My fucking life with fucking you

- Avete preso tutto?.. Sicuri di non aver dimenticato niente?.. (Все взяли, ничего не забыли?..) Я собрался раньше, еще перед завтраком, и теперь пил кофе, листая газету и искоса наблюдая, как он заталкивает в рюкзак последние мелочи. - Кажется, все. - Чехол с кредитками, - вполголоса заметил я, делая глоток. - Лежит на столике в коридоре. - Точно! Ну теперь все. - … ключи от машины... - Есть, - в качестве доказательства он похлопал по карману. - А, постой… - … на кухне. Вместе с паспортом. На хлебнице. Серьезно, Холм - на хлебнице?! Я поднял брови и выразительно на него посмотрел. Пару секунд он держал лицо, а потом рассмеялся. - Черт!.. Как можно более обреченно я вздохнул и, подкрепляя эффект, театрально закатил глаза. Он фыркнул, бросил рюкзак на пол и порывисто двинулся ко мне. Подойти ближе он, однако, не успел: в комнате появилась Нана. - Non hai dimenticato niente?.. (Ты ничего не забыл?) - Credo di no... (Нет, кажется, ничего...) - Errì, controlla se hai preso il tuo passaporto, dovresti controllare sempre il passaporto, lo sai... Non hai dimenticato il tuo cellulare?.. E i tuoi occhiali da sole?!.. L'ultima volta che li ho visti, erano sul tavolo in cucina... Devi tenere in ordine le tue cose, lo sai! (Эрри, проверь еще раз паспорт - всегда нужно проверить паспорт, ты же знаешь… Ты не забыл взять телефон?.. А твои очки?! Последний раз я видела их на столе в кухне. Ты же знаешь, что нужно держать вещи в порядке!) Он улыбнулся и чуть опустил голову, словно в чем-то признавался. - Hai raggione Nana, mi dispiace. (Ты права, Нана, извини.) Potresti portarmele? E anche il mio spazzolino dal bagno?.. (Не принесешь их мне?.. И зубную щетку из ванной?..) Нана согласно кивнула и торопливо вышла. Следующие полчаса, только для вида перелистывая страницы, я украдкой наблюдал, как одна и та же сцена повторялась снова и снова: он что-то говорил, и она тут же бросалась к дверям, на ходу всплескивая руками и суетливо восклицая - приносила вещи из разных комнат, подавала ему в руки или помогала рассовывать по карманам рюкзака. В какой-то момент я открыл рот, чтобы сказать, что он может взять это все и сам, а не заставлять Нану бегать туда-сюда, и чтобы он не привыкал, что кто-то будет так же бегать и собирать его по утрам перед выходом, подавать ему то и это и думать, где он в очередной раз бросил права или ключи, раз не может теперь их найти, и пусть даже не рассчитывает, даже пусть не надеется, а, с другой стороны, он, может быть, довольно скоро что-то найдет - что-то подходящее, где-то, может, в Бергене или в Трондхейме - конечно же, найдет, обязательно найдет, и будет дома, может, только на выходных, но это ничего, это все мелочи, такие несуразные глупости, это даже не стоит упоминания, но отказываться ли от этой квартиры и снимать новую, у меня все же мало места для двоих, а его - далеко от театра, и Арнфинн меня точно убьет, если я еще раз опоздаю, а я, конечно, опоздаю, если вот так искать ключи по всей квартире, особенно, если он все же получит работу в Осло, и, как знать, может быть, мне повезет - действительно повезет, и он найдет что-то именно в Осло, хотя, конечно, нет смысла загадывать, пока ничего не известно, но как все же было бы удивительно просыпаться вместе - каждый день или хотя бы часто, но нет, не надо спешить и бежать впереди паровоза - не надо: как будет, так и будет, все будет хорошо, все будет в порядке, он что-то найдет, и очень скоро, и близко от меня, близко ко мне, хотя - куда еще ближе, ближе не бывает, но если он думает, что кто-то вот так будет бегать и все ему подавать, то и это, что он постоянно забывает, как вообще с такой памятью он помнит сценарии, это просто удивительно, как вообще он что-то помнит… и пусть не помнит, пусть не помнит, где ключи и правильный выход из метро, пусть не помнит цифры и слова, главное - чтобы он помнил меня, чтобы он хотел меня помнить, и чтобы мы, хотя бы на выходных, просыпались вместе, ведь, если разобраться, разве это так много, разве это чересчур - хотеть просыпаться вместе?.. Я очнулся, когда Нана, проходя мимо с его зубной щеткой и очками в руке, легко потрепала меня по волосам. Забирая вещи, он звонко чмокнул ее в щеку, отчего она сразу заулыбалась и ласково погладила его по лицу. Затем он снова что-то сказал, она опять с готовностью забормотала “si, si” и в очередной раз заспешила из комнаты. Тихо рассмеявшись ей вслед, он встретился со мной взглядом и подмигнул. - И не стыдно тебе заставлять Нану бегать?.. - Нет, - он мотнул головой и озорно фыркнул. - Не стыдно. Через мгновение она появилась на пороге, торжествующе сжимая в ладони его паспорт, на что он воскликнул “ah!” и вскинул руки в жесте “ну как же я мог это забыть!” Засунув паспорт в карман, он снова наклонился к ней и поцеловал, и она снова заулыбалась. Они оба играли в эту игру: он - притворяясь, что растерял все вещи по квартире, и без ее помощи ему совершенно никак не справиться, а она - принося ему их и получая взамен объятия и поцелуи. В этой игре он снова был маленьким мальчиком в коротких штанишках и запыленных стоптанных сандалиях, с солнечной улыбкой и широко открытыми, доверчивыми глазами, а она - его детством, его беззаботным и бесконечным летом. Прощаясь, Нана долго целовала нас по очереди, обхватывая лицо тонкими ручками, окутывая легким ароматом туалетного мыла и быстро повторяя: “Ciao, ciao, buon viaggio! (До свидания, счастливого пути!)” Когда мы были уже на лестнице, она вдруг громко охнула и всплеснула руками, словно забыла что-то. И действительно: тут же бросилась вглубь квартиры и почти сразу выскочила назад, держа в ладонях объемный шарф ручной вязки. Он негромко рассмеялся, снова приблизился к ней и, согнувшись, подставил шею. - Ciao amore, ciao, ciao, - она намотала на него длинные концы, снова притянула голову и опять расцеловала. - До свидания, дорогой, до свидания. Он крепко обнял ее - на секунду она словно скрылась в глубине его рук, а потом тоже поцеловал - напоследок. - Ciao Teo! - Ciao Nana, grazie! На самой последней площадке я обернулся: он спускался чуть позади, непривычно тихо, опустив в шарф нос и глубоко вдыхая. Дождавшись, пока он поравняется со мной, я коснулся его ладони и сказал: - Вообще-то я собирался успеть здесь на матч, но с твоей болтовней разве что-то успеешь?.. Ничего не успеешь, совершенно ничего. Так что как хочешь, приятель, но придется нам все же вернуться. Он шмыгнул носом и негромко фыркнул. Я шагнул к нему, обнял ладонями лицо, прижался лбом ко лбу. - Не грусти. - Не буду, - улыбаясь, прошептал он. *** В “Mexico”*, где с ярко-жёлтых вывесок улыбался посетителям забавный темнокожий мальчишка с индейским пером в волосах, мы присели на высокие барные стулья у стойки. Свесив ноги до самого пола, крохотной ложечкой он осторожно помешивал плотную, густую пенку эспрессо. - Здесь делают самый вкусный кофе в мире. Молодой парень в белой униформе поставил передо мной чашку, звякнув ею о блюдечко: “Prego”, и пододвинул небольшую коробочку с сахарными пакетиками, на что я улыбнулся и покачал головой: “No thanks”. - С сахаром будет лучше, - вполголоса заметил он, мимоходом оглядывая выставленные на витрине пачки кофе. - Сладкий кофе?.. - я показательно сморщился. Он подцепил пакетик, задумчиво поперекатывал его в подушечках, отчего песчинки аппетитно хрустнули, а потом протянул мне, смотря внимательно и серьезно, пряча улыбку в самой глубине синевы, так что она только лишь мелкими искрами поблескивала на поверхности. - Будет лучше, - повторил он. - Поверь мне. Просто поверь на слово. Не опуская взгляда, я взял пакетик, мимоходом отмечая, как снова потеплели его глаза, надорвал уголок и высыпал содержимое в чашку. - Действительно… неплохо. - Вот видишь. - Кто бы мог подумать, - не преминул подначить я. - Я же говорил, что знаю, как надо, - он тут же вступил в игру и наигранно-покровительственно поднял бровь. - Ты никогда меня не слушаешь, а зря: я знаю, о чем говорю. Ну, может быть, не всегда… Но очень часто. Это потому, что я долго жил на свете, и еще потому, что на самом деле я очень умный, а ты не хочешь этого признавать. Ясное дело... Я бросил мимолетный взгляд на баристу, занятого чисткой эспрессо-машины, а потом развернулся к нему всем корпусом. - … из зависти... - Ты прав, - покладисто согласился я и медленно провел языком по верхней губе, мокро слизывая сладкую кофейную пенку. Он поперхнулся на полуслове и резко замолчал. Несколько секунд я наблюдал, как из лопнувшего в мгновение зрачка, словно по поверхности потревоженного камнем пруда, разбегаются темные матовые круги, а потом остро прикусил нижнюю губу. Выпустил сначала до половины - медленно, чтобы ему было хорошо видно, и через мгновение полностью - влажную и покрасневшую. - Ты что-то говорил, - похабно раздвигая колени шире, я слегка прогнулся в пояснице, - про свой выдающийся… ум. - Я, - начал он сипло, не спуская с меня стекленеющего взгляда, - мне... Изображая на лице полнейшую покорность, я на секунду прикрыл глаза и, все так же прогибаясь, издал еле слышный стон: - Что?.. Скажи… Я весь… целиком и полностью… в твоем распоряжении… Что я могу для тебя сделать?.. Что ты хочешь, чтобы я для тебя сделал?.. - Мне надо, - он шумно задышал и облизал губы, - надо... Судя по всему, слова давались ему с трудом, так что я решил помочь. - В туалет?.. - Да, - подтвердил он бесцветным голосом, словно механическая кукла на заводе. - Мне надо в туалет. - Конечно, - я похлопал глазами и кивнул, одновременно сводя колени и распрямляясь. - Конечно, иди. Я подожду тебя здесь. Ты, главное, не спеши… И медленно перевел взгляд на парня за стойкой. Тот заметил, вежливо приподнял уголки губ, а потом вернулся к своему занятию. - Не спеши, Холм, - повторил я, всем видом выражая бесконечную услужливость и искреннюю озабоченность. - В твоем возрасте не стоит спешить при посещении туалета... Несколько секунд он по-прежнему остолбенело таращился на меня, соображая, докладывая в мозаику недостающие кусочки, а потом словно очнулся: вздрогнул, резко выбросил руку, схватил меня за ворот свитера и с силой рванул к себе. Мгновенно теряя равновесие и более уже не сдерживая смех, я качнулся вперед, а потом, в самый последний момент чуть не уткнувшись носом в его колени, спрыгнул со стула. Едва я оказался на ногах, как, не разжимая пальцев и что-то воинственно бормоча, он потащил меня к выходу. - … я тебе покажу… ты у меня будешь знать… - Холм, подожди! - я задыхался от хохота и пытался упираться, но он не обращал на это никакого внимания и, широко ступая длинными ногами, легко тащил меня прочь от кофейни. - Постой! - … как улыбаться всем подряд… я тебя отучу… раз и навсегда… мне ты будешь теперь улыбаться, ясно тебе?.. Только мне! - Стой! Да остановись ты! Холм, я пошутил!.. - Ах, ты пошутил?! - он резко затормозил и развернулся. - Да, - я фыркнул. - Не стоит разыгрывать из себя Отелло, я просто пошутил - чтобы ты не зазнавался по поводу своего охренительного ума и житейской мудрости. И, глядя на его всклокоченную физиономию, снова расхохотался. - Видел бы ты себя!.. Он посмотрел куда-то вверх, а потом вдруг сделал шаг и оказался на расстоянии буквально нескольких сантиметров. Достаточно невинно для дневной улицы Неаполя, но одновременно так, чтобы я расслышал каждое его слово, почувствовал каждую хриплую ноту, сладко царапающую в груди, чтобы ощутил густую, влажную вибрацию его намеренно низкого голоса, всякий раз напрочь лишающего меня воли, склонился к уху и тягуче проговорил: - “Хорошо смеется тот, кто смеется последним” - слышал такое?.. Мы вернемся домой, я привяжу тебя к кровати и раздвину ноги... разогрею хорошенько… такого… совсем беззащитного… растяну и раскрою… Смех мгновенно застрял у меня в горле, кровь рванула в голову, одновременно ударяя в пах, меня перетряхнуло и бросило в жар. - … и буду изводить… Я могу делать это с тобой часами, ты же знаешь… Знаешь?.. О, ты знаешь… прекрасно знаешь… Будешь просить прощения... такой весь мокрый и жаркий... будешь просить прощения за свое поведение... и обещать впредь вести себя хорошо... Быть паинькой, да?.. Ты будешь для меня паинькой?.. Будешь... Будешь обещать - что угодно, лишь бы я наконец тебе вставил, ммм?.. Не удержавшись, я всхлипнул на вдохе и бессильно закрыл глаза. Довольный произведенным эффектом, он наклонился еще ниже, так что я ощутил на шее его горячее дыхание, и продолжил: - А когда я устану слушать твои извинения, я тебя трахну… Полюбуюсь, как ты кончаешь... когда я разрешу... Будешь ждать моего разрешения... А я посмотрю... Как ты у меня без рук... как послушный мальчик… нетронутым… Нетронутым, слышишь?.. Как ты кончаешь для меня… На моем члене… Или на пальцах - ты можешь кончить для меня на пальцах, ммм?.. Ты постараешься?.. Для меня... О, ты будешь стараться… Раскрытый, покорный… Будешь стараться насадиться глубже… И просить член… Под моими пальцами… Просить… До тех пор, пока мне не надоест… Затем он отстранился и с напускной озабоченностью оглядел меня с ног до головы. - Что-то ты красный какой-то… И дышишь тяжело… Устал? Может, тебе жарко? Водички хочешь?.. *** По одной из бесконечных улиц Испанского квартала мы шли вниз - туда, где город опоясывала синяя лента моря. Солнце блестело и переливалось яркими радужными разводами в лужах мыльной воды, среди обрывков салата и вчерашних газет, все так же поджав губы, восседали на складных пластиковых тронах монаршие особы непризнанных фамилий, а в вышине, посаженное на перекинутую из одного окна в другое цепь, тяжело хлопало крыльями белье. Он шагал рядом, то задевая меня плечом, то мимолетно касаясь ладони, и рассказывал о какой-то научно-познавательной передаче, которую смотрел еще в Копенгагене. Я старался прислушиваться, но, словно сигаретный дым, суть раз за разом ускользала от меня, расплывалась, таяла в воздухе. Я шел и думал, что счастлив. Счастлив, как, кажется, никогда раньше. До невозможности. До умопомрачения. До безумия. До... Слишком счастлив. Слишком. Слишком, слишком, слишком. - … и, представляешь, с этими технологиями теперь можно... - Позвони мне. - Что, прости?.. От удивления он слегка запнулся и тут же остановился, глянул на меня озадаченно. - Позвони мне, - прошептал я, неконтролируемо заливаясь краской и пряча глаза. - Пожалуйста, позвони. - Когда? - Прямо сейчас. - Но... зачем?! Зачем… Как бы я мог объяснить ему - зачем? Откуда, с какого конкретно момента я мог бы начать? Зачем - и почему эта нелепая просьба прозвучала именно сейчас, возникла из ниоткуда, из каких-то темных глубин моего подсознания, и, словно надувной шар, под давлением выскочила наружу?.. Зачем?.. Он смотрел на меня с обеспокоенным удивлением, вполне справедливо ожидая более или менее разумного ответа, а я и понятия не имел, как объяснить, что чувствую. Зачем. Затем, что с ужасающей четкостью я вдруг осознал, что все это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Слишком безоблачно. Что я слишком счастлив, что так не бывает - так просто не бывает, человек не может быть настолько счастлив, если он в своем уме, так не может быть, так не бывает… Не было раньше, не было почти никогда, а если и было на какое-то мгновение, то счастье обязательно разлеталось в клочья за ближайшим поворотом - так почему оно вдруг должно было остаться сейчас?.. Что я сказал бы ему?.. Что все это слишком хорошо? Настолько хорошо, что практически неправдоподобно, и что я мог, вполне мог все это себе придумать? И этот день, и прошлую ночь, и его невероятное спасение - я мог, мог… Мог придумать счастливый финал, не имеющий никакого отношения к реальности. Потому что чего еще ждать от человека, который на полном серьезе верит, что разговаривает с неопрятно одетыми ангелами, безуспешно пытающимися бросить курить?.. Как бы я смог сказать ему, что не доверяю сам себе? Что именно сейчас, как никогда, мне нужно доказательство - самое непоколебимое и твердокаменное доказательство его существования, которое только может быть: цифры и буквы в журнале входящих звонков. Как залог, как гарантия того, что его-моя синева не осталась там, на дороге, распластанная и застывшая, а стоит сейчас в каких-то сантиметрах от меня и дышит, и останется со мной: будет идти рядом на длинных ногах и болтать всякую чепуху… Как бы я смог сказать ему это? Кто в своем уме и здравой памяти вообще может сказать подобную глупость?! Оттого, что пауза затягивалась, а я все никак не мог найти слов, чтобы хоть чем-то оправдать свое ненормальное поведение, свой нелепый паралич - не стоящий выеденного яйца для всякого нормального человека, но, судя по всему, вполне обычный для меня, - да и он тоже молчал - должно быть, размышлял, вызвать ли мне неотложку или просто покрутить пальцем у виска и разочарованно махнуть рукой, - от этого сердце застучало сильнее, болезненно заколотилось о ребра, я стал машинально сглатывать пересохшим горлом, то и дело открывая рот в безрезультатной попытке выговорить хоть что-то. И вдруг в кармане завибрировало. По-прежнему не поднимая глаз, совершенно негнущимися пальцами я вытащил телефон и поднес его к уху. - Привет, - немедленно раздалось в стерео: в динамике и вживую, у самого уха. - Я звоню, чтобы сказать, что в Неаполе сегодня солнечно, плюс 13 градусов, атмосферное давление в норме, вероятность осадков небольшая. Ветер северо-западный, умеренный. Он говорил спокойно и серьезно, не насмешливо, не удивленно, словно не произошло ничего экстраординарного и сама причина такой странной просьбы не имела для него никакого значения: говорил так, словно звонок по телефону мне, в моем непосредственном присутствии, был самой простой и обыденной вещью, которую я мог у него попросить. - Вчера “Арсенал” сыграл вничью с “Ювентус” 2:2, а “Ливерпуль” выиграл у “Реал Мадрид” и вышел в финал Лиги чемпионов. Президентом США по-прежнему остается Дональд Трамп, а Северная Корея, кажется, помирилась с Южной. С мыса Канаверал во Флориде стартовала тяжелая ракета-носитель, направляющаяся к Марсу. В отличие от нее, я никуда не исчезну. Я буду рядом. Я люблю тебя. Ты меня слышишь? Щеки и лоб горели, я упорно цеплялся взглядом за носки его ботинок. - Тут плохая связь, - невозмутимо продолжил он. - Я не расслышал, что ты сказал. Ты там? - Да, - прошептал я. - Там? - Да. - Хорошо. Я сказал, что буду рядом и что люблю тебя. Ты меня слышишь? - Да, - я прочистил горло, а затем все же заставил себя поднять лицо. - Хорошо, - он по-прежнему говорил в трубку, по-прежнему серьезным, уверенным тоном, только глаза улыбались мне мягко и ласково, и от уголков бежали тонкие морщинки. - Я тебя люблю. Теперь повтори. - Что повторить? - Что я только что сказал. Повтори. - Это так глупо, не знаю, что на меня нашло… - Давай. - Ты… - Я тебя люблю. - Ты меня любишь, - деревянными губами повторил я. - И буду рядом. - И будешь рядом. - Всегда. - Всегда. - Хорошо. Тогда пока, - сказал он и фыркнул, разъединяя. Затем сунул телефон в карман куртки, взял меня за руку и, как ни в чем не бывало, повел вниз по улице. - Не споткнись. Так вот, с этими технологиями теперь можно... *** - Автоматов здесь, судя по всему, нет, - он оглядел зал вылета. - Придется по старинке. Стоять вместе со всеми в очереди и ради мест в начале салона изо всех сил улыбаться девушке за стойкой регистрации. Отодвинувшись на полшага, я окинул его скептичным взглядом. - Ему придется... Ну надо же. - Ты хоть понимаешь, какой это большой труд? - он картинно выгнул бровь. - “Изо всех сил улыбаться” - это твоя работа, Холм, - заметил я. - Вот и давай. Должен же быть от тебя хоть какой-то толк… помимо постели. - Неужели?.. - Угу, именно. Так что иди и улыбайся красивой девушке за стойкой. - То есть - ты не против? - Я не только не против, - я все еще держал серьезный тон, но отчетливо понимал, что это ненадолго, - а очень даже за: хорошие места с неба не падают. Спроси, кстати, что тебе для нее сделать, чтобы нас апградировали. Это вряд ли, конечно, - я снова осмотрел его с головы до ног, - но вдруг. Он громко фыркнул. - Хорошо знать, насколько демократично ты смотришь на такие вещи. - Ну, - я пожал плечами, - не будем смешивать личное и рабочее. Не будем усложнять. А кроме того, я-то знаю, кто на самом деле держит тебя за член. - Это правда, - смешливо признал он. - Кому как не тебе это знать. - Да. Рад, что в этом вопросе мы понимаем друг друга. По этому случаю пойду возьму кофе, - я кивнул по направлению киоска. - У меня, конечно, широкие взгляды, но смотреть, как престарелый донжуан охмуряет молоденькую и невинную сотрудницу аэропорта, мне по-прежнему морально тяжело. Так что предлагаю нам с тобой избавить меня от этого душераздирающего зрелища. Смеясь, он выбросил вперед руку и постарался ухватить меня за куртку. Однако я ловко увернулся, сделал быстрый шаг в сторону, и в тот же момент улыбка прыгнула с его губ прямо мне в ладонь и, устраиваясь там, защекотала кожу. - Тебе что-нибудь принести? - Себя. Принеси мне себя. - Опять мелодрама. - Ага, - согласился он с готовностью, снова фыркая. - Пора тебе привыкать: дальше будет только хуже. Как можно более горестно я вздохнул, закатил глаза - так, что заломило в лбу, - и под его смех направился к киоску. *** В очереди передо мной оставалось четверо, когда телефон снова завибрировал. - Привет, - его голос привычно скользнул в ухо и проник внутрь, и я так же привычно не сдержал улыбки. - Ты где? - Холм, - сказал я, без труда находя его через головы в зале, - я стою чуть ли не в десяти шагах от тебя - я тебя вижу. Вижу твою самодовольную физиономию. Он немедленно задрал подбородок. - И как я выгляжу?.. У тебя все так же перехватывает дыхание от того, какой я красивый?.. - Слушай, - я не удержался и засмеялся, - тебе чего надо? Сейчас подойдет моя очередь платить. - Я просто хотел спросить: когда у тебя репетиция? - Завтра. - Утром? - Нет, вечером, около шести, кажется… Или даже в семь, надо проверить. А что?.. - Ничего, просто так. Занимаю тебя светской беседой, пока ты ждешь свой кофе и явно скучаешь. - Еще скажи, что по тебе. - Конечно. А по кому же еще. - Ясно, - сказал я. - Это все? Я кладу трубку. Он засмеялся. - Нет, подожди! - Ну? - Ты помнишь, что я сказал тебе днем? - Помню, - чуть помедлив, ответил я. - Мне кажется, ты забыл. - Нет, не забыл. - А вдруг забыл? - Я помню, - повторил я, ковыряя пальцем отходящую наклейку на киоске, снова бездумно улыбаясь под нос. - Давай, - он улыбнулся тоже. - Посмотри на меня и повтори. Прижимая телефон к уху, через гул и суматоху зала я нашел его глаза. - Давай. - Тут... люди вокруг... - Да ладно тебе, никто не понимает по-норвежски!.. Ну же! - Тебе не кажется, что если повторять это постоянно, то слова потеряют всякий смысл? - Нет, - он решительно замотал головой. - Не кажется. Давай. Повтори. - Прямо все? - Ага. - И про осадки? - И про осадки. - Я не помню про осадки, - признался я, отчего-то извиняющимся тоном. - И ты ещё говоришь, что у меня плохая память... - Все, пока. - Нет, подожди! - он снова засмеялся. - Про осадки можно потом. Давай главное тогда. И тут же, как по мановению волшебной палочки, его голос понизился, приобрел бархатные ноты, запел, заласкался в груди: - Давай, ты можешь. “Я…” - Ты, - повторил я следом, машинально прикрывая глаза и чувствуя себя при этом совершенным идиотом. Совершенно счастливым идиотом. - Угу... “Тебя…” Говорить о любви от его имени… Мог ли я подумать тогда, в самом начале, что фраза “я - это ты, а ты - это я” когда-нибудь станет настолько реальной, что в итоге определит самый смысл моего существования? Когда я увидел его в первый раз, когда поцеловал - по-настоящему, а не для камеры, когда дотронулся, когда заглянул в глаза и безоглядно упал с головой в синеву - мог ли я тогда предугадать, смел ли мечтать, что хотя бы в одной из бесчисленных мириадов вселенных и параллельных реальностей настанет тот день, когда я буду стоять в аэропорту Неаполя, по пути в наш с ним дом - где бы он ни был, - чувствовать на себе его теплый взгляд и повторять, растворяясь в его голосе, повторять вслед за ним, повторять... что он любит меня?! - Ты меня любишь, - выдохнул я. - Правильно, - он одобрительно кивнул. - Еще. - Ты рядом. - Всегда. - Ты всегда будешь рядом. - Я всегда буду рядом, - повторил он тихо и веско, словно ставя точку: - Всегда. Теперь, наверное, нам нужно было положить трубку, но отчего-то мы оба все еще оставались на линии. Он молчал и улыбался, и с высоты своего роста сине смотрел на меня сквозь зал. - Я люблю тебя тоже, - сказал я наконец. - Это хорошо. - Хоть я нечасто это говорю... Я не из тех, кто говорит такое часто, так что, если ты вдруг рассчитывал… - Не особенно, - по-прежнему улыбаясь, прервал меня он. - .... то спешу тебя огорчить: я не могу твердить тебе это постоянно, но... - Но?.. - Но это правда, - собрав наконец волю в кулак, я протолкнул слова через горло. - Я люблю тебя и всегда любил. - Я знаю, - сказал он ласково, склонив голову немного вбок. - Знаешь?.. - Конечно. Я всегда это чувствовал. Ты-то еще молодой, но когда станешь взрослее, поймешь. Я хмыкнул и выдохнул ровнее, спокойнее. Он помолчал еще немного, а потом продолжил - теперь отчего-то переходя на деловой тон: - На самом деле я звоню тебе по делу. - Неужели? - Да, - он важно кивнул. - Сказать, что обратно я заказал нам бизнес. - О, боже! - немедленно воскликнул я, подыгрывая. - Неужели я дожил до этого дня?! - Да, - он снова закивал. - Прими мои поздравления, я невероятно рад, что в твоей жизни это наконец произошло. - Господи, я сейчас зарыдаю от счастья! - Я знал, что это произойдет - специально купил тебе салфетки. - Это просто неверо... - … правда, тут есть одно “но”. - Какое? - поинтересовался я, протягивая мелочь продавцу и одними губами артикулируя “латте”. - Какое, Холм?.. Мы сидим не вместе, и я не смогу весь полет наслаждаться твоими бесконечными шутками?.. Это ничего! Это я переживу - как-нибудь, но переживу! И в бизнесе мне будет значительно проще это пережить, что и говорить!.. В бизнесе мне будет совсем легко! - Даже не знаю, как тебе и сказать, - задумчиво произнес он, а потом сделал вид, что откашлялся: - Видишь ли, я заказал нам бизнес - это правда. Но только вот… на вчера. - Что, прости?.. Тут много народа, плохо слышно: мне показалось, что ты сказал... - Ага, - он шмыгнул носом. - Я тут вот сейчас глянул билеты и… В общем, я перепутал даты, и наш рейс ушел вчера. - Это ты сейчас серьезно? - Ага. - Блять, - только и осталось, что протянуть мне. - Блять... - Allora, un cappuccino, prego… (Каппучино, пожалуйста!) Протянув руку, я принял стаканчик, развернулся и направился к нему, по пути продолжая говорить: - Холм… Ну скажи ты мне, ну как это возможно?.. Почему ты такой идиот?! Он обвел глазами зал, в поисках ответа задержался взглядом на потолке и, будто найдя его там, тут же радостно заулыбался: - Этого я не знаю. Но ты меня сам выбрал - тогда, на прослушивании, так что на себя и пеняй. Возразить на это мне было совершенно нечего. - И что же теперь делать? - спросил я, маневрируя между багажными тележками. - Тебе - ничего, - ответил он. - Я уже все сделал: только что заказал гостиницу и билеты на следующий рейс, завтра утром. - То есть... я успею на репетицию? - уточнил я на всякий случай. - То есть ты успеешь на репетицию. - И Арнфинн не отгрызет мне ногу за опоздание? - И Арнфинн не отгрызет тебе ногу, - он фыркнул. - Ну хоть так, - вздохнул я. - Только… - Только?.. Только - что, Холм?! Что еще?! - Только бизнес там уже распродан, - он снова как-то по-детски озорно шмыгнул носом. - Два последних места в самом конце эконома - это все, что я могу тебе предложить, приятель. Наконец я дошел до него, встал напротив и в напускном укоризненном молчании, не отрывая взгляда, демонстративно медленно поднес стаканчик к губам. Он рассмеялся, одной рукой схватил меня за свитер на груди и подтолкнул ближе. - Что скажешь? - спросил он, по-прежнему не отнимая телефон от уха. - У туалета, в самом-пресамом конце - из снеков нам явно достанется только какая-нибудь унылая хрень, и кофе, скорее всего, будет уже холодный. И спинки кресел там не опускаются. Но зато вместе. Что скажешь?.. Глядя в его невероятные, синие, искристые глаза, я улыбнулся: - Я скажу, Холм, this is the story of my fucking life with fucking you.