. Может, потому что толпа «СЛОВО» была более дикая? На Versus-то ноунеймы почти не приходят: там бывают люди с выстроенной репутацией и сами себе не дают ударить в грязь лицом. Под эти мысли и голос Чейни Ваня немного успокоился, рассказал ситуацию. Спросил – просто чтобы знать набить морду, – где Карелин. Ден сказал, что не знает, так как Слава не берет телефон; потом попросил сказать адрес больницы, где будет лежать Окси. Евстигнеев продиктовал с одним условием – Карелин там не появится. И даже не удивился через несколько часов, увидев ворвавшегося «на всех парусах» Славу. Он ждал, кулаки уже пиздец как чесались. Карелин, кажется, тоже на мирную беседу не рассчитывал. Сбросил куртку и буйволом понесся на Охру. Следы того «ледового побоища» не зажили ни у того, ни у другого до сих пор, даже несмотря на своевременное оказание помощи. Евстигнеев говорил, что их не могли разнять минут 20 несколько здоровых санитаров. Что, как только один успокаивался, второй тут же бросал какую-то фразу, от которой рвало крышу и драка начиналась с новой силой. Им запретили находится в палате Мирона в одно и то же время, поэтому Евстигнеев приходил только по расписанию (с маячащим за спиной детиной-санитаром), так как Слава отказывался в принципе покидать больницу. Окси пытается поправить сбившуюся подушку, поднимает руку и тихо стонет от взорвавшейся под бинтами боли. Карелин тут же вскакивает и со сжатыми в ниточку губами сам поднимает подушку. На тихое «спасибо» никак не реагирует и снова садится за свою чертову книгу. Мирону хочется завыть. Он поворачивает голову и вперивает взгляд в Славу. Смотрит долго и внимательно, изучает. А Карелин просто игнорирует. Сидит и дальше читает свою мерзкую книжонку, даже не краснеет. И Мирон чувствует – тот не боится разговора, ждет его, можно сказать, вот только не хочет сам его начинать, «вызывает» Мирона этой своей тактикой игнорирования. И Мирон поддается, глубоко вздыхает и все-таки начинает их еще один трудный, но решающий все, он надеется в хорошую сторону, диалог: - Слав? – та-а-актика игнорирования, оперным голосом поется где-то у Мирона на подкорке, но он малый упрямый. – Слав, давай поговорим, а? - Чтобы ты опять потом порезал вены? Нет уж, помолчу лучше, а то прибежит злой дядя Рудбой и снова начнет мне втирать за мое плохое поведение. Подожду пару дней, когда ребра перестанут болеть, - не отрываясь от книги трындит Карелин. - Ой, можно сказать, ты такой паинька и тихо сидел, обняв ножки, когда ублюдок Рудбой тебя избивал? Врач сказал, что вы мудохали друг друга, как в последний раз, - Окси не очень нравится эта тема, но уже хоть какое-то начало разговора. - Ему было за что дать пизды! – говорит Слава и наконец-то отрывается от книги, смотрит Фёдорову в глаза. - А тебе – нет? – спрашивает Мирон. Слава долго молчит. Потом встает с кресла и садится на кровать рядом с Окси. Аккуратно берет его забинтованные руки и нежно проводит по ним пальцами. - Прости, - тихо шепчет Карелин и глаза не поднимает, - это я во всем виноват - ломаю все, к чему прикасаюсь. Я хотел уехать, знаешь, вбил себе в подкорку, что без меня тебе будет лучше. Ваня прав, я только и делаю, что причиняю тебе боль, треплю нервы и из-за меня ты уже несколько раз оказывался на грани жизни и смерти. Но я просто не могу, Мир. Каждый раз, когда я вижу тебя, у меня в голове… - он прикрывает глаза и вдавливает их пальцами. – Нет, я не скажу. Не буду я говорить, отстань, - на непонимающий взгляд Мирона Слава лишь усмехается. – Это моя личность – Соня, она позаботилась о том, чтобы я приехал. В большинстве своем из-за нее я и возвращаюсь - она мне мозг на место вправляет. - Тогда она мне нравится, - с улыбкой говорит Мирон. Слава дергается как-то резко, а потом снова смотрит на мужчину. - Извини, просто каждый раз, когда ты уделяешь нам внимание – она в припадках валяется от радости. А тут уж конкретно ей комплимент был, так что… она в экстазе, одним словом, - Фёдоров улыбается, Слава так любовно описывает одну из своих личностей, будто рассказывает о капризной, но глубоко-обожаемой младшей сестренке. - Что она просит тебя рассказать? – после этого вопроса Слава сразу меняется в лице, улыбка пропадает, челюсти сжимаются. - Извини, Мир, я не могу сказать, - Слава умоляюще смотрит на Мирона. - Но потом расскажешь? – с надеждой спрашивает жид. Карелин неопределенно дергает плечами - он еще сам не знает. Мирон тянет свою руку и аккуратно переплетает пальцы со Славиными, парень на это счастливо улыбается и присаживается поближе, чтобы мужчина не тянулся. Они начинают болтать о какой-то херне, в принципе, ничего не значащей, но им обоим важной. Фёдоров просто рад, что Слава наконец-то отвечает на вопросы и не прячет особо взгляд. Кажется, сам устал бегать постоянно или перепугался за Мирона? Окси не знает, но понимает: если для того, чтобы Слава был рядом нужно попадать в больницу, он здесь, блять, пропишется. Внезапно дверь открывается и заходит лечащий врач Мирона. За его плечом маячит Рудбой. Слава кривится, потому что время посещения для этого ублюдка еще не пришло. Однако ничего не говорит, пока доктор находится в палате. Они еще успеют друг друга «обласкать» словом, Мирон уверен. - Здравствуйте, Мирон, - начинает доктор. – Приятно видеть вас в хорошем настроении. - Стараемся, - отвечает за Фёдорова Слава. Хранитель отечественной медицины неконфликтный, поэтому лишь улыбается на это заявление. Рудбой же обходит кровать с другой стороны от Славы и пожимает протянутую Мироном руку. - Что ж, у нас хорошие новости. Вы быстро идете на поправку, поэтому дня через два можете отправляться домой. Конечно же, под строгим присмотром одного из ваших друзей, - Слава с Охрой на этом моменте недружелюбно переглядываются. – Вам нужно будет делать перевязки на руках два раза в день. На протяжении дней пяти, после показаться врачу для исследования вашего физического здоровья и выписки. Что же касается срывов, - врач замялся. - Их не будет, - бойко отвечает Слава. - На твоем месте, я бы не был так уверен, - зло шипит Рудбой. Карелин медленно поворачивает на него голову и смотрит из-под насупившихся бровей. Мирон кладет руку ему на колено и поглаживает. - Все будет в порядке, правда. У меня уже есть таблетки, выписанные моим личным лечащим врачом, - говорит Мирон. - Но вы их не принимаете положенным образом. Иначе такого бы не было. Если бы у вас был соулмейт, - тянет врач. - Я его соулмейт, - гаркает Слава. – Есть какие-то претензии? - Если это так, то я бы посоветовал вам обратиться к психологу. У вас у самого бывают припадки? – Слава насупился и отвечать, видимо, не собирается. Он возмущенно смотрит на Окси, когда тот тихо говорит, что бывают. – Это может значить, что ваши души друг друга не приняли. Вам нужно будет пройти несколько тестов и, если дело безнадежно, лечь на профилактику, - Слава поворачивается к Мирону и смотрит какими-то дикими, грустными глазами. Фёдоров не знает, что сказать. Он не мог этого предположить. Думал, так у всех и бывает. Из его окружения люди, которые нашли свою родственную душу, сделали это до встречи с ним. Свободными оставались только он, Евстигнеев и Порчи. А спрашивать у кого-то или зашквар-то какой, гуглить: «Справочник поведения болезни после встречи с родственной душой», - он точно не хотел. - Доктор, у нас были некоторые проблемы, но сейчас все будет налаживаться, так что не думаю, что это нужно, - пытается предложить Мирон. - Я понимаю, что вам такое не очень приятно, но это забота о вашем здоровье, ничего более. Я могу дать лишь отсрочку в несколько недель. И если инцидент с той или другой стороны повторится, я имею в виду, если кто-то из вас попадет в больницу с нервным срывом и прочими диагнозами прогрессирующего расстройства, мне придется назначить вам принудительный курс лечения, - говорит доктор. Фёдоров на это лишь кивает, Слава жмется к нему ближе и затравленно смотрит на свои ноги. Врач прощается, желает скорейшего выздоровления и уходит. Настроение в комнате сейчас такое подавленное, что даже Слава с Евстигнеевым не собачатся. Мирон не знает, что делать, находится в какой-то прострации. Если их души, правда, друг друга не приняли, это значит, что может случиться очень дикий пиздец. Но Мирон не понимает, почему так. За себя он может точно отвечать – он влюблен в Славу до одури. Готов что угодно для него сделать. Убийство простить, что, кажется, уже сделал. Хотя какая-то деталь в рассказе Карелина не вязалась. Ну не мог его Слава кого-то убить, даже не нарочно. Но об этом он подумает потом, а лучше спросит. У Чейни, который ближе всех со Славой и, кажется, самый адекватный в их тусовке. Либо у Фаллена, но с ним Мирон никогда особо не контактировал: тот был черной лошадкой и склизким, почти не заметным, а оттого неприятным для Фёдорова. Именно для таких людей, как Ваня Светло, придумали определение – ебанутый. На всю, блять, голову, Окси уверен. Даже тот же Замай был адекватнее. Слава когда-то говорил, что у этого Фаллена очень большие проблемы с нервной системой, поэтому он постоянно дерганный, а усугубляя это алкоголем и запрещёнкой, он расшатывает себя еще сильнее. Мирон, внезапно для себя, сравнил своего Ваню с Ваней Славиным. Одинаковое имя, одинаковое расстройство, вот это каламбур. Фёдоров усмехается. Ведь у Рудбоя был абсолютно такой же диагноз, только в противоположную, как говорится, сторону. Если Светло был дерганным и импульсивным, Евстигнеев, в большинстве своем, был лениво-уверенным, держащим все под контролем - контролируемый хаос, так сказать. На него тоже, конечно, находили приступы, в которые он становился совершенно неадекватным. Из спокойного лапочки-Рудбоя превращался в ублюдочного маньяка-Охру. Ну, видимо, судьба у них со Славой такая: держать две атомные бомбы рядом с собой и просто ради интереса ждать, когда рванет. - Что делать-то будем, Миро? - спрашивает Евстигнеев, приваливаясь к подоконнику. – Через неделю баттл. Отменить или перенести его будет трудновато. Тимарцев уже все согласовал с Органиком. Я, конечно, понимаю, что это херовое оправдание, но либо вы решаете все сейчас, либо хуй знает, когда. У обоих же туры начнутся. - Не в турах дело, - как-то еще более удрученно отвечает Слава и встает с кровати, отходя к стене и вперивая нечитаемый взгляд в штукатурку. - Süßer? *, - летит в Славину спину, но он не оборачивается. Мирон ждет пару минут и привстает с кровати. Евстигнеев тут же ощутимо толкает его назад, Слава оборачивается. - Ты что, блять, идиот, Мир? И так в пизду все летит, давай еще в героев поиграем. Шапито ебаное, - Карелин негодующе встряхивает головой. - Если ты объяснишь, в чем дело, – я не буду геройствовать, - миролюбиво отвечает Окси, немного приподнимая руки и параллельно морщась. Слава на это закатывает глаза. - Во-первых, я не буду говорить при твоем Рудибойчике, - Евстигнеев тихо фыркает на это, - а во-вторых, это не стоит такого большого внимания, я просто так пизданул. Так позвольте же откланяться и дать вам время поворковать наедине. Меня Фаллен ждет, - на этой фразе он как-то подозрительно смотрит на Евстигнеева. Ваня, в свою очередь, нервно дергает плечами. Слава подхватывает рюкзак, подходит к Мирону и нежно целует его в губы, тихо шепча, что приедет на ночевку. Снова враждебно смотрит на Рудбоя и сваливает. Какое-то время они сидят в тишине, и Мирон пытается переварить все, что здесь произошло. Евстигнеев отошел к окну и молча смотрел на раскинувшийся пейзаж, не пытаясь начать разговор, что было странно. Обычно, как только Карелин сваливал, у Вани рот не затыкался. Какие-то обрывки фраз и собственные мысли крутятся в голове Мирона. Цепочка выстраивается очень медленно: Евстигнеев, в последнее время постоянно занятой, но более спокойный, почти не придирающийся к щебетанию Мирона о Славе. Залипающий в телефон 24/7 и прячущий свою переписку за чуть ли не 30 паролями. Улыбающийся без причины и с почти полным отсутствием срывов. Засосы, которые Мирон замечал, но тактично игнорировал. И случайно брошенная Славой фраза в какой-то из дней их пересечения в палате Мирона: «Антихайп не оставляет равнодушным никого. Мы умеем пробираться вглубь. В тело. Под кожу», - и хитрый взгляд в сторону залупившегося Евстигнеева. Замай был занят, Букер тоже, Мирон об этом знал. Из всех остальных они пересекались только с Фалленом. БАМС! – мозг взорвался. - Блять, да ладно? – недоуменно тянет Мирон. - Заткнись, - тихо говорит Евстигнеев, не оборачиваясь на него. - Нет, стой, реально? – Фёдоров не может поверить самому себе. Не может поверить, что был так слеп. Он знает Ваню хуеву тучу лет, но так забегался с этим Карелиным и своими проблемами. Воспринимал как должное заботу Вани и ни разу не спросил, что происходит у того в жизни. Осознать себя хуевым другом было неприятно, он решил исправиться. – Эй, Вань, ну ты чего? Я ж не осуждаю, а отлично понимаю, - Евстигнеев все равно стоит и пялится в окно. Мирон смотрит на него и пытается представить Фаллена рядом с Рудбоем. И это получается у него невероятно легко. (Радио-) активный Ваня Светло, кажется, прекрасно подходит будто под успокоительными расслабленному Евстигнееву. - Вот ведь каламбур, правда? – все-таки поворачиваясь, с усмешкой говорит Ваня. – Мы с тобой получили двух самых перекрытых людей в мире, кажется, - Мирон на это заявление усмехается. - Помнишь, когда мы были уверены, что получим двух сексуальных, умных, длинноногих красавиц? Я мечтал, что буду водить ее в шикарные рестораны, угощать дорогим вином и читать Бродского по вечерам. А на деле что? Моя «длинноногая красавица» глушит пивчанский и ржет с аниме. Переваривает только вино не дороже трехсот рублей, а Бродского считает диссидентом с манией имперского величия. - А у меня? Спокойная девочка с милым характером? Ха, да это увертливый змееныш. Чтобы любила фотографии и видео так же, как я? Да он фоткаться не любит так же, как его кот – мыться. Недавно предложил продать мою камеру, чтобы закупиться кормом этому его коту, - Евстигнеев выдыхает и садится в ногах Мирона, мечтательно улыбаясь. – В жизни не видел большего балбеса. Он поворачивает вверх дном всё, к чему прикасается. Не парень, а наказание. - Как это вообще произошло? Я настолько слепой, что ничего не заметил. Даже неприятно как-то, Слава вон и с личностями своими побазарить успевает, и как у друзей дела узнать. А я ни то, ни другое. - Тебе поднимет настроение, если я скажу, что Слава об этом узнал случайно? – Мирон приподнимает бровь, как-то слишком протянул Ваня это «случайно». – Он зашел в тот момент, когда мы трахались. - Фу, блять, Евстигнеев, иди на хуй! – кричит Мирон, но все равно ржет, представив непонимающее лицо Славы. – Хотите испортить психику моему Карелину? - Мы? Ты знаешь, что этот твой мудак сделал, когда я сказал ему убраться? Он начал, блять, убираться! Реально! Стал поднимать носки с пола и протирать пыль - я в жизни его так не ненавидел, - Мирон ржет так, что челюсть, кажется, скоро вывихнет, а шрамы от бритвы на животе разойдутся, и брызнет кровь. Его Славочка, его ебнутый, заправский хам, ни на одну длинноногую/сексуальную/умную девицу мира Фёдоров его не променяет. - Я даже не удивлен, если честно, - задыхаясь говорит Мирон, Евстигнеев тоже посмеивается. Через пару минут они успокаиваются, и Фёдоров снова задает этот свой вопрос: «А как вообще?..» - Впервые мы увиделись на вашем баттле. Стояли почти друг напротив друга. Я его сразу заметил - его невозможно было не заметить, - Мирон не знал, что ответить, сам он Фаллена рассмотрел только, когда тот начал дубасить Славу по плечам и что-то орать. Мирону тогда стало неприятно от прикосновения чужого человека к его (знание числилось пока только на бессознательном уровне) Славе. Ну, так это же не его родственная душа. Видимо, именно так все бывает у нормальных людей, встречающих свою пару. – Он тоже на меня поглядывал этими своими бегающими глазами. Меня тогда невероятно взбесила его активность: как мячик для пинг-понга, туда-сюда. Потом мы встретились в туалете, оба ужратые в говно, такая банальщина. И засосались. Перед этим, правда, попортили друг другу фейсы, потому что оба словили рецидив. И у меня бешенство, Охра, мысль о массовом убийстве, ну, ты знаешь. А он резко поцеловал меня, и все закончилось, как ветром сдуло всю херню из башки. Но я жутко пересрался. Типа, один человек имеет на тебя такое огромное влияние. И свинтил, не виделся с ним долго, да он, видимо, и сам не особо торопился. А потом ты проебался, мы не могли тебя найти. Карелин в один день словил минжу и названивал всем, кажется, даже мне. Был уверен, что ты кони двинул. Ну, я и поехал - хуй знает, че с ним. Приехал, а там весь крысятник их собрался, и он там тоже был. Мы успокоили Славу и собрались по домам. Я не спал несколько дней, и на нервной почве очень сильно повело. Короче, я грохнулся в обморок, и Ваня забрал меня к себе. Мы посидели у него на квартире, обсудили все и решили, что не будем бегать друг от друга, как ебнутые вы, и вот началось все, - на последнюю фразу Мирон скептически поднял бровь, но улыбнулся. Надо же, его дорогой друг-монстр был приручен балбесом из vagabund 2.0, из того самого vagabund 2.0, в котором состоял и его балбес - ка-лам-бур, не иначе. Однако на душе все равно стало тепло за Ваню: тот заслужил нормальных отношений, даже с таким, как этот Фаллен. - Но я все равно буду внимательно за ним наблюдать, мало ли, - говорит Мирон. Евстигнеев смеется, и их разговор перетекает в другое русло. Слава возвращается часам к 9 и устраивается у Мирона под боком, рассказывая, чем занимался целый день. Фёдоров, в свою очередь, говорит, что в курсе отношений Вань, и они еще недолго прикалываются над ними. Но Слава, замотавшийся за день больше обычного, быстро засыпает у Мирона под боком. Окси рассматривает его внимательно, аккуратно проводит рукой по волосам и лицу. Это первый раз, когда Слава заснул с ним на одной кровати. Мирону все равно – пусть брыкается, забирает одеяло, спихивает на пол, да хоть сиртаки во сне танцует этот Слава, главное, чтобы рядом был близко-близко, доверчиво прижимался и сонно улыбался после поцелуя в нос. - Сладких снов, Licht meiner Augen**, - шепчет Мирон и тоже проваливается в сон, не замечая, как Славины пальцы обхватывают его горло.

***

Почти через два дня его, как и обещали, выписывают из больницы. Забирает его Рудбой, как ни странно. Карелин же за пару часов до выписки свалил куда-то, объяснив это тем, что нужно еще закончить какие-то дела. Мирон садится в Ванину машину, и они едут, о чем-то переговариваясь. У Евстигнеева звонит телефон и тот отвечает через громкую связь. - Привет, малыш, ты где? – тянет на том конце голос, принадлежащий, как понимает Мирон, Ване Светло. - Везу Мирона домой, только выписали, - с улыбкой говорит Евстигнеев. - О, классно, передавай привет, - потом немного замялся, - как-нибудь. - Спасибо, - тянет Мирон, и в трубке начинается кашель. - Ты мне его убить хочешь? – с сарказмом спрашивает Рудбой. - Ты ему рассказал? – перебивая мужчину, шипит Фаллен. - Он сам догадался, благодаря, кстати, твоему драгоценному Карелину. Намекальщик хренов, - закатывая глаза, говорит Рудбой. - Ясно, дома поговорим. Пока, Мирон, - и Фаллен сбрасывает. - Мэн, кто топ в ваших отношениях? Как девку тебя, - Мирон не успевает договорить, потому что Ваня его прерывает. - А у вас? – нагло ухмыляясь спрашивает Рудбой и хихикает. Фёдоров лишь фыркает в ответ. Они поднимаются на родной Мирону этаж, и Фёдоров тянется за ключами, но Ваня нажимает на ручку, и дверь открывается. Фёдоров ахеревает, но не успевает начать орать на этого идиота за то, что хата оставлена нараспашку, как в коридор, врезаясь в стены, влетает пушистый комок. Комок начинает истошно орать и тереться об их ноги. Через пару секунд в коридор влетает (не сшибая, правда, стены) Слава Карелин с деревянной лопаткой и в фартуке. Мирон непонимающе смотрит на Славу и вопросительно кивает на кошку, которая, вцепившись когтями в его дорогие джинсы, поднимается по ноге. Мирон в состоянии аффекта, и только это спасает Славиного питомца от полета с окна. - Знакомься, это Коха, и она будет жить с нами, - воодушевленно говорит Слава. У Мирона за спиной тихо ржет Рудбой иногда похрюкивая. Вышеупомянутая Коха уже почти добралась до Мироновских бубенчиков, но Фёдоров понимает, что, если тронет кошку, на достигнутом не остановится, и пушистый комок станет отличным меховым ковром при входе в подъезд. Слава как-то улавливает его настроение, поэтому подходит и отдирает Коху с джинсов жида, совершенно, правда, забывая про лопатку. Которая вся перепачкана в еде. Томатная паста и ошметки морковки с луком не очень красиво смотрятся на кристально-белой рубашке - через пару секунд понимает Мирон. Слава, отодравший, наконец-то, кошку от джинсов Фёдорова и довольно улыбающийся, переводит взгляд на жида и тихо ойкает. Евстигнеев ржет уже не скрываясь над перепуганным лицом Славы, который, пропищав тихое «идите ужинать», убегает вместе с недовольно орущей Кохой на кухню. - Я убью его! – шепчет Мирон. Надел, блять, любимую рубашку. Получите распишитесь – кошкой между ног, лопаткой в живот и ужасными манерами по ебалу. Рудбой кладет ему руку на плечо и пытается успокоить истерику. – Ой, прекращай ржать уже и пошли. - Не, Миро, я домой. У меня ж там тоже балбес с котом. Не дай Бог у них это семейное, Антихайповское - вещи портить со своими всадниками Апокалипсиса, которых они ошибочно считают домашними животными, - Рудбой ухмыляется и машет рукой. Потом кричит: «Пока, убийца любимых рубашек», - Славе и закрывает дверь. Мирон качает головой, идет в комнату и с трудом переодевается в домашнюю одежду. Спортивки и черная футболка, будто защита от стрессов, окутывают его. Он заходит на кухню и видит небывалую картину: Слава Карелин готовит. Он думал, что тот максимум на что способен – это яичница с сосисками, а там что-то годное, судя по запаху. - Вау, моя Сонечка – хозяюшка? – с улыбкой спрашивает Мирон и подходит к Славе, обнимая его за талию. Слава в недоумении оборачивается, потом на секунду прикрывает глаза. Открывает их, и в Мирона упирается какой-то бешеный блестящий взгляд, а губы растягиваются в маниакальной улыбке. Окси не успевает испугаться - глаза тут же закрываются, и через секунду на него уже смотрит вполне нормальный, но очень смущенный Слава. - Я понял: если не хочу быть изнасилованным - лучше такое не говорить, - Карелин после этого становится немного грустнее, поэтому Мирон исправляется. - Зато я знаю, как на меня реагирует одна из твоих личностей. - Извини её, слишком уж ты близко спустя долгое время - она не может поверить своему счастью, - усмехаясь, говорит Слава. - А ты? Что чувствуешь ты? - Что слопаю тебя, если сейчас не пожру, - весело отвечает этот ублюдок, но потом поднимает Мирона за подбородок и нежно касается губами его губ. – И что до ахуения счастлив – впервые за долгое время. Забыл сказать. - Говнюк, - шипит Мирон и, под звонкий смех Славы, раскладывает тарелки. Они едят и разговаривают на отвлеченные темы. Пушистый ком вертится где-то в ногах, постоянно порываясь запрыгнуть к Мирону на колени. Тому уже осточертела вся эта мутотень, а Слава только сидит и смеется от этого. Слава вообще последнее время очень часто смеется. Нездоровое какое-то веселье, по мнению Мирона. Но он так устал от постоянного пиздеца в жизни, что хочет насладится хорошими моментами хоть некоторое время. Тепло разливается в груди Байкалом. Душу накрывает спокойствие, а милый, чуткий и жизнерадостный Слава – как самое большое благословение Небес.

***

До баттла с Дизастером остается ровно неделя, которая проходит совершенно нормально. Не просто даже нормально, а чудесно. У Славы был пунктик – никакого интима пока Мирону не снимут бинты. Фёдоров на это лишь грозно пыхтел и норовил залезть неприступной принцессе в штаны. Принцесса отнекивалась, и дело даже дошло до рукоприкладства. В день, когда Мирону все-таки сняли бинты, и он с отточенным планом в голове ехал домой, Слава учудил еще одну небывалую херь. Зайдя домой, Мирон снимает ботинки и прислушивается. К его изумлению, его не встречают ни Коха, ни Слава. И тут он слышит голоса на кухне. Причем один из голосов, ну, очень ему знаком, оттого ситуация становится еще абсурднее. Он не включает свет, пробирается на кухню и плечи расслабляются. Опасения, что Карелин и Евстигнеев встретились, чтобы набить друг другу морды отпадает. Из-за Вани Светло, который сидит, закинув ноги на Рудбоя. Ваня, ужасно красный и смущенный, будто только что смотрел порнушку, параллельно дыша над картошкой, смотрит на вошедшего Мирона с такой невероятной благодарностью в глазах, будто Окси только что спас его от смертной казни. Его дорогой Слава и парень Вани – Ваня – сидят спокойно и ухмыляются друг другу. - О, Миро, привет, а мы как раз тебя ждем, - немного истерично говорит Евстигнеев (Карелин на это заявление ухмыляется) и тянется за рукопожатием. За ним повторяет и Светло. Мирон недоуменно смотрит на Славу, потом подходит и чмокает его в подставленные губы. - Сегодня какое-то событие, о котором я забыл? – пытается не злиться Мирон. Нет, он рад ребятам, ничего личного. Просто он не-на-ви-дит узнавать все в последний момент. Рудбой знает об этом, поэтому переводит взгляд с друга на Славу, немного приподнимая бровь. - А обязательно должен быть какой-то повод, чтобы друзья встретились? – пылко тянет Карелин. Он какой-то дерганный, озирается по сторонам. Фаллен немного привстает и внимательно смотрит на парня. - Слава, милый, давай отойдем на секунду, мне нужно тебе кое-что показать, для Кохи. Мы на секунду, ребят, - Карелин терпеть не может, когда Мирон называет его уменьшительно-ласкательными на русском языке, сразу же начинает багроветь; к другим языкам он относится гораздо спокойнее. Мирон один раз спросил почему? Славин ответ его насмешил: «Я же все равно не понимаю, что ты там балакаешь, а звучит мило». На аргумент Мирона, что он же все равно потом говорит перевод того, что сказал, Карелин лишь закатывает глаза и сваливает. - Это какой-то бунт на корабле? Такое ощущение, что я тебя под пытками заставляю сексом заниматься, если не хотел – сказал бы. Я не маньяк, вразрез с устоявшимся мнением, - говорит Мирон, и Слава, до этого пылающий яростью, недоуменно хлопает глазами. - Мир, ты чего? Я не поэтому позвал их, - пытается сгладить ситуацию Карелин. - А почему же? Что такого могло случиться, что ты решил тут двойное свидание назначить? – Фёдорова трясет, он так долго планировал этот день. Так долго хотел. Даже больше не из-за себя. Просто какая-то шальная, дикая мысль, что им со Славой осталось недолго, не покидала мозг ни за какие коврижки. А Мирону так хотелось почувствовать Карелина, быть так близко, насколько это возможно, отдаться самому без остатка. Он не понимал, что сделал не так? Почему Слава ему не доверяет, почему боится оставаться рядом? За эти несколько дней не случилось ничего ужасного, и Мирон банально понадеялся, что все устаканилось, а паранойя парня прошла. Видимо, ошибся, слишком много уверенности в себе, досадно понимает Мирон. – Слав, я ведь не дурак и не тупой. Ты можешь со мной поговорить, мы можем решить все вместе. Это нормально – бояться, это нормально – отнекиваться, это, блять, нормально, что ты не хочешь подставляться под мужика. Не нормально только одно – не разговаривать, - Мирон смягчается и берет Славины руки в свои, аккуратно поглаживая их большим пальцем. Смотрит внимательно в глаза и нежно улыбается. - Такой ты самонадеянный, Мирон Янович, - вдруг начинает ухмыляться Слава, Мирон поднимает бровь. – С чего вдруг такая уверенность, что подставляться буду я? А у наших друзей я просто узнавал точные инструкции о сексе однополой парочки, из уст в уста, так сказать. Более достоверная информация, чем в интернете, согласись? – и Карелин, под ахуевший взгляд Мирона, покачивая бедрами (ужасно смешно выглядит при его комплекции и двухметровом росте), направляется на кухню. Окси теперь понимает состояние того же Рудбоя, когда он зашел на кухню. Он сам сейчас, наверное, безумно напоминает хорошо сваренного рака. Остается один очень важный вопрос: как Карелин не получил по зубам от Охры за такие расспросы. Потому что (Мирон отлично об этом знал) тот не любит распространятся про свою личную жизнь да еще и в таких пикантных подробностях. Но тут мужчина вспоминает ухмыляющегося Светло, и кусочки встают на место, складываясь в отличный паззл. Видимо, этот Фаллен такой же перекрытый, как Карелин, и им нормально обсуждать такие вопросы в «кругу семьи». Мирон фыркает, под нос материт этот ебаный «Антихайп» и идет на кухню. Там оба Вани уже собирают свои вещи и направляются к выходу. Рудбой быстро хлопает его по плечу, на ухо шепча «удачи», и его, как ветром, сдувает из квартиры. Ваня и Слава еще какое-то время прощаются, а потом их квартиру окутывает настораживающая тишина. Мирон оборачивается к Славе, который прислонился к косяку и смотрит на жида с небывалой похотью. - Мирон Янович, а, Мирон Янович, ну, что же вы застыли как изваяние? – Карелин начинает приближаться к Фёдорову очень медленно и хищно облизывает губы. Тот же тушуется и делает пару шагов назад, пока не врезается в стену. Слава ставит руки с двух сторон от него и нависает, почти касаясь губами губ Фёдорова. - Я столько нового для себя почерпнул, горю желанием это все опробовать, - с той же зловещей ухмылкой говорит Слава, Мирон сглатывает, но все же приближается еще - их губы почти ничего не разделяет. Он кладет руки Славе на талию и тянет на себя, шепча: - А силенок-то хватит? – тоже с улыбкой. - А это мы сейчас проверим, - шипит Карелин, подхватывает Мирона на руки и, прижимая к стене, страстно целует в губы. Они собирают, кажется, все стены квартиры пока добираются до спальни. Карелин терзает его губы и тихо постанывает. Сам же Мирон извивается в его руках и прижимается как можно ближе. Когда они наконец-то падают на кровать, одежда срывается с дикой скоростью. Фёдоров даже слышит треск своей рубашки, но сейчас на это так похуй. Слава везде: целует лицо, оглаживает бока, прижимает к себе. Кусает шею и плечи, но почти сразу их зализывает, оставляя много маленьких и больших засосов, которые завтра нальются краснотой и синевой. Мирон льнет к нему и ищет его губы, как усталый путник спасительный глоток воды. Он так долго ждал этого, что сейчас находится в небывалой прострации, отдавая бразды правления этому бойкому и ласковому. Тяжесть Славиного тела – ебаная нужда, которая вызывает в Мироне бурю эмоций. Как он думал. А потом рука Карелина сжимается на его члене, аккуратно начиная водить вверх-вниз, и Мирон всхлипывает. Это так приятно – чувствовать руки на изнывающем органе, а еще приятнее осознавать, что они принадлежат Славе Карелину, его Славе Карелину. Сам же Слава шепчет нежности Мирону в ухо, параллельно проводя дорожку из поцелуев по его шее, немного засасывая кадык. На секунду останавливается и смотрит Фёдорову в глаза, ловя его подернутый похотью взгляд, тихо шепчет: - Я буду аккуратно, мой Мир, - на секунду откланяется, нащупывает смазку и выдавливает себе на пальцы, растирает и приставляет один палец ко входу Мирона. Неудобно, неприятно. Но Слава целует его, а другая его рука снова перемещается на член жида, и все становится не так уж плохо. Карелин растягивает медленно, аккуратно вводит второй палец и делает еще несколько движений, попутно сгибает пальцы и, наконец, находит простату. Мирон всхлипывает и выгибается, пытаясь сильнее насадиться на пальцы, еще раз почувствовать. До этого он был с мужчинами – эксперименты юности никто не отменял, но все было не так. Да и давно. А тут ураган эмоций и неебическое удовольствие. - Тише, Мир, мы же не хотим разбудить твоих соседей, - Фёдоров хочет сказать, что у него по квартире шумоизоляция, но не может, потому что Слава снова задевает простату, параллельно поглаживая яички, и у Мирона сейчас может конкретно сорвать башку. Но Карелин вынимает пальцы и немного отклоняется. Окси хочет заорать от несправедливости и потребовать возврата пальцев на законное место. Но Слава возвращается через пару секунд, нависая над ним. Мирон чувствует у своего входа головку члена и немного всхлипывает. - Расслабься. Как только станет пиздец больно – скажи, - Мирон хочет заорать, что не мальчишке его учить, и взмолиться, чтобы Слава уже вставил. Тот будто слышит его мысли, проталкивает на середину длины и останавливается. Задницу разрывает небывалая боль, но Мирон терпит. Карелин наклоняется и начинает сцеловывать дорожки слез со щек, параллельно шепча нежности. Пару секунд проходит, и Мирон сам толкается Славе навстречу. Карелин рычит сквозь зубы и сначала пытается сохранить медленный темп, но у Фёдорова горит так, как никогда. И хочет он так, как никого. Поэтому он прижимается к Славе и будто в ебучем немецком порно шепчет: - Еби меня жестче, Tiger***- будь они не в таком состоянии – заржали бы с этого дерьма, но сейчас чуть-чуть другая ситуация. У Карелина, например, сносит башку, и он начинает вколачиваться с какой-то дикой скоростью. Мирон гортанно стонет, впивается короткими ногтями в спину Славы и кайфует. Слава то сбивается с ритма, то снова возвращается, значит, скоро кончит. Поэтому он берет член Мирона в руку и начинает надрачивать. Фёдоров вскрикивает последний раз и ловит крышесносящий оргазм, а перед глазами сверкают звезды. Карелин делает еще несколько толчков и кончает, потом валится рядом, завязывает презик и кидает куда-то рядом с кроватью. - Фу, блять, Слав, что за бескультурщина? – говорит Мирон с придыханием. - Даже сейчас, - пытаясь отдышаться шепчет Слава, - после ахуенного секса, ты все равно нудишь, Оксан. - Уебок. - Ханжа. - Быдло. - Я без ума от тебя. - Это взаимно, - с улыбкой говорит Мирон и перекатывается к Славе под бок. Карелин аккуратно касается губами его губ и улыбается, как самый счастливый ребенок, которому наконец-то подарили ебучую машинку на пульте управления, которую он так давно хотел. Потом кладет руку Мирону на живот и притягивает его к себе, зарываясь в шею, оставляя на ней легкие поцелуи. – Надо сходить в душ, - говорит Мирон, на что Слава лишь угукает и отрубается. Они трахаются, как кролики, последующие несколько дней. Опробовав, кажется, все горизонтальные и вертикальные поверхности своей квартиры, они выходят на городские просторы. Правда здесь их «траходром» (как выражается Слава, и на что Мирон упорно морщит нос) заканчивается туалетом 1703 и каморкой на какой-то вписке у Рудбоя с Фалленом. А так дни проходят великолепно. Слава говорит, что личности сейчас как никогда спокойны. На самого же Мирона почти не накатывают депрессивные или маниакальные мысли - так, лишь остатки давней роскоши, что по сравнению с прошлыми приступами лишь маленькая назойливая мошка. Когда Мирон улетает на баттл, Слава подхватывает простуду и не может проводить его до аэропорта, лишь сыплет сотнями наставлений, желает разъебать араба и скорее вернуться домой к самой преданной фанатке Сонечке. Мирон на это улыбается, целует Славу и оставляет его на попечении Чейни и Ко. На душе спокойствие и чувство, будто можешь горы свернуть. Однако ебучая, не отпускающая, даже если стала совсем крошечной и почти не видной депрессия from биполярное расстройство, не дает вздохнуть полной грудью. Тем более Мирон достаточно хорошо знает Славу и боится вернуться после баттла к разъебанному корыту, с которого они начинали, и к такому же раздавленному, расщепившему себя на кусочки Славе.