Любовь во время Зимы

      Лабиринт узких улочек уводил его всё дальше от вымощенной белым мрамором площади перед Великой септой Бейлора. За спиной оставались роскошные дома и богатые мастерские. Почти не смотря под ноги, он спешил вперёд за маленькой серой птичкой. Её неровный полёт манил за собой всё ниже по склону холма Висеньи, в те места, куда знатному человеку без охраны лучше не соваться. Но Бейлиш чувствовал себя свободно в полутёмных проулках, перешагивая через ручейки нечистот и мусора. Взгляд его серо-зелёных глаз ни на миг не отрывался от маленького пересмешника, без устали работающего крылышками. Когда на очередном перекрестке улиц пташка полетела налево, Петир, не раздумывая, свернул за ней и оказался в тупике. Прищурившись, он не понимал, зачем она вела его именно сюда. А в следующий миг пересмешник начал биться в стену. Бейлиш поторопился перехватить спятившую птицу, но не успел. Ударившись о каменную кладку третий раз, пташка вдруг будто бы взорвалась изнутри золотым светом, который на миг ослепил мужчину.              Когда зрение вернулось к нему, Бейлиш узнал в окружающих его заплесневевших серых стенах полузатопленный дом в Браавосе. Здесь всегда пахло сыростью и казалось, что вот-вот вода захватит последние метры здания. Наставник часто приводил его в Старейший квартал к северу от Мусорной Заводи. Затопленный Город был его излюбленным местом для тренировок. Это была одна из них. Петир меньше трех месяцев обучался у безликого. В этот день учитель преподнес ему очередной урок, который юноша запомнил очень хорошо.               Лёгкий острый меч после часовой тренировки казался неподъёмным. Уставшие ноги то и дело грозили поскользнуться на сырых камнях. Но учитель не обращал на это внимания. Снова и снова он заставлял юношу парировать удары. В очередной раз, с изящной лёгкостью сделав выпад, мужчина озвучил:              — Вправо!              Но вопреки этому, удар последовал слева. Петир не смог отбить его, не ожидая атаки с той стороны, и ощутил болезненный укол в плечо. Через миг на рубашке стало растекаться алое пятно.              — Ты сказал вправо, а ударил слева! — негодующе воскликнул Бейлиш, отбрасывая меч в сторону и зажимая рану.              Мужчина на это безразлично пожал плечом, убирая меч в ножны. С долей превосходства, призванного задеть ученика, он усмехнулся.              — А ты теперь – мёртвый юноша.              — Потому что ты соврал! — гневно вперил взгляд потемневших глаз в учителя Бейлиш.              — Мой язык врал, а глаза кричали правду, — неторопливо разъяснил мужчина. Словно бы предупреждая юношу не забываться, он указал на него пальцем и вскинул бровь. — Но ты не видел.              — Видел. Я смотрел, — коротко, оскорблённо бросил Петир. Он разорвал край рубашки и перевязал рану, после чего снова поднял взгляд на учителя.              — Смотреть – не значит видеть, мёртвый юноша, — наставительно произнес безликий и сделал маленький шаг к ученику. Он указал на глаза Петира, а потом ткнул пальцем в грудь. — Зрение, истинное зрение – вот суть фехтования.              Едва отзвучали последние слова, как мужчина исчез, словно и не было его, а из тёмных углов комнаты прямо к ногам Бейлиша пополз серо-зеленый туман. С каждой секундой его становилось всё больше и больше. Петир бросился было к двери, но её не оказалось на месте, хотя ещё четверть минуты назад она находилась там же, где была всегда. Когда липкий тяжёлый туман обволок его с головой, Бейлиш, казалось, ослеп. Он не мог ни видеть, ни дышать, перестал ориентироваться в мутном ничто, в котором каждое движение стоило огромных усилий. Протянув руку, он хотел опереться о стену и попытаться выбраться из западни. Но стены не обнаружилось.              Резко поднявшись в кровати, Пересмешник очнулся от сна, превратившегося в кошмар. Жадно хватая губами воздух, он механически скользнул рукой под подушку и выхватил из ножен кинжал из валирийской стали. Сжимая его обратным хватом, он всё никак не мог отдышаться. Когда глаза привыкли к темноте, он окинул комнату взглядом и поднялся на ноги. Приснившийся туман будто бы осел в лёгких. Наяву он превратился в непонятную тревогу, не дающую покоя.              Сны, в которых Петир видел наставника, всегда были наполнены скрытым смыслом. Зачастую они предупреждали об опасности. Будто бы безликий помогал своему ученику, намекал, что вскоре случится нечто серьёзное, ради чего Бейлишу нужно будет вспомнить уроки, полученные в Чёрно-белом Доме.              Наливая вино в бокал, Пересмешник задумался о том, способны ли последователи Многоликого проникать в чужие сны. Мог ли учитель давать ему подсказки теперь, спустя столько лет? Впрочем, он мог и догадаться о том, кто ежегодно переводит Чёрно-белому Дому внушительные суммы. Ведь сколько бы ни прошло времени, как бы высоко он ни взлетел, Бейлиш никогда не забывал и не забудет о Чёрно-белом Доме. Что бы ему ни пришлось пережить, какую бы цену он ни заплатил за полученный опыт и знания, храм являлся частью его самого. Или он являлся частью храма? Это уже не имело значения. Да и никогда не имело.              Сжимая в одной руке рукоять кинжала, а в другой держа бокал с вином, Бейлиш подошёл к окну и толкнул резные ставни. Глядя на светлеющее небо, он отпил глоток и подержал его на языке, прежде чем проглотить. Последний рассвет в жизни Эддарда Старка. Рассвет, который бывший десница не увидит, находясь в темнице замка.              Мизинец редко когда имел сомнительную честь общаться с Джоффри. Он прекрасно понимал, что от избалованного ублюдка лучше держаться подальше, не обращать на себя его внимание лишний раз, потому что нельзя было быть уверенным в том, что взбредёт в голову жестокому мальчишке. Однако накануне вечером Пересмешник якобы случайно пересёкся с королем в одном из крытых переходов Красного Замка. Как всегда будучи учтивым, он поклонился ему и завел разговор о щедрости и великодушии правителя. Хватило нескольких льстивых фраз, чтобы завладеть вниманием коронованной особы. После этого внушить Ланнистеру мысль о том, что помимо любви народ должен чувствовать уважение и страх, было пустяком. Пара фраз о заслуженном суровом наказании за измену, приукрашенные слова о важности трепета толпы, и дело было сделано. Глядя в спину удаляющегося по длинному коридору правителя, Пересмешник не сомневался, что часы Старка сочтены.