My fucking life with fucking you

Слэш
NC-17
Завершён
304
автор
Размер:
498 страниц, 38 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
304 Нравится 235 Отзывы 121 В сборник Скачать

2.

Настройки текста
И сразу понятно, что это была ошибка. Медленно поворачивая голову на подушке, вы до последнего надеетесь, что все это - просто плод вашего воспаленного алкоголем воображения. Вам все приснилось, это был кошмар, мышеловка разума, из которой теперь вы волшебным образом выскочили. Выпорхнули, как гребаная фея-бабочка. Как колибри: раз - и нет вас, поминай, как звали. Все это, весь этот бред, проносится у вас голове со скоростью ночного экспресса, и вы уже почти себя убедили, почти уговорили, почти выдохнули с облегчением, но… Но - нет, хрен вам на блюде. Чудес не бывает и Юлениссена тоже. Это кристально ясно хотя бы потому, что как раз сейчас вы упираетесь взглядом в незнакомый висок, затылок, или лоб. Кусок плеча или спины с рыжими волосками. Или гладкой наощупь. Бледной или загорелой, с веснушками или родинками. Впрочем, это неважно. Важно другое: вы проебались. И в этот раз по-крупному. Не как раньше, когда вы вытрахивали его у себя из головы сотней разных членов, совсем не так. Тогда вы имели на это право, даже более того: это была ваша священная обязанность - запихать в себя как можно большее их количество, чтобы поскорее вы-член-ить его лицо из сознания. Вы были в угаре. В чаду. В огне. Вы были всадник Апокалипсиса и ядерная зима. У вас были сломаны кости, выворочены внутренности и разбито сердце. Или чем вы привыкли оправдывать тот поебальный марафон? Тогда вы были драматический герой, уходящий в отрыв. А сейчас вы - блядь. Чувствуете разницу? Итак, вы бесшумно вытекаете из кровати (и молитесь при этом дорогому и внезапно горячо любимому боженьке, чтобы вот это распластанное тело оказалось вдруг крайне востребованным на другом конце света, желательно где-нибудь в джунглях Амазонии, чтобы вот так - пфф! - и его нет, можно же так сделать, пожалуйста, Господи, я буду очень хорошим мальчиком); превозмогая желание удавиться подушкой прямо здесь и сейчас (не спешите, для этого у вас ещё будет время), подбираете с пола одежду (кажется, под худи на вас была футболка, но найти ее вы не можете, куда она делась, и черт бы с ней, скорее отсюда, скорее, скорее), засовываете в карман мобильный (разряжен полностью со вчерашнего вечера) и выскальзываете за дверь. И домой идете почему-то пешком, то и дело срываясь на бестолковый бег - то ли оттого, что тут, в сущности, не так далеко, и вам просто хочется свежего воздуха, то ли оттого, что вам стыдно смотреть в глаза незнакомым людям в автобусе. Стыдно и страшно: вам кажется, что они сразу все поймут. Дома вы сразу бросаетесь в душ. И стоите там долго: стараетесь смыть чужие следы, прикосновения чужих рук (конечно, вы все еще прекрасно их помните), чужой запах. На самом деле на вас нет никакого чужого запаха, поэтому вы его никогда не смоете - смывать-то нечего. Он у вас в голове, и только там. И чтобы избавиться от него, вам нет необходимости поливать себя гелем для душа (с запахом миндаля, с тем самым его полуночным запахом миндаля), это все равно не поможет. Поставьте бутылку на место. Есть гораздо более действенный способ, смотрите: вам надо проковырять у виска небольшую дырочку и через нее аккуратно вытащить кусок вашего никуда не годного мозга - ту его часть, в которой подгнивают воспоминания о вчерашней ночи (именно этот запах вы слышите на самом деле: запах разложения). Чтобы два раза не ходить, можете еще захватить кусок рядом - с очередным скандалом по телефону, после которого вы и пошли опрокидывать шоты со скоростью взбесившейся швейной машины. Обонятельный нерв находится в нижней поверхности лобной доли (вы слишком много смотрите телевизор), и чтобы достать до него от виска, понадобится изрядная сноровка и длинные пальцы. Его пальцы подошли бы идеально: когда он входит ими в вас, растягивая и раздвигая, чтобы ваше нутро могло принять его полностью и без остатка, тогда вам кажется, что они доходят до самого горла - его пальцы, будто он пронзает вас ими, будто вы облегаете их, как перчатка. Будто вы были рождены для этого: повторять очертания его пальцев, его рук, его самого, и должно быть, поэтому вы хрипите и заходитесь, поэтому у вас перед глазами разлетаются белые искры, поэтому… Но нет, не отвлекайтесь, сейчас нельзя думать о его пальцах, о нем вообще - нельзя, нельзя, нельзя, нельзя… Нельзя, иначе вы упадете на пол душа, и вас затрясет от ужаса и отвращения к самому себе (а именно это вы всегда успеете). Так вот: до лобной доли далеко, но зато кость у виска очень тонкая - то, что нужно для избавления от нежелательных воспоминаний. Просто надавите слегка. А пока можете тереть себя, сколько вам заблагорассудится, хоть в машине проверните с ополаскивателем, результат один: вы - блядь, и ею пахнете. Выйдя из душа (страшно представить, сколько будет стоить вода в этом месяце), вы вспоминаете про телефон и ставите его заряжаться. Пока набирается минимальный для разблокировки заряд, снимаете постельное белье, бросаете в стирку, включаете полную со вчерашнего вечера посудомойку и вытаскиваете на свет божий пылесос. Трудотерапия - это замечательно. Во-первых, кто бы мог подумать, что вы так любите наводить порядок после пьяного траха неизвестно с кем. Повторять такое, наверное, все же не стоит, но, с другой стороны, результат налицо: никакой пыли и намытый до блеска унитаз. Конечно, полностью это вас не реабилитирует, но явно прибавляет очков в копилку добрых и хороших дел. Хотя бы немного должны же они уравновешивать тот факт, что вы кончили, когда чужой… чужие руки... в то время, как он… Впрочем, нет. Стоп. Об этом думать тоже нельзя. Во-вторых, уборка отвлекает от всяких мыслей. Когда вы пытаетесь принять обдуманное и взвешенное решение относительно того, какой ополаскиватель залить в стиральную машину - “Океанский бриз” или “Лесная свежесть” (при том, что пахнут они совершенно одинаково, каким-то синтетическим дерьмом), ни на что другое места в голове уже не остается. И это - хорошо. Это дает вам передышку, время собраться с силами. Силы понадобятся вам для следующего этапа. Теперь, когда в квартире царит идеальная чистота (как после кровавого месива, устроенного двумя враждующими группировками, с воодушевлением порубившими друг друга в фарш для тако), когда стиральная машина стирает, посудомоечная - моет посуду, кофеварка привычно булькает на привычном месте (все при деле), а сами вы при этом - умытый и свежий, что асфальт после майской грозы, - теперь самое время включить телефон. Давайте. Вы осторожно садитесь на краешек кровати (будто ступаете на минное поле), и сообщения начинают капать на вас грибным дождиком (это когда он обнимает вас сзади, целует ямочку за ухом, а потом легонько дует, отчего вы закрываете глаза и готовы умереть - там и тогда), изредка переходящим в ливень с ураганным ветром, разрушительной силой в сто тысяч баллов (тотальный пиздец и вырванные с корнем металлоконструкции, беспомощно корчащиеся по земле). Какого хера ты на меня постоянно орешь Так не может больше продолжаться Я больше так не могу Я не знаю, что происходит Но если я виноват, прости Ответь Почему ты не отвечаешь Возьми трубку Блять, как так можно себя вести Какое ты имеешь право Пожалуйста, возьми трубку Где ты Я не знал, что будет так трудно Я скучаю Прости, что все непросто Я тебя люблю Я буду дома завтра вечером И мы поговорим Все будет хорошо Все эти слова, его слова - он сдувал их с кончиков пальцев и посылал вам ночью, пока вы… Впрочем, нет. Нет, это уже неважно. Это надо забыть. Он вас любит, он скоро вернется, все будет хорошо. Все будет хорошо, теперь все точно будет хорошо: вы выучили свой урок. Да, вы проебались - во всех смыслах, но только один раз. Один-единственный раз, больше такого не повторится. И вы даете себе слово, что он никогда ни о чем не узнает. Не узнает - и все будет хорошо. Ему незачем об этом знать. Никому незачем об этом знать - это была глупая ошибка, пьяная выходка не более. Она ничего не значит. Не играет никакой роли в вашем с ним взаимном счастье. А пить вы больше не будете - никогда и ничего крепче Колы (по выходным) и кофе (в будние дни). Все будет хорошо. Да? Да. Итак, вы сидите на кровати и ждете, пока наступит вечер (и, морщась, тянете зубами заусеницы). Экран телефона то и дело гаснет на одной и той же статье какой-то газеты, фоном бубнит телевизор. Вы ждете. Вы нервничаете. Потом раздается поворот ключа, и вместе с ним поворачивается все у вас внутри - вот так, по часовой стрелке. Вы вылетаете в коридор. Он здесь - его лицо, глаза, фигура, запах. Он здесь, он вернулся. Он, кажется, не сердится на вас, он снова вам улыбается. Протягивает руку и, шагнув навстречу, обнимает - словно в первый раз, словно никогда не обнимал до этого, словно он тоже сидел вот так на краешке кровати и ждал, кусая ногти - ждал, пока вы посмотрите на него, пока ваши руки зароются в его волосы, пока вы распахнетесь ему навстречу. У вас внутри все дрожит, и колени… Вы едва стоите, виснете на нем, цепляетесь за его шею, за куртку, за ладони, за что подвернется. Черт, как же вы счастливы!.. Так, наверное, нельзя. И коробки, которые вы задеваете, когда тащите его за собой в спальню, - коробки больше не пахнут картоном, они пахнут им, его детством, его пока еще неизвестным прошлым, пахнут точно так же, как пахнет крохотная ниточка кожи под его ногтями (он подносит руки к вашему лицу, и этот запах вы чувствуете отчетливо, его вы не спутаете ни с каким другим). В тот момент, когда он резко дергает в сторону ворот вашей футболки, когда вы чувствуете его губы и язык, когда он наконец завладевает вашим ртом, - в этот момент вас начинает бить крупной дрожью: ваше тело реагирует, не задавая лишних вопросов (на самом деле, вообще никаких вопросов). Оно ждало его - ваше тело - требовало и кричало, и теперь, получив свое, рвется навстречу, трещит по швам и захлебывается. С другой стороны, мозг вдруг разрывает плотную пелену возбуждения (которое сам же и посылает вам колючими электрическими разрядами), стучит костяшкой пальца в стекло сознания и, ухмыляясь, вопрошает: “А вы уверены, дружочек, что на вас не осталось ничего чужого?.. Например, дайте-ка подумать… Например, отметин, по которым он сразу поймет, как весело и увлекательно вы проводите время в его отсутствие?.. Всяких таких, знаете, вымпелов “Больше, резче, сильнее”, ленточек победителя соревнования “Глубокое горло” и диплома “За выдающееся блядство”? Синяков и царапин, жалкий вы и убогий имбецил. Вы хорошо рассмотрели себя в душе?.. От этой неожиданной мысли (и еще в такое время) вас берет оторопь, и дальше вы инстинктивно действуете единственно возможным образом: играете на опережение. Вы вырываетесь из его рук и губ и, пока он не успел сообразить, падаете на колени, одновременно вспарывая молнию на его джинсах. Он стонет, откидывает голову, и вы понимаете, что медлить нельзя. Вы буквально сдираете с него все, что преграждает вам доступ, и начинаете ласкать его так, словно тонете (где-то в кратере вулкана, судя по ощущениям), и исключительно его член в вашем рту может удержать вас на плаву и спасти от неминуемой гибели. Другими словами, сосете не на жизнь, а на смерть. Ваш собственный член стоит к тому времени уже как баллистическая ракета (учитывая обстоятельства, совсем близкого действия), вы сжимаете его свободной рукой через домашние штаны и понимаете, что времени осталось немного, совсем немного. Совсем даже очень мало. Поэтому вы дергаете его за руку, тащите в спальню и в полубессознательном состоянии швыряете на кровать. Он поднимает голову от подушки, смотрит на вас шальным взглядом, хватает воздух и, кажется, хочет что-то сказать (он не ожидал такого напора прямо сразу, у ворот, ему даже кофе не предложили), но вы снова выходите вперед в категории “быстрее, глубже, сильнее” (вам бы сборную страны представлять, задумайтесь о смене карьеры). Вы окончательно стаскиваете с него джинсы, рвете вниз свои штаны, попутно избавляясь от футболки, и нападаете. Выгрызаете, вылизываете, высасываете из него все, что можете, - все, что он, подчиняясь, отдает вам. Здесь и сейчас он не хищный зверь с подрагивающими ноздрями, бьющий хвостом по земле перед прыжком. Не тот, каким вы привыкли его знать - нет. Сейчас он жертва, ваша жертва, сейчас вы рвете его мясо, натираете его открытые раны солью своих поцелуев, сейчас именно его кожа горит и лопается под вашими когтями, а не наоборот. Сейчас для вас бьется на его шее артерия, согревая кровь - здесь и сейчас, только для вас. Его покорность ударяет вам в голову, вы редко видите его в такой роли, вы привыкли смотреть на него снизу вверх, привыкли приносить себя ему, протягивать в ладонях. Отдавать. Однако сейчас отдавать вы не хотите. Сейчас вы хотите брать - и не просто брать, а вырывать из рук, выкорчевывать, выхватывать. Потому что можете. Все еще можете. Все еще имеете право. Его тело, его гибкое и сильное тело все еще принадлежит вам. Это пьянит. Право обладания пьянит. Возможность сказать: “Все это - от безбрежных глаз до пальцев на ногах - ваше. И останется таким по вечному праву. От ваших ласк оно теряет контроль, выгибается, как намагниченное, стоит только поднести руку. Вы можете заставить его стонать и тянуться за удовольствием снова и снова. И вы же можете кусать и рвать его на части, и от этого оно будет стонать еще больше, и просить, и умолять, и горячечно бредить. Оно ваше, это тело. И так будет всегда.” “Всегда” ударяет в голову и застилает глаза, вы ни о чем больше не можете думать. - Посмотри на меня, - вы входите в него, и синева снова заливает комнату. - Посмотри на меня. Посмотри. …Потом вы прикованы к постели. Вы лежите в ней и друг в друге, как эта русская кукла, знаете: открываете одну, а в ней другая, в другой - третья и так далее. Вы сейчас одновременно и внутри, и снаружи, вы приняли его очертания и объем, вы словно вязкий черный металл, залитый в форму его тела. Вы полностью расслаблены, он гладит вас по плечу широкой ладонью, за ней на коже остается теплый след. Это тепло и те отпечатки пальцев, что он оставил на вашей шее и ребрах (потом вы будете рассматривать их в зеркале в ванной и, чуть морщась, удивленно-восторженно трогать, словно осколки метеорита в музейной витрине) - единственное, что остается на вас. Вы прикованы к постели, и вам не хочется никуда идти. Никогда и никуда. В голове тепло и тихо, вы глубже зарываетесь в его руки, закрываете глаза и отчего-то вдруг представляете себе пустые утренние улицы незнакомого города. Солнечные лучи играют в классики на влажных мостовых, прыгают по замшелым фасадам, вспыхивают слепящими брызгами на начищенных ручках дверей в виде собачьих голов. В воздухе пахнет стиральным порошком; где-то высоко, словно рой гигантских бабочек, трепещет крыльями белье, вывешенное на просушку. Вы и он - сцепив ладони, идете вниз по улице, вдали виднеется широкая синяя полоса моря. Вы смотрите попеременно то туда, вперед, то на него - искоса. Он замечает ваш взгляд и улыбается: - Не споткнись. Потом обнимает вас за плечи и, не сбавляя шага, целует. От этой невесть откуда взявшейся картины у вас вдруг перехватывает дыхание - до такой степени, что вы резко распахиваете глаза и шумно заглатываете воздух. Вам требуется секунда, чтобы сообразить: вы дома, он рядом, в вашей постели. Он прижимает вас к себе чуть крепче. - Все хорошо? - Да. Все хорошо. Потом он немного молчит и легко дотрагивается губами до вашего плеча. - Поговорим?.. - Сейчас? На самом деле, вам хочется, чтобы он говорил. Помимо очевидной причины (звуки его голоса дробят вас в мелкие гладкие камешки - такие, по которым волна откатывается с берега назад, или в радужную острую пыль - в зависимости от ситуации, но, в любом случае, они задевают вас, эти его звуки, вибрируют внутри - когда он еле слышно мычит что-то вам на ухо, какую-то странную мелодию, или когда рыком приказывает подчиниться, встать на колени, взять в рот его член или прогнуться, или когда спрашивает, что сегодня на ужин, и какая завтра погода, или когда посылает на хер - тогда тоже) - помимо очевидной причины вам хочется, чтобы он сказал сейчас вот это, по пунктам: что всему найдется решение, что вы избежите банального финала, что у вас есть еще время и что все будет хорошо. В том числе - за пределами кровати. Это важное уточнение, потому что именно там все и летит к чертям. Вот эти четыре пункта. Или какие-нибудь другие по его усмотрению. Но только, ради бога, не надо про временное. По иронии судьбы именно это он и говорит. Что сейчас сложный период, который уже совсем скоро закончится, что ему тоже очень тяжело там, далеко, что он будет стараться чаще возвращаться, или вы можете полететь к нему на выходные, все же Копенгаген - чудесный город, хотя он по-прежнему не очень хорошо его знает, он занят на площадке до ночи, но если вы приедете, то пойдете гулять в центр, Мари порекомендует вам хороший бар, Мари - это ассистент режиссера, мы подружились, она очень милая, мне кажется, она меня немного жалеет, у нее хорошее чувство юмора, она передавала тебе большой привет, тебе пора завести уже аккаунты в социальных сетях, впрочем, это все неважно, я скучаю по тебе там, и я знаю, что в последнее время было тяжело, но это только период, он скоро закончится, я вернусь и разберу коробки, и буду потом действовать тебе на нервы с утра до ночи, и ты еще вспомнишь те времена, когда мог наслаждаться спокойствием, но будет поздно, слишком поздно. Он фыркает и ласково прикусывает вас за шею, вы утыкаетесь в подушку и смеетесь (хотя отчего-то хочется плакать). Потом поворачиваетесь к нему и согласно киваете, вы согласны со всем, что он скажет, пусть будет, как он хочет, вы очень постараетесь, вы сделаете все от вас зависящее. Он целует вас. Вы закрываете глаза и снова представляете пустые и влажные утренние улицы. *** - Давай пойдем куда-нибудь, - говорит он позже. Вы, к слову, только что кончили во второй раз. Он приказал вам кончить, не касаясь себя, только от распирающего ощущения его члена внутри. Велел шире раздвинуть ноги, опереться на локти, быть хорошим мальчиком и кончить для него без рук. Он приказал вам - этим своим голосом, который до сих пор действует на вас, как удав на кролика. Вы выгнули спину и подчинились. Теперь вы лежите, и он гладит вас под одеялом. Перспектива сборов и светских раутов, мягко говоря, не прельщает. Вы сонно мычите и утыкаетесь куда-то в него, уже не разобрать, куда именно. - Ну же... - Зачем? Куда тебя несет? - вы открываете один глаз в надежде, что он передумает, и стараетесь приколоть его своими руками к кровати, словно диковинное насекомое булавками. - Я закажу что-нибудь, поужинаем дома. - Пойдем, - он легко целует вас в висок, потом легко тормошит за плечо. - Нам надо стараться выбираться из постели. - Но зачем?! - Потому что… Он водит пальцами вверх и вниз, периодически вырисовывая на коже щекотные круги. - Потому что мы не можем все время проводить в кровати, хотя, конечно, это было бы идеально. Вы поднимаетесь на локтях, скептично хмыкаете и сразу же в поддельной заботе округляете глаза: - Думаешь, ты смог бы?.. Все время? В твоем-то возрасте. Он предсказуемо смеется. Потом отрывает голову от подушки и тянется к вашим губам. Вы шутливо отстраняетесь. - Так зачем? Зачем куда-то идти? Устав тянуться, он нетерпеливо цокает языком и прижимает вашу голову к себе - обеими руками. Вы не сопротивляетесь. - Потому что, - он целует вас, отрывисто и шумно чмокает: раз, другой, третий. Улыбается: - Потому что... нам надо... учиться жить друг с другом... а не только.... спать. Вы смотрите на него и вдруг совершенно искренне признаетесь: - Это гораздо труднее, чем я думал. Он полувздыхает-полумычит что-то. Вы расслабляете плечи, убираете упор с локтей, и снова укладываетесь щекой ему на грудь. Проваливаетесь сквозь ребра и остаетесь там, внутри. Его сердце бьется прямо перед вашими глазами. Протяните руку - и дотронетесь. - Я тоже… Но все будет хорошо, вот увидишь. Вечером вы идете ужинать. Нет, не в ресторан его матери - туда стоит очередь прикоснуться к мебели, к которой прикасался он. Впрочем, ей это, видимо, нравится: еще немного, и она начнет водить организованные экскурсии со специально выделенным временем на фотографирование особо памятных мест. “А вот здесь они когда-то трахнулись, да-да, именно здесь, именно в этой кладовой комнате - вон там, в углу, за холодильной камерой, рядом с ящиками брокколи. Поразительно, не так ли?.. Да, конечно, можно сделать фото, но без вспышки, пожалуйста. Проходим дальше, не задерживаемся”. *** - Надо же, - он все такой же, разве что морщинок вокруг глаз прибавилось, но это только если сильно приглядываться. - Кто к нам заглянул. - Ага. - Какие люди. - Ну. - Звезда. - Как есть. Вы переводите взгляд с одного на другого, и губы сами собой растягиваются в улыбке. - Что ж ты не предупредил - я выкатил бы красную дорожку. - Решил тебя не смущать. - Чего это? - Я знаю, ты стеснительный. - Какой заботливый. - Ну. Хочешь, сфотографируемся на память. - Даже не знаю, стоит ли. - Смотри: повесишь на стене, в рамочке - очередь выстроится. Наконец приличный ресторан откроешь. В центре. Назовешь “Относительно неплохие гамбургеры”. - Сопляк, - хозяин смеется, все так же открыто и заразительно. - Мне и тут неплохо. - Ну как знаешь, - он разводит руками. - Я хотел как лучше. - Спасибо за помощь, разберемся как-нибудь. Он фыркает. - Привет, коллега по работе. Теперь обращаются к вам, вам улыбаются как своему. - Здравствуйте. - Такой же вежливый, - они переглядываются между собой и нарочито-важно кивают друг другу: на выставке породистых собак вам снова отдают ленточку победителя. - Ну. - Что ли прическу сменил?.. - Есть такое дело, - вы коротко киваете и тоже улыбаетесь. - Как дела? - Хорошо. - Ты же в театре играешь? - Да, иногда. В свободное время. Мне остался год еще школы, так что… - Да, он говорил. Говорил, хорошо играешь. В голосе хозяина - что это, неужели гордость?.. Вы видите его второй раз в жизни, а он гордится вашими достижениями?! Да ну, перестаньте, с чего бы. Или все же?.. - Не знаю, хорошо ли, - вы не скромничаете, просто вам вдруг совершенно очевидно, что вы еще ничего особенного в жизни не добились, и ваши руки, по сравнению с этими жилистыми ладонями, что лежат на прилавке, еще пока пусты. - Стараюсь. - Приду как-нибудь посмотреть, - хозяин подмигивает. - Приходите, конечно. Я вам оставлю билет - скажите только, когда соберетесь. - Обязательно. Хоть кто-то стоящим делом занимается... - Эй!.. - шутливо протестует он. - Когда я стану мировой знаменитостью, ты пожалеешь о своих словах. - Угу. Буквально недолго осталось, - хозяин снова подмигивает, теперь уже приглашая вас в коалицию. - Точно пожалеешь. Тебе еще повезло: я не злопамятный. Хочешь, автограф оставлю? За бесплатно, по знакомству. - Конечно, - мужчина хмыкает. - На чеке распишешься, когда расплачиваться будешь. - Так вы же только наличные принимаете!.. - А я терминал поставил. Чтобы звезде экранов не снимать заранее, не беспокоиться. - Ишь ты. - Ну. Спецобслуживание для вип-клиентов и начинающих знаменитостей. - Предусмотрительно. Я у себя в блоге напишу, на правах рекламы. Можешь не благодарить. - У тебя и блог есть? - А как же. И подписчиков… много. - Что, кроме матери и брата?! Здесь они оба не выдерживают и хохочут. Хозяин выходит из-за прилавка и обнимает его. Потом треплет вас по плечу. - Ладно, заболтался я с вами, ребята. Кому-то и работать надо. Что брать будете? - Как в прошлый раз. - В прошлый раз когда было-то. - Давно, да... - Давно. Ты бы заходил почаще. - Я постараюсь, правда, - он улыбается по-домашнему тепло и сердечно, с явным сожалением, что они слишком редко видятся. - Постарайся... Ну хорошо, идите, садитесь, я принесу что-нибудь. Внутри вы снимаете куртку и вешаете ее на спинку белого пластикового стула. - Здесь ничего не изменилось. - Кажется, нет. Все по-прежнему. - Разве так бывает? Он вздыхает и улыбается - теперь уже только вам. Под столом придвигает свое колено к вашему, вы чувствуете, как оттуда по всему телу идёт тепло. В этом кафе на промышленной окраине города вы снова невозможно счастливы - как тогда, в тот самый первый раз. - Не знаю. Мне хочется думать, что да. Что есть вещи, которые не меняются. Все будет хорошо, теперь вы в этом точно уверены. - Ну вот, - перед вами ставят тарелки. - Ешьте, пока горячее. - Спасибо, - вы поднимаете глаза. Вместо ответа вас снова по-домашнему треплют по плечу и подмигивают. - Ты ему, приятель, спуску не давай. С ним построже надо. Он фыркает и закусывает губу. Вы киваете, стараясь не выглядеть совсем уж глупо. - Так-то он парень неплохой, - замечает хозяин вскользь. - Только болтает много. - Я заметил. Вы старательно сводите брови и крепко сжимаете губы (внутри смешинки щекочут горло и упрямо рвутся наружу, вам хочется смеяться в голос и одновременно рыдать от счастья, но, черт вас раздери - вы лучше умрете, чем, как последний психопат, сорветесь сейчас в идиотскую истерику). Вместо нее вы макаете в кетчуп, а затем кладете в рот кусочек картофеля. Сосредоточенно жуете. Он смотрит на вас и на мужчину попеременно, расслабленно откинувшись на спинку стула, и улыбается. Вы не можете отделаться от мысли, что это похоже на воскресенье, и вас позвали на семейный обед. - Ну я пойду. Дел много, - хозяин прощается. - Спасибо. - На здоровье. Заплатишь по счету - ты у нас теперь небедный, можешь себе позволить… приятеля в кафе сводить. - Могу, - он громко фыркает и, не таясь, смеется. Вам протягивают руку. - Заглядывайте почаще. - Хорошо. - Удачи в театре, - мужчина обращается к вам, а потом снова смотрит на него, в голосе явные отеческие нотки. - А ты, умник, веди осторожно. И покрышки пора бы поменять, не забудь. Я посмотрел - старые уже. Он кивает и улыбается, ему приятна эта забота. Ему хочется домашнего тепла, это заметно. Вы мысленно обещаете себе сделать все, чтобы он никогда больше не испытывал в нем недостатка. Потом, уже в машине, вы спрашиваете: - Как его зовут, кстати? Ты нас так и не представил. - Эйнар. Его зовут Эйнар. - Он мне нравится. - Это хорошо, - он кивает, и вы понимаете: ему действительно важно, чтобы вы понравились друг другу. - Он очень хороший человек, был мне как отец. И тут же поспешно поправляется: - То есть и сейчас - как отец. Вы киваете. - А они с твоей мамой давно разошлись? - Да, несколько лет уже. Что-то у них не срослось. Но тихо-мирно. - И вы поддерживаете контакт до сих пор? - Конечно. Он всегда ко мне хорошо относился. Как-то верил в меня, что ли. Он смотрит на дорогу и задумчиво улыбается своим мыслям. От уголков его глаз тянутся тонкие лучики, вы едва сдерживаетесь, чтобы не потянуться к ним губами. - Правда? - Угу. Оплатил мне первые снимки для портфолио… Я нервничал ужасно в тот день, даже собирался отказаться. Позвонил ему, мол, извини, не поеду, срочные дела, деньги верну, конечно… И, ты знаешь, уже через полчаса он выгонял меня из квартиры… Он смеется, и вы вместе с ним. -Отвез меня в студию, мол, давай, парень, все получится. И ждал потом внизу, пока я снимался. На пробы возил иногда. Вы мягко гладите его по колену. - Я несколько месяцев двойные смены работал в кафе, чтобы ему деньги отдать… Когда собрал все, что причиталось, приехал к нему, говорю: пришел долг отдавать. А он засмеялся и такой: вот станешь знаменитостью, тогда и отдашь. С процентами. Так и не взял. - Он хорошо к тебе относится, это сразу видно. - Ну, даже удивительно. - Нет, совсем не удивительно. На секунду отрывая взгляд от дороги, он смотрит на вас и улыбается - со значением, благодарно и счастливо. Поднимает вашу руку и целует пальцы. И сразу же хитро прищуривается: - Это потому, что я ужасно очаровательный. Вы подхватывает тон и скептично приподнимаете брови. - Продолжай повторять себе это. - Вот засранец. Он смеется снова, и вы легко дотрагиваетесь до его лица. По-прежнему смотря на дорогу, он слегка наклоняет голову и трется щекой о вашу ладонь. - Домой? - спрашиваете вы. На самом деле, вам все равно, куда. Вы могли бы ехать так часами и никогда никуда не добраться. - Давай, может... Выпьем где-нибудь? Еще довольно рано... - Ты же за рулем. - Я поставлю машину в центре, завтра заберу. - Завтра, - с притворным безразличием вы провожаете взглядом придорожные фонари, - завтра тебе будет некогда. - Неужели? - он также притворно изумляется. - У нас какие-то планы? - Да, - вы по-прежнему смотрите в окно. - Завтра у тебя планы. Завтра ты будешь троекратно отрабатывать все то время, пока я вынужден был трахать сам себя. - Ну что же, - он с пониманием кивает, и вы слышите смех в его голосе - те самые переливы, от которых вас каждый раз накрывает с головой. - Это большая ответственность. - Именно. Посмотрим, на что ты способен. - Я начинаю переживать - справлюсь ли. - Небольшая нервозность - это естественно. В твоем-то возрасте. - Думаешь? - Конечно. Но я в тебя верю. - Это хорошо, - он облегченно вздыхает. - Я постараюсь оправдать. - Давай. - С другой стороны, я уже не молод, что и говорить. Придется тебе мне помочь. - Чем смогу. - О, ты сможешь. Я тебя заставлю. - Вот как? - Угу. Со связанными руками ты ужасно покорный делаешься. - Разве? Не замечал. - Да-да. И не огрызаешься. И вид у тебя такой, будто ты на очень многое способен. Он многозначительно играет бровями. Перед глазами тут же встают картины того, как это было в прошлый раз, и внизу живота мгновенно теплеет. - На что, например? - На многое. Например, не кончать, пока я не разрешу. Ты очень способный... Хочешь, кстати, на время поставим? Немного, крон по пятьдесят - чисто из спортивного интереса. Ты же любишь спорт, я знаю. Его голос. Низкие, вкрадчивые ноты. Эти грязные намеки. Его близость, запах. Несколько секунд - и вам уже тяжело дышать, кровь барабанит в виски, становится жарко и тесно, тело снова требует - его. Вы машинально облизываете губы и боретесь с желанием начать стаскивать с себя одежду прямо сейчас. Ему, между тем, все мало: наигранно-небрежно он бросает перед вами свои карты, и ваш проигрыш так же очевиден, как и… просто до банального очевиден. Когда дело касается вас, у него всегда на руках роял-флэш. - Что за манера все разговоры переводить в секс?! Вы понимаете, что еще чуть-чуть - и придется останавливаться на обочине, а в этом маленьком городе это плохая, очень плохая идея. - Прости, - насмешливо хмыкает он. - Конечно, давай о другом. О чем ты хотел бы поговорить? - Не знаю, мне все равно, - выдыхаете вы и ерзаете на сиденье - как вам кажется, совершенно незаметно, стараясь принять наименее дискомфортную позу. - О чем хочешь. - Я как раз об этом и хочу, - он все не унимается, ему откровенно весело. - О том, какой ты становишься послушный и покладистый, когда я беру твой член в оборот. Какой на все согласный. Мне кажется, эту тему нам необходимо как следует… обсудить. Ради этого я даже готов пожертвовать единственным выходным, что скажешь?.. Как по-твоему - можно сразу двумя пальцами или все же лучше начать с одного? С другой стороны, ты хорошо разработан - наверняка примешь и три, ммм?.. Или все же лучше начать языком? Как ты считаешь?.. Давай поговорим об этом, в отношениях очень важно друг с другом разговаривать. - Холм, я что сейчас сказал?! Давай-ка сменим тему. Сейчас же. - А ты меня попроси. Хорошо попроси... Поумоляй - ты это умеешь. Чисто и высоко, как в церкви. - Блять!.. Что же ты за… Вот тут тормози - тут парковка.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.