Страшная месть Невилла Лонгботтома

      Как выяснил Невилл на собственном, тяжком и печальном опыте — алкоголь и грипп несовместимы. Даже если грипп волшебный, а алкоголь маггловский. К этому выводу парень пришел, очнувшись в больничном крыле: едва успев очухаться, огреб от мадам Помфри нотацию и большущий стакан гнуснейшего зелья, отчетливо попахивающего помойкой. К помойке явно подмешали сонный эликсир и пришлось заснуть еще часа на четыре.       Окончательно продуплившись, Невилл обнаружил на прикроватном столике несколько кульков сладостей от гриффиндорцев и открытку с пожеланиями скорейшего выздоровления. Пожелания подписаны Поттером, Грейнджер, четырьмя Уизли и Луной Лавгуд, а после короткой надписи «Идиот!» стояла фамилия Ковальчик.       — Мистер Лонгботтом, к вам посетительница, — сообщила мадам Помфри, неумолимо протягивая еще одну порцию мерзкого зелья.       Невилл зажмурился и залпом выпил гадость, почти не заметив ее вкуса. При словах «к вам посетительница» включилось воображение и немедленно нарисовало Гермиону. Она приходила днем и пришла снова, отдельно от остальных. Она волнуется за него! А может… Может, не только волнуется…       От счастья пятикурсник покраснел как Снейп, увидевший маггловский постер с Бэтменом. Конечно же, это Гермиона! Разумеется, пусть войдет, ведь он заслужил немного радости, разве нет?       Видимо, судьба полагала, что нет.       — Кретин! — сказала она голосом злопамятной ведьмы с блокнотом, этой кары небесной, свалившейся на голову Лонгботтома не иначе как за преступления на ниве ООСа.       — Да сама ты, — печально отозвался парень. Разница между фантазией и реальностью оказалась слишком уж сурова. И в самом деле, с чего размечтался? Разве мог понравиться Гермионе тихий, затурканный бабушкой и слизеринцами неудачник, не способный даже пройти по лестнице так, чтобы не влипнуть в ступеньку? Три ха-ха! Нет, его удел не гриффиндорские умницы с живыми карими глазами, его удел огребать от Снейпа, мадам Помфри, бабушки и злобной старшекурсницы, не в добрый час потерявшей проклятый блокнот.       — Зачем Снейпа заслэшил, мимбулус мимблетонии ты кусок? — грозно поинтересовалась упомянутая злобная старшекурсница. — Что пыришься, если кто просечет — а не просечь трудно, то вызовут Роскома и поедем все вместе в милый домик с санитарами!       Заслэшил! Невилл не знал, что именно означает этот термин, но догадывался, что нечто воистину ужасное. Само слово было шипящим, жутким, как Снейп до изменения, проведенного с помощью фикбуковского котега. Бедный, бедный профессор зельеварения, и зачем только его незадачливый ученик связался с темными силами, лучше бы уж терпел.       А теперь… Пятикурсника прошиб холодный пот. Теперь Ковальчик думает, что профессора заслэшил он, Невилл! Донести не донесет — она сама шипперша (еще одно непонятное, страшное слово), но если про преступление узнает кто-нибудь еще и их начнут подозревать? Вот тогда точно сдаст без размышлений!       И само наличие подозрений на его имени. Он гриффиндорец, честный человек, готовый предстать перед законом за свои косяки, но только за свои, чужих не надо!       — Это не я, — тихо, но с невесть откуда взявшейся твердостью сказал Невилл. — Я сделал то, что должен был — ради справедливости и своего факультета, то есть, ООСнул, но не больше.       Ковальчик посверлила его подозрительным взглядом. Нет, Лонгботтом не врал, ведьме было знакомо такое выражение лица: оно характерно самым упертым правдолюбам, вроде Гарри Поттера, гонящего правду-матку в лицо всем, кто готов слушать. И кто не готов, тем тоже. Потому что правда и нефиг тут!       — И не я. А если не ты и не я, то кто тогда? — озадаченно протянула Ивона.       Невольные соучастники притихли, размышляя.       — Ковальчик, а что будет, если нас заподозрят?       — В дурку упекут, ясен цапень. Вместе со Снейпом. Он тут носился по коридорам в полном невменозе и орал, что любит Фикбук больше, чем Долохов бутылку, чем Волди Нагайну… Ну, ты понял. И что это взаимно, епть.       — Слушай, а может, так и надо? — задумался Невилл. — Может, он и злющий такой был, потому что никого не любил и его тоже не любили? Вдруг он теперь счастлив, а мы все испортим?       — Воистину, ты слэшер… Только в дурдоме это не поможет.       Гриффиндорец печально потер сопливый нос. В дурдом не хотелось. Оно, конечно, расплата за преступление, справедливость и все такое, но бабушка не одобрит. И Гермиона… Что она будет думать, узнав, что он попал в дурдом за злостное слэшерство?       Эх, и тяжела же ты, судьба темного мага.       — Надо найти этого заслэшившего. Объяснить ему ситуацию и…       — Граблями его по башке, — злобно закончила Ковальчик.       — Потребовать больше не слэшить! — возмутился Невилл, по жизни ратовавший за пацифизм и против всяческого насилия.       — А если это не поможет, то граблями, — согласилась ведьма.       Лонгботтом шмыгнул носом и подумал, что сотрудничество обещает быть нелегким.