Любовь во время Зимы

      Словно воздушный шарик, Санса сдулась, оказавшись наедине с Петиром в своих покоях. Столько раз они оставались вдвоём, и никогда прежде она не чувствовала такого гнетущего ощущения. Напряжение придавливало к земле. Не раз в прошлом у него был шанс воспользоваться ею, но Бейлиш, словно, запрещал себе это, в последний момент беря себя в руки. Тогда она хотела, чтобы он сорвался, а сейчас ненавидела эту ночь за то, что всё должно было произойти из-за традиций и подтверждения состоявшегося брака, а не потому что они оба того хотели. В эту яму они загнали себя сами.              Раздражённая, она сбросила плащ на кресло и прошла в спальню, посреди которой, не зная куда себя деть, повернулась к Петиру. Нервная улыбка коснулась губ и тут же погасла.              — Хорошо, что на Севере не принято провожать жениха и невесту в спальню.              — Поправь, если ошибусь, но в Королевской Гавани вас тоже никто не провожал, — опустив свой плащ поверх её, Петир отстегнул серебряного пересмешника и положил его на край стола.              — Почему-то меня ни капли не удивляет ваша осведомлённость, — с неприязнью хмыкнула Санса.              С тихим, подавленным вздохом, став к нему в пол оборота, она с отрешённым видом начала расправляться с завязками на платье, отстёгивая кованый элемент брони, закрывавший весь перед платья вплоть до юбки. Петир наблюдал за ней несколько минут, чуть склонив голову на бок, а после тихо позвал:              — Санса.              Во вскинутом на него взгляде он разглядел усталость и безразличие. То самое, которое рождается от смирения и принятия происходящего. В нём не было даже сотой доли тех чувств, которые он видел совсем ещё недавно. Будто Старк потухла, подобно свечи на ветру.              Тихо вздохнув, Петир не собирался довольствоваться её бледной тенью. Это унизило бы его и оттолкнуло бы её. Поэтому, добавив в голос чарующего лукавства, которое некогда завораживало её, он мягко поинтересовался:              — Что ты делаешь?              — А на что это похоже? — тут же взорвалась на это Старк, с ожесточением отбрасывая длинные рукава, один из которых был расшит листьями Чардрева, а на другом будто бы поблёскивала рыбья чешуя.              Игнорируя вспышку раздражения молодой супруги, он протянул ей руку:              — Иди ко мне.              Когда она нехотя вложила свою ладонь в его, Петир повёл её за собой, но вопреки ожиданиям Старк не к кровати, а к уютному креслу у камина. Опустившись в него, он усадил Сансу к себе на колени и, приподняв подол тяжёлого платья, начал неспешно расшнуровывать её высокие кожаные сапожки, по одному отбрасывая в сторону.              Закончив с этим, он отклонился на спинку кресла и обвил руками талию Старк.              — Представь, что мы всё ещё в Викендене, — вкрадчиво прошептал он, ловя её печальный взгляд. — Что не было Болтонов. Что я не совершал той ошибки. — Пьянея от того, как она прильнула к его груди, уже чуть более хрипло продолжил: — что мы до сих пор там, где я рассказывал тебе о Браавосе, а ты целовала меня со всей своею трепетностью и горячестью.              Медленно проводя рукой вдоль стройной спины, он успокоил её настороженность, прогнал враждебность и оттолкнул мысли о долге, уничтожающем чувства. А после ловко, почти незаметно расстегнул спрятанные сзади и сбоку платья крючки и развязал стянутые шнурки, но не торопился с тем, чтобы потянуть ткань с плеч, растягивая момент.              Санса едва уловимо улыбнулась, вспоминая ту ночь, которая могла бы изменить всё. Запустив тонкие пальцы в волосы Бейлиша, она прикрыла глаза и с сожалением покачала головой.              — Но они были, — в тихих словах горчила истина. Санса пила её, словно полынную настойку, в надежде избавиться от боли. Вот только они лишь усиливали её. И всё же она нашла в себе силы сделать вздох и продолжить: — этого не изменить. Как не изменить и того, что моя жизнь никогда не будет прежней. — Сняв корону, она замерла с нею в руке, задумчиво глядя на волков из белого золота, в изумрудных глазах которых пламя камина рождало яркие отблески. — Никогда больше мои дни не смогут быть посвящены мне одной. Моя жизнь больше не принадлежит мне.              — Я бы поспорил. — Забирая у неё изящный венец, он отложил его на чайный столик неподалёку и убеждённо произнёс: — именно сейчас ты стала хозяйкой своей жизни.              Согласно кивнув, Старк ловко подхватила и продолжила его слова:              — Которую обязана потратить на заботы о своих людях.              Петир понял, что споры и пространные размышления позволяли Пташке расслабиться. Но провести за ними остаток ночи не входило в его планы. Поэтому, легко потянув шерстяную ткань, он проследил за тем, как она проскользила по ключицам вниз и обнажила хрупкие плечи. В этот момент Старк застыла, взволнованно задержав дыхание, а он молча перебросил яркие волосы на одно плечо, подался к ней и коснулся губами фарфоровой кожи, чувствуя, как по её телу проходит дрожь.              Придвинув Сансу ещё теснее к себе, он дорожкой из поцелуев поднялся от плеча к ключице, шумно выдохнул и обольстительно улыбнулся. Сдвинув платье ещё на пару сантиметров вниз, выгнул бровь и с притворной задумчивостью протянул:              — Ну…, — проведя кончиками пальцев по нежной шее, запустил пальцы в волосы на затылке и на ухо предложил: — ты можешь потратить её на то, что хочешь, а я позабочусь об остальном.              В ответ на его слова Санса запрокинула голову назад и, прогнув спину, рассмеялась. Она подставляла шею его губам, чувствуя, как по телу расползается приятное тепло, и испытывала странное веселье. Подрагивающими пальцами нащупав застёжки на его камзоле, она справилась со всеми ими, развела полы и коснулась ладонями груди через тонкую ткань нижней рубашки.              Хмельной азарт завладел ею, когда она поймала затуманенный взгляд Бейлиша и потянула рубашку вверх, высвобождая из штанов. Затем, помедлив, закусила нижнюю губу и скользнула ладонями под неё, задерживая дыхание от собственной смелости. Подрагивающими пальцами ведя по разгорячённой коже Петира, она вдруг ощутила неровность огромного шрама и едва ощутимо провела рукой вдоль него от ярёмной впадины до пупка и немного ниже, насколько это позволяли одежды.              Видя, как в серо-зелёном взгляде просыпается жадное пламя, она с усмешкой на губах тихо выдохнула, дразня Бейлиша:              — Не думала, что Пересмешник в первую же брачную ночь попытается отнять у меня бразды правления, посулив ветер в поле.              Позволяя ей то, что никогда не дал бы сделать никому другому, подрагивая от прикосновений к израненной коже, он облизал губы и, выгнув бровь, сбивчиво поинтересовался:              — Разве только что ты не сказала, что хотела бы свободы?              Медля с ответом, Санса с неожиданной ловкостью села на него лицом к лицу. Упираясь коленями в кресло по обе стороны от его бёдер, стянула с него камзол, а следом за ним рубашку. И решительно дёрнув платье ниже, позволила ткани собраться складками на пояснице, оказываясь перед ним полуобнажённой.              — В этом мире никто не свободен, — жестокие слова резанули сердце, когда Петир подался вперёд и запечатлел поцелуй меж упругих грудей, бережно и крепко обвивая руками, как самое ценное сокровище. — Всё это лишь иллюзии.              — Я настоящий, — хрипло выдохнул он, касаясь ладонями её лопаток и оставляя на коже ещё несколько жалящих поцелуев. — Сейчас. Здесь. С тобой, — подняв взгляд, он дал ей увидеть на дне своих глаз того, кто всегда жаждал её, как лучшую из своих наград. Единственную, которая стоила усилий.              И тогда Санса наклонилась к его лицу и накрыла губы долгим, тягучим поцелуем, решив дать им обоим ещё одну попытку. Последний шанс не позволить совместной жизни скатиться в пекло. Можно было сколько угодно лгать себе о том, что стала холодна, как лёд, и остра, как сталь. Можно было умело притворяться на людях и обманывать его. Вот только сердце стучало, как безумное, когда он подхватил её на руки и отнёс на кровать. Судорожно хватая губами воздух, которого, казалось, не хватает, она помогла стащить с себя платье и потянулась руками к завязкам на его штанах, но Петир перехватил тонкие запястья и отрицательно качнул головой.              — Нам некуда спешить, милая, — прошептал он, заводя её руки вверх и вжимая их в густой волчий мех. Склоняясь над ней, он окинул затуманенным, пьяным от вседозволенности взглядом её обнажённое тело и с восхищением выдохнул: — ты совершенна.              Не будучи уверенным в том, что какой-нибудь из его жадных порывов не испугает застывшую в ожидании Сансу, он провёл ладонью вдоль её бедра и неспешно сместился, устраиваясь меж её ног. Что ей говорили мать и септа? Что нужно терпеть, выполняя свой долг? Что будет больно и неприятно, но она должна улыбаться, притворяясь? С ним всё это станет дурными россказнями в темноте, потому что он заставит её стонать от наслаждения, захлёбываясь удовольствием, и просить большего, сгорая от страсти, которую он умело распалит.              Пока он щедро одаривал её ласками, заставляя дрожать от предвкушения, Санса, словно зачарованная, смотрела на шрам, высвеченный холодным тусклым лунным светом, проникшим в комнату. Сквозь жаркое марево желания, кружившего голову и размывавшего рамки дозволенного, она приподнялась над кроватью, опираясь на локти, и коснулась губами рубца, отчего Петира прошила дрожь. Сдавленно выругавшись сквозь зубы, он закрыл глаза, когда приоткрытые губы скользнули вниз по изуродованной коже. А голову Старк занимала одна-единственная мысль, бьющая в висок. Какой силой воли нужно было обладать, чтобы выжить, получив такое ранение?              А потом стало не до размышлений, так как всё вокруг оказалось неважным, будто бы подёрнутым туманной дымкой. Целый мир покачнулся и размазался неясным пятном, когда Санса обвила бёдра Петира ногами, а он сделал мощный размашистый толчок, заполняя её одним резким движением, и стремительно накрыл припухшие губы страстным поцелуем, поглощая вскрик.              Отбросив все страхи и сомнения, они сплетались телами, наконец-то, соединившись в единое целое. И ничто больше не могло стать между ними, потому что именно этот момент казался важнее и слаже чего бы то ни было другого. Потому что тот долгий путь, который они прошли друг к другу, был слишком тяжёл и горек. И потому что, нехотя, они будто стали отражением друг друга.              Бесконечно разные и до невозможности похожие, они ласкали друг друга чуткими пальцами, ощутимо не то жалили поцелуями, не то кусали, оставляя на коже свои метки, и даже не думали останавливаться, не в силах насытиться друг другом. До сдавленных стонов и хриплых криков, до поцарапанной кожи и синяков на бёдрах. До последней капли сил, как будто завтра никогда не наступит.