Любовь во время Зимы

      Петиру снился сон. В нём он снова был мальчиком, который потерял всё. Ослабленный после ранения мечом, надломленный из-за холодности и безразличия любимой, выброшенный из Риверрана, он не был нужен ни собственному отцу, ни себе. Единственное, что заставляло его просыпаться каждое утро – желание отомстить за унижение, боль, сломанные мечты, втоптанные в речной ил, и горечь, которой было полно нутро. Для многих было бы лучше, если бы этот мальчик умер. Сгорел в горячке, вызванной воспалением раны. Но Бейлиш оказался живучим малым. Как знать, может быть, на свете его удержала именно злость и ненависть. Желание мести.              Жизнь предоставила ему выбор. Хотя до сих пор Петир раздумывал, не было ли случившееся чёрным юмором судьбы.              Во сне окрестности Чаячьего города выглядели до боли реальными. Они были неизменными, как и в тот день, когда только-только оправившийся от ранения, которому не суждено было стать смертельным, он направлялся к рекомендованному Лизой лицу. Величайший порт Долины возвышался над самой кромкой Залива Крабов Узкого моря. Но смотря на его высокие стены, Бейлиш испытывал одно только отвращение.              Петиру оставалось пройти около трех сотен шагов до главных ворот города, когда на дороге он встретил немолодого, но при этом худощавого и гибкого мужчину с шапкой коротких чёрных кучерей, только-только начавших седеть у висков. Говорящий с характерным для Вольных Городов акцентом, тот поздоровался и представился Сирио Форелем. Юному Бейлишу показалось забавным, что о себе человек говорил строго в третьем лице. За то недолгое время, что они прошли рядом друг с другом, мужчина рассказал, что девять лет был Первым мечом браавосского морского владыки, пояснив при этом, что это некто, вроде ближайшего и доверенного телохранителя.              — А ты ведь и сам браавосиец, мальчик, — походя, заметил он, усмехнувшись. — Потерянный, озлобленный, полный горечи, оторванный от дома, ставшего родным.              — С чего вы взяли это? — Прищурившись, Бейлиш посмотрел снизу вверх на странного спутника. — Откуда…              Едва открыв рот для того, чтобы узнать с какой стати случайный прохожий знает о нём непозволительно много, он замолк, перебитый мужчиной.              — О нет, малыш. Не задавай вопросов, если не уверен, что готов заплатить за ответы, — лукаво улыбаясь, Сирио пригрозил Петиру пальцем и красноречиво выгнул бровь. Затем, смотря в глаза юноше, он будто бы увидел нечто на самом их дне. И это заставило его изменить решение. — Хотя знаешь, человек даст тебе кое-что. Если когда-нибудь захочешь его найти, подойди к любому человеку из Браавоса, покажи её и скажи: «Валар Моргулис».              Бейлиш взял монету из рук незнакомца и внимательно рассмотрел её. Определённо никогда раньше ему не приходилось видеть такой чеканки, хотя крутясь в Риверране, он изучил все известные.              — Это ведь даже не серебро, — хмуро процедил он, пытаясь понять, что за глупую шутку пытается провернуть чужак.              — Это куда ценнее серебра, Петир, — бросил Форель, прежде чем сделать пару шагов назад и раствориться в толпе у ворот.              Во сне Бейлиш стремительно плыл по волнам своей памяти. Одно событие сменяло другое. Порой плавно, а порой урывками. Сразу после встречи с человеком, давшим ему монету, он оказался в Браавосе – краю туманов, илистых отмелей и солоноватых вод. Самый богатый и могущественный вольный город Эссоса, находящийся на северо-западной оконечности континента, там, где сливаются Узкое и Дрожащее моря, был построен на сотне крошечных островов в прибрежной лагуне. Острова его соединяли мосты. У входа в гавань стояла гигантская статуя Браавосского Титана. Главная достопримечательность, являющаяся одним из чудес света, потрясала своей исполинской величиной в шестьдесят метров.              Впервые увидев Титана с корабля, направленного в гавань ровно между его широко расставленных ног, упирающихся в скалистые берега залива, Петир во все глаза рассматривал его. Взгляд пытливых глаз изучал вырубленную из чёрных гранитных скал нижнюю часть статуи, затем бронзовую, что находилась выше бёдер. Левой рукой опирающийся на вершину утёса, а правой держащий сломанный меч, Титан был облачен в доспехи. Его длинные зелёные волосы, сделанные из крашеных пеньковых веревок, ярко выделялись на бронзе.              Если бы в Бейлише был ещё жив тот мальчишка, что смело бросил вызов умелому воину, он бы восхитился историей Браавоса основанного рабами, бежавшими из Валирии. Он бы мечтательно представлял себе скрытый город, чьё местонахождение для окружающего мира оставалось тайной в течение долгого времени. Тот другой, кем он был когда-то, восхищался бы полой внутри головой Титана с "пещерами"-глазницами. Тому, как в ней разводят костры, отчего горящие глаза Титана видно далеко в море. Он вспоминал бы старые сказки, рассказывая которые, утверждали, будто бы когда к городу приближается вражеский флот, Титан оживает и сходит в море, грохоча каменными ногами.              Но Петир больше не был тем, кто ронял кровь в воду из-за Кейтилин, что развернулась к нему спиной и ушла. Поэтому, вместо того, чтобы витать в глупых мечтах, он искал Сирио Фореля. Но всюду ему отвечали, что такого человека никто не видел. В городе ходили слухи о первой шпаге, но никто не был с ним знаком. Так продолжалось до тех пор, пока Бейлиш не показал одному из купцов железную монету.              На этот раз сон было невозможно отличить от реальности. Так же, как и много лет назад, Бейлиш стоял на самом краю скалистого пригорка, соединённого мостом с Островом Богов, и смотрел на мрачный серый храм без окон, с остроконечной крышей. При здании была своя пристань, ступени которой спускались от дверей к самой воде. Эти самые четырёхметровой высоты двери Чёрно-белого Дома и вызывали трепет. Левая их створка была сделана из чардрева, бледного, как кость. Правая – из блестящего чёрного дерева. Посередине красовалась вырезанная полная луна. На светлой стороне чёрная, на чёрной – белая.              Впервые оказавшись внутри храма, Петир с интересом рассматривал около тридцати алтарей богов смерти разных народов. Пока не остановился в центре просторной залы у бассейна. Позднее он узнал, что правильно сделал, не став пить из него, несмотря на то, что был измучен долгими поисками. Вода была отравлена и предназначалась для решивших свести счёты с жизнью посетителей.              Петир нашел Сирио в Чёрно-белом Доме. Мужчина вышел к нему, всё так же приветливо улыбаясь. Впрочем, вскоре Бейлиш узнал, насколько легко, оказывается, менять чужие лица, когда становишься никем. Почти становишься. Для этого на третьем подземном уровне строения находился Зал Ликов – священная комната, увешанная лицами – масками из человеческой кожи, срезанными с тел.              Но прежде человек долго испытывал ученика. Петир омывал мёртвых людей, поил посетителей из фонтана, увещевая лживыми историями. Он изучал браавосский, учился искусно лгать и узнавал всё больше о Браавосе и религии Многоликого Бога. Когда же он достаточно хорошо усвоил новые знания, его отправили жить в город. При этом Бейлишу дано было задание – возвращаться в Чёрно-белый Дом на три ночи новолуния, дабы рассказать три новости, узнанные за месяц. Это могли быть так же различные секреты жителей города.              За эти месяцы Петир научился управлять собственным лицом, отточил работу мимических мышц и выражения эмоций. После его учили обращаться с ядами.              А через год Бейлишу было велено вернуться в храм. Таким образом для него началось обучение Танцу воды, одновременно с которым он стал получать задания.              Водный танец, также известный как Танец воды или Браавосский танец – стиль фехтования, развившийся в Браавосе, ставил во главу угла ловкость, подвижность, быстрые и внезапные атаки. Опытные фехтовальщики этой школы, сочетающей в себе не только технические приёмы, но и оригинальную философию, назывались мастерами Водного танца. Или попросту Водными танцорами. В отличие от рыцарей Вестероса, Водные танцоры предпочитали тонкие, лёгкие клинки. Их стиль был основан на быстрых, элегантных, колющих ударах, вместо рубящих и режущих ударов тяжёлых длинных и двуручных мечей. Никакой тяжёлой брони. Защита здесь была принесена в жертву скорости. Вместо могучих прямых блоков тяжёлых мечей, вольный народ предпочитал использовать ловкость для уклонения и парирования атак противника.              Подобные течению воды, словно волны, бойцы могли стремительно перейти в атаку, и так же быстро вернуться в защиту. Водные танцоры применяли боковую стойку. Становясь меньшей мишенью для противника, они держали вооруженную руку по диагонали, а вторую сгибали в локте и оставляя за спиной.              Сирио вдохновенно рассказывал о превосходствах этого стиля фехтования, и Петир соглашался, что для него лучшего и придумать было бы невозможно. Тонкий и гибкий, он не был создан для тяжёлых двуручников и громоздкой брони. Рождённый в Вестеросе, Бейлиш являлся истинным браавосийцем. Однажды с мягкой улыбкой на губах ему об этом сказал учитель.              Если бы в этих стенах такое было бы возможным, то юношу можно было бы назвать любимцем безликого. Он ни разу не нарушил ни одного приказа наставника, ни разу не вызвал его гнева, храня желание мести и боль настолько глубоко в своей душе, что казалось, и нет их вовсе.              Лишь однажды во время одного из первых их занятий, человек, назвавшийся Форелем, с лёгкой укоризной в голосе заметил:              — Ты весь в тревоге, — оглядев ученика, поджал губы и качнул головой. — Если ты в тревоге во время сражения – тревог будет больше. Как ты можешь быть быстрым, как змея и тихим, как тень, когда тебя здесь нет? — выгнув бровь, он продолжил наставления. — Помни, юноша, мы учимся не железной пляске Вестероса, пляске рыцаря, рубящего и молотящего. Нет. Это будет танец Браавоса, Танец воды. Быстрый и внезапный. Все люди созданы из воды, ты это знаешь? Так что, когда ты пронзаешь их, вода вытекает, и они умирают.              В тот день Петиру не слабо досталось деревянным мечом. Но боль была ещё одним учителем. И она очень доходчиво объясняла, как делать не нужно.              Поначалу Бейлиш пару раз молился богам. Старым и новым. Пока наставник не застал его за этим занятием. Появившись за спиной юноши, он опустил ладонь на плечо Петира. Его слова навсегда запомнились ученику, опасавшемуся наказаний и умело избегающему их.              — Есть только один бог, — с лёгкой иронией в голосе произнёс мужчина. Затем его голос стал серьёзен и твёрд. — Его имя – Смерть. А смерти мы говорим только одно: «Не сегодня».              Усмехнувшись напоследок, он растворился в полумраке залы, а Бейлиш ещё какое-то время смотрел на зажжённую свечу перед собой и мысленно повторял: «Не сегодня».              Петиру снилось, как спустя три года обучения в Чёрно-белом Доме, он прогуливался по городу с человеком. Лодочники в невзрачных серых одеждах перевозили товары по каналам. Попрошайки вымаливали милостыню. Торговцы пытались всучить прохожим хоть что-нибудь, дабы получить лишнюю монету. Сто лет назад, сто лет вперёд, этот город жил без перемен. Когда они проходили мимо порта, наставник вдруг протянул ему небольшую деревянную шкатулку. Замок её был залит воском, дабы открытие не осталось незамеченным.              — Откроешь, когда будешь за пределами города, — коротко пояснил он, держа руки за спиной. Взгляд карих глаз смотрел на ученика внимательно, с долей гордости, лукавства и непонятного пока сожаления. — Можешь считать это прощальным подарком.              Никаких прощальных подарков в Чёрно-белом Доме не было принято. Единственный, что иногда получали ученики – был быстрой смертью. Поэтому Петир внутренне ужаснулся. Он гадал, что находилось внутри. Флакон с ядом? Ядовитый скорпион из Асшая? Какую мерзость можно было запихнуть в небольшую шкатулку размером с ладонь?              — Посвящение ведь только через неделю, — осторожно заметил он, убирая подарок в поясной кошель.              Мастер проигнорировал эти слова. Он лукаво улыбнулся, будто бы знал что-то, чего ещё не знал Петир.              — Ты усвоил всё, чему мы могли научить тебя, — пройдя ещё десяток метров, он остановился у старого причала. Глядя со стороны на суетящихся людей, он прислонился спиной к кнехту. — Люди действуют сообща, когда им удобно. Они верны, когда им удобно. Любят, когда им удобно. И убивают, когда им удобно, — он перевёл взгляд на спутника. — Ты понимаешь это. Они – нет. Поэтому-то им тебя никогда не удержать.              Каким-то шестым чувством, Бейлиш понял, что речь идёт о служителях Многоликому Богу. Насторожившись, он жадно запоминал каждое слово. А Сирио, став лицом к лицу с учеником, опустил ладони на его плечи и чуть сжал их.              — Ты взлетишь куда выше, Пересмешник. Они не видят этого, — едва уловимо склонив кучерявую голову к плечу, он заговорщически подмигнул парню. — Надеюсь, ты не забудешь о Чёрно-белом Доме, когда это случится.              Опустив руки, он продолжил неспешную прогулку, направляясь к Железному банку. Перед тем, как ступить на площадь перед ним, тот, кого Бейлиш когда-то узнал под именем Сирио Фореля, остановился в тени. Он долго смотрел перед собой, прежде чем произнести:              — Это последний урок человека, — веско начал он и замолк на несколько мгновений, будто бы решая, стоит ли говорить дальнейшее. — Запомни его крепко, Пересмешник. Пусть эти слова всегда будут с тобой, — обернувшись к Петиру, он в последний раз посмотрел в серо-зелёные глаза и тепло улыбнулся. — Нужно только открыть глаза. Сердце может солгать, голова одурачит тебя, но глаза видят верно. Гляди своими глазами, слушай своими ушами, пробуй своим ртом, нюхай своим носом, ощущай своей кожей. Потом придут мысли… потом. Только так можно узнать правду.