Глава 50. О змее и драконе
17 марта 2021 г. в 13:38
Время в дороге текло совершенно иначе. Петир в который раз замечал это, но мало что изменить было в его силах. Спуск в Рунный Камень занимал несколько дней. Все они минули, не принеся какой-либо пользы, с ним и вокруг него почти ничего не происходило, в то время как Вестерос и Эссос лихорадило от череды значимых событий. Какие-то из них шли чётко по плану, какие-то были предсказуемы, а какие-то вызывали тревогу.
Раз в три дня Бейлиш получал письма от Оберина Мартелла. Дорнийский принц показался ему довольно занятным человеком в тот единственный раз, когда они виделись, и, к удивлению обоих, он согласился со всеми предложениями Пересмешника. Будучи неординарно мыслящими мужчинами, они смогли рассмотреть друг в друге нечто вызывающее уважение и интерес. Оба жаждали мести, и оба желали сделать это красиво. Но если Оберину ничего более не нужно было, то Петир готов был пойти на всё, ради достижения главной цели.
Мартелл писал о том, что Тайвин обещал ему место в Малом совете и намекал, что финал суда над его сыном всем понятен. Вслед за ним к нему приходила Серсея, давя на жалость материнской тревогой о дочери. На что он заметил, что в Дорне маленьких девочек не обижают. И ей бы прислушаться к этим словам, да только королева мать не любила слушать ничьего голоса, кроме своего собственного. Оберин замечал, что не в каждой кобре столько яда, сколько накопила в себе златовласая львица.
Когда же дорнийский принц объявил, что будет биться за Тириона на Суде Богов, Лорды и Леди Королевской Гавани опешили. К тому времени Петир уже сообщил ему, что последняя из Таргариенов почти завершила наводить порядки в Заливе работорговцев и скоро обратит свой взор на запад. Оберин не скрывал симпатии к отважной Дейнерис. Одна-единственная на целом свете, она умудрилась не просто выжить, но и вернуть величие своему имени. Бейлишем руководили иные чувства, но он признавал, что против Таргариен и трёх драконов мало какие средства будут эффективны. Поэтому до срока лучше всего было обозначить свою лояльность к ней.
В письме, отправленном перед боем с Клиганом, Оберин рассуждал над тем, что толку от власти, если не можешь помочь близким. И тут же сам себе отвечал, что зато может отомстить за них. Движимый местью он совершил невозможное, убив непобедимого монстра. Вот только тот даже перед лицом смерти не признал участие Ланнистеров в расправе над Элией, хотя охотно рассказал о том, как размозжил голову маленького Эйгона о стену и изнасиловал Мартелл.
Казалось бы, после этого Тириона должны были освободить, а Оберину обеспечить обещанное звание Мастера Малого совета. Вот только никто не торопился выпускать карлика из подземелий, а ярость Мартелла требовала выхода. Пусть он и убил Грегора, тот был лишь орудием в руках Тайвина, который оставался недосягаем для отмщения. Тогда Бейлиш предложил ему уплыть в Дорн, но прежде пообещать Серсее, что она никогда больше не увидит свою малышку Мирцеллу. О том, что из маленькой принцессы собирались сделать хозяйку Кастерли и жену Тристана, никому знать не стоило.
В ночь, когда Оберин сошел на родной берег, его уже ждало письмо с новостью об убийстве Тайвина. Прочитав его, впервые за долгие годы Мартелл почувствовал себя легко и свободно. Он искренне рассмеялся, узнав, что старого льва убил карлик, за которого он бился. Огромный груз долга, наконец-то, был сброшен, и можно было просто жить дальше. А где-то в Узком море в Пентос направлялся корабль, унося Тириона и Вариса как можно дальше от столицы Семи Королевств.
Реставрация Таргариенов, как это всё называл Варис, была занятной затеей. Паук тщательно уверял всех, будто главная его забота – благополучие Семи Королевств. Кто-то другой, быть может, и купился бы на эти искренние заявления. Кто-то, но не Бейлиш. К своему великому сожалению, он не мог нащупать истинного мотива бывшего Мастера над Шептунами, но был согласен с тем, что идеальным правителем был бы некто сильнее Томмена и великодушнее Станниса. Вот только признать это и придерживаться данного мнения было разными вещами.
Судя по донесениям, Дайнерис проявила себя решительной королевой, при этом не лишённой большого сердца, идя на поводу у которого порой совершала глупости. Однако дракон оставался драконом. И там, где нуждающимся она готова была протянуть руку помощи, недоброжелатели находили лишь огонь и смерть. На несправедливость она отвечала не милосердием, вовсе нет. Куда действеннее было ответить справедливостью. Вот только каждый понимал под ней своё.
Сто шестьдесят три ребёнка на милевых столбах по дороге к Миэрину превратились в сто шестьдесят три прибитых к ним господина. После эффектной речи, произнесённой перед рабами и господами Миэрина, и забрасыванием города бочками с невольничьими цепями из катапульт, город за одну ночь взяли для неё те, кто ещё вчера выполнял любую прихоть хозяина. Впрочем, к удивлению многих, она оказалась не только находчивым завоевателем, но и довольно сносным правителем. Вот только из-за разногласий в ряду советников, разрывалась на части. Сир Барристан Селми наставлял её быть милостивой и к бывшим рабам, и к господам. Даарио же в отличие от остальных, не боялся сказать ей правду. Он напоминал: она нажила тысячи врагов по всему миру, и как только они увидят слабость – нападут. В его словах была неоспоримая логика, когда он убеждал её показать свою силу. Если другие советовали ей запереть драконов, дабы никто из населения ненароком не пострадал, то он говорил, что королева драконов без драконов не королева.
Огнём и мечом Дайнерис удерживала порядок в заливе работорговцев. Флот из почти что сотни кораблей, восемь тысяч безупречных, две тысячи малых сынов и три дракона – этой небольшой, но тренированной армии хватало, чтобы справляться с Астапором, Юнкаем и Миэрином. Но взгляд Таргариен всё равно был направлен на запад. Возвращение на родину являлось её заветной мечтой, до исполнения которой было рукой подать.
Поговаривали, что как истинный представитель своего рода, Дайнерис не привыкла отказываться от того, чего желала. Поэтому, привлечённая абсолютно разными как внешне, так и по характеру Джорахом и Даарио, и не думала о выборе. Дракон хотел обоих этих мужчин, и он получал их. Ведь кто мог ей запретить это там, где она была законом?
Единственным, во всей этой истории, что действительно удивило Пересмешника, было прощение, дарованное королевой Мормонту. Получив перехваченное Барристаном письмо для Джораха, в котором было королевское помилование, подписанное Робертом Баратеоном, она нашла в себе силы мыслить разумно. А дальше было осознание того, что слишком вовремя всплыло это помилование, тогда как сам Баратеон давно умер. Сама она додумалась до этого или нет, но Джорах остался подле неё, хотя большинству советников это не нравилось.
Петир понимал, что дело оставалось лишь за тем, какие Дома признают её королевой. Не будь Серсея столь надменна, мстительна и глупа, никто бы и не подумал стать на сторону Таргариен. Но Ланнистер шаг за шагом разваливала всё, что её отец строил десятилетиями. Ожесточившись, она презирала и ненавидела всех на свете, кроме своего брата и детей. И это играло против неё.