Любовь во время Зимы

      Шая была права, когда раз за разом повторяла о том, что никому нельзя верить. Всё в Королевской Гавани было не тем, чем казалось. Лгали все вокруг. Одним Богам было известно, как постепенно в Старк росло и крепло желание увидеть, как столица полыхает пламенем. Со всеми Лордами и Леди, с доносчиками-слугами, с толпами народа, жаждущего хлеба и зрелищ. Если бы она могла, она бы камня на камне здесь не оставила. Если бы она только могла.              Восстание против Безумного короля объединило глав знатных домов Семи Королевств. Но после его смерти у них не было больше единой цели. Теперь практически у каждого готового платить Лорда была армия. Повсюду были лишь предатели, интриганы, лакеи и стяжатели. Санса едва разбиралась во всём этом, но даже ей было странно, на чём всё держалось до сих пор?              Наверное, ей стоило покончить со всем раз и навсегда ещё в тот день, когда Джоффри привёл её на стену, дабы показать отрубленные головы отца и септы. Нужно было сделать шаг вперёд и столкнуть его, а потом спрыгнуть самой, не дожидаясь расправы над собой за убийство короля. Всё закончилось бы быстро, и ей не пришлось бы терпеть годы издевательств.              Два раза у неё была возможность упорхнуть из столицы, и дважды она упорно отказывалась от неё. В первый раз слишком боялась Пса, чтобы вместе с ним бежать на север. Да к тому же не верила, что ему удастся вытащить их обоих из столицы. А во второй наивно полагала, будто и в правду симпатична Тиреллам настолько, чтобы стать частью их семьи. Тогда как на самом деле она была для них не больше, чем Ключом от Севера.              Клиган знал, о чём говорил, когда заставлял её поднять взгляд. «Этот мир построен убийцами, так что привыкай на них смотреть». И она привыкала, пока в какой-то момент не поняла, что часть её души словно отмерла, окаменела или же вовсе превратилась в лёд. Все детские стремления и мечты теперь казались несуразными. Она уже не хотела сесть рядом с мужем, что занял бы Железный Трон. Если бы можно было повернуть время вспять, она бы всё отдала, чтобы вновь увидеть семью в сборе, чтобы все они были целы и здоровы. Но, увы, даже с возвращением в мир драконов, такой магией никто не обладал.              Каждую ночь ей снились кошмары. Они то принимали воплощение сира Мерина и сира Бораса, то становились Джоффри, а то вовсе пугали бессвязностью картин. Иногда в них она видела истекающее кровью Чардрево с глубокими красными глазам и кривым ртом. Одиноко стоящее посреди заледеневшего края, оно будто бы было огнём в пустоте, белом ничто, которым привиделся ей мир по ту сторону Стены. А порой она видела стаю волков, которых по одному истребляют безжалостные охотники, лиц которых не видно.              Ей казалось, что брак с Тирионом был самым худшим из всего, что с ней могло случиться. Всю жизнь идти рука об руку с маленьким уродливым карликом, который ей едва доставал до поясницы, было той еще издёвкой судьбы. Однако вскоре оказалось, что Тирион был куда лучше всех своих родственников. Обходительный и внимательный, он не настаивал на близости, на которую имел право, тогда как она сама в их первую брачную ночь была полна странной решимости, снимая с себя платье.              Каждую ночь она засыпала на супружеском ложе одна. И каждое утро в ней росла благодарность к маленькому Ланнистеру, остающемуся верным своему обещанию. Возможно, когда-нибудь она смогла бы пересилить себя и позволить между ними случиться чему-то большему. Возможно, они могли бы статься если не парой, то партнёрами по несчастью.               Если бы однажды столицу не переполошила новость о том, что молодой волк мёртв. Фрей не побоялся убить гостя в своём доме, после того, как разделил с ним хлеб и кров. На Севере поговаривали, что боги такого не прощают. Вот только она больше не верила в богов.              Убийство во время свадьбы. Война войной, но убивать человека на свадьбе было ужасно. Как ужасно было и то, как предатели надругались над телами её брата и матери. Только чудовища могли так поступить. Стоило закрыть глаза, как она будто бы видела мать с перерезанным до кости горлом, ей казалось, что она была там, когда тело Кейтилин Старк сбросили в реку, и когда Роббу вместо отрезанной головы пришили голову его лютоволка.              С того дня Санса перестала молиться богам. Она отринула, как ненужное и даже не существующее то, что когда-то помогало не впасть в отчаяние. Вот только Богороща всё ещё оставалась тем местом, где никто не беспокоил её.               Сутками напролёт она сидела на подоконнике в их с Тирионом покоях и смотрела на море. Сутками напролёт жалела, что не убила тогда молодого ублюдка короля, или что не сбежала из Королевской Гавани, когда была возможность. А ночами не спала, глядя в потолок. Она обещала себе, что если когда-нибудь ей представится возможность убить предателя или мучителя, то её рука не дрогнет. Она говорила себе, что слёзы, не самое надёжное оружие женщин и вспоминала, как захмелевшая Серсея поучала её, твердя, что самое лучшее – у неё между ног. Нужно было только научиться им пользоваться, что для девушки воспитанной на Севере было неслыханной дерзостью и позором. Только вот уже несколько лет как она была на юге. И выживать ей приходилось именно здесь, под жарким солнцем ненавистной столицы.              Но после смерти матери и брата, жить не хотелось. Несколько дней Санса не ела и не пила, пока Шая не воспользовалась тем, что она ослабла, и не накормила её насильно. Смешным и нелепым было то, что какая-то заморская девка, непонятно как попавшая в прислугу, проявляла к ней больше заботы, чем кто-либо другой. Именно она нашёптывала что-то о том, что настанет время, и Санса сможет отомстить своим врагам, но для этого понадобятся силы. Выдержка и стойкость – вот чего должно быть вдоволь в каждой Леди. Старк злилась на своевольную служанку, но в глубине души понимала, насколько та права.              А потом, в один из дней возвращаясь из Богорощи, Сансу до дрожи перепугал пьяный шут, в котором она едва узнала горе-рыцаря, спасённого от гнева Джоффри. Сир Донтос, запинаясь и сбиваясь, твердил о том, что обязан ей всем. Но всё, что у него осталось – изящная серебряная сеточка для волос, украшенная чёрными асшайскими аметистами, некогда принадлежавшая его матери, а до этого её матери. Поначалу она не решалась принять украшение, не желая забирать у пьянчуги последнюю ценность, а потом вдруг решила, что пусть лучше сеточка будет в целости и сохранности у неё, нежели Донтос пропьёт и её.              Королевская свадьба стала для неё апогеем унижения и расплаты. Точкой невозврата, когда пути назад больше нет, а то, что впереди видится туманным.              Бесконечные обещания Джоффри преподнести ей голову её брата и напоминания о том, как матери перерезали горло, уже не вызывали слёз, но рождали в глубине Сансы чёрную ненависть. А унижения, кои приходилось терпеть супругу от племянника, злили, как злила безвыходность положения.               Поэтому, когда она поняла, что король отравлен, возликовала. Она не могла оторвать глаз от того, как его корёжило по полу, как вместе с рвотой и кровью его покидала жизнь. Увлечённая она не сразу заметила, как рядом с ней непонятно откуда появился совершенно трезвый сир Донтос. Ещё час назад он, пошатываясь и икая, выступал перед Джоффри, а теперь оказалось, что и это было ложью.              — Идёмте со мной, — тихо прошептал он, с тревогой озираясь по сторонам. — Если хотите жить, нужно уходить.              Санса понимала, что обстановка накаляется, но никак не могла сдвинуться с места и всё смотрела, и смотрела на мёртвого ублюдка, подохшего на своей свадьбе. Неожиданно ей захотелось смеяться от мысли о том, что свадьбы нынче стали смертельно опасны. Но в следующий миг на плечи легли руки Холларда, и он потянул её за собой.              — Идёмте!              Последним, что она видела, прежде чем Донтос увлёк её прочь, был Тирион, поднимающий отравленную чашу. А дальше всё слилось в одну размытую картинку, так как Санса бежала наперегонки со временем, ног под собой не чувствуя. Порой казалось, что воздуха в лёгких уже не осталась, и что вот-вот она рухнет на каменные мостовые, но звон колокола над городом поторапливал куда лучше подбадриваний Донтоса. В медном свете заходящего солнца, по узким улочкам и бесконечным лестницам, шут быстро и незаметно вывел её к небольшому причалу, где у него была заготовлена лодка.              — Залезайте, — запрыгнув внутрь, он тут же начал быстро её отвязывать.              — Куда мы? — не спеша выполнить его приказ, Пташка топталась на берегу, опасаясь всего на свете.              — Туда, где безопасно.              В последний раз оглянувшись на оставшуюся за спиной столицу, Санса подобрала подол платья и шагнула в лодку. Под покровом вечернего тумана, Холлард привёл лодку к кораблю со свёрнутыми парусами. Санса никак не могла найти на нём ни одного отличительного признака, и потому нервничала всё сильнее, когда они вплотную приблизились к судну.              — Поднимайтесь, миледи, — настойчивым шёпотом велел поторапливаться её спутник, придерживая для неё веревочный трап.              Но Санса медлила и боялась. Она не представляла, как будет карабкаться по шатающейся лестнице с узкими деревянными ступенями, на которых слишком легко оступиться.              — Не бойтесь, — увещевал Донтос, чувствуя её опасения, — вы сильнее, чем думаете.              И тогда, решившись, она полезла наверх. Медленно, очень осторожно поднимаясь и до последнего боясь рухнуть вниз. Но когда чьи-то сильные руки обвили её и потянули наверх, помогая забраться на палубу, она испуганно вскрикнула. Тот, кто помог ей, продолжал какое-то время удерживать её в своих объятиях, прежде чем она подняла голову и, к своему изумлению, узнала его.              — Лорд Бейлиш?