Incurable

Брюс отправляется в офис. Он обнаруживает, что не хочет; что само по себе делает это необходимым. Приложение усилий для появления в качестве Брюса Уэйна имеет определённую тактическую ценность и со временем принесёт дивиденды, так что это по-своему продуктивный способ использования его времени. Чего нельзя сказать о том, чтобы сидеть в пещере, наблюдая за тем, как Кларк Кент читает. И Брюс Уэйн, конечно, невнимательный и рассеянный. И то, что нынче является не тщательно продуманной маской, а следствием его полной ебучей неспособности перестать думать о Кенте, запертом в его подвале, несущественно. Эффект одинаков. Внешние проявления соответствующие. Это главное. Брюс ощущает, как плечи расслабляются от облегчения, когда он возвращается в дом у озера, напряжение уходит из мышц шеи, когда он наконец может снова обосноваться перед прямой трансляцией из комнаты Кента. Но эти чувства не имеют отношения ни к кому, кроме него самого. И Кент тут, на экране. Одна рука закинута за шею, поддерживает голову; пальцы другой растопырены на корешке книги, прислонённой к груди. Взгляд сосредоточенный, время от времени он моргает. Дышащий. Живой. Брюс со вздохом прижимает ладонь ко рту и глаз не сводит с экрана. Живой. В первый момент, когда он приземлился на крышу озёрного дома, Брюс рефлекторно расставил приоритеты: что с ним случилось, почему он тут, чего он хочет – и, как только он сообщил, что подразумевает под «помощью», тогда немыслимо было выделить в верхней части этого списка место для чего-то столь неуместного, как сраные эмоции Брюса. Уточнить всё необходимое; реагировать со спокойным и трезвым принятием фактов эффективно и не усугубляя его страданий. Именно это требовалось от него Кенту. Но сейчас… Брюс закрывает глаза. Живой. Реакция, которую он хочет получить, несоизмерима. Её масштаб, по его мнению, подходит для события как такового, по отношению к тому, что он не может назвать иначе как чудом, поскольку точный механизм воскрешения Кента, вероятно, лежит за пределами объяснений, которые в состоянии дать современная земная наука. Но это… Это не должно казаться настолько личным. Он едва знает Кента. И, разумеется, Кент едва знает его. Кент пришёл к нему, потому что ему не к кому было больше обратиться и потому что он точно был в курсе, что Брюс приобрёл практические познания в области криптонской физиологии – потому что Брюс заботливо поставил его перед этим «острым» фактом и использовал его, чтобы порезать щёку Кента. Если Кент и чувствует к нему что-то особенное, скорее всего, это неприязнь, застарелое презрение, что-то, что со временем могло бы отшлифоваться до ненависти, если бы ему не пришлось искать у Брюса помощи. Даже если Брюс позволит себе мелодраматично думать, что то, что он наблюдал смерть Кента, что-то значит, что из-за этого он получил возможность узнать Кента на более глубоком уровне, несмотря на то, что они обменялись друг с другом едва ли больше чем сотней слов. Кент не может сказать того же. Брюс может больше не воспринимать Кента как чужака, но Брюс всё ещё чужой для Кента. Абсолютно справедливо. Практичный объективный способ рассматривать эту ситуацию. И всё-таки ничто из этих соображений не может помешать Брюсу чувствовать себя ошеломлённым, благодарным… счастливым. Кент жив. Господи, как невыносимо восхитительно думать об этом. Брюс фыркает и качает головой. Кент жив; и изо всех сил борется с этим, испытывая физические и психические последствия, к которым у него не было шанса подготовиться. Но напряжённая работа по выяснению, как ему помочь, как его поддержать, как облегчить процесс, входит в сферу, контролируемую Брюсом. Многие вопросы внезапно становятся поразительно разрешимыми – если сравнивать со смертью. Он смотрит на экран. Книга упала плашмя, Кент уснул, голова склонилась на бок, лицо расслабленное. Брюс не должен получать такое большое наслаждение, наблюдая, как он дышит. Он оставляет канал активным на одном из мониторов и использует остальные для запуска симуляции: как это будет выглядеть, если частота и интенсивность молнии увеличатся, или уменьшатся, или выйдут на плато. Какой вред может быть причинён частично лишённому сил телу Кента в первом случае и какое количество криптонита будет необходимо извлечь из стен, чтобы нивелировать его. Но львиная доля его внимания по-прежнему сосредоточена на Кенте. И он не может заставить себя сожалеть об этом, потому что это означает, что он замечает миг, когда Кент шевелится: вначале неравномерно резкое подёргивание его руки, потом скользнувшая по лицу гримаса. Брюс подаётся вперёд. Он пересматривает запись последнего инцидента. Сон Кента был нарушен аналогичным образом прямо перед тем, как всё произошло. Но один результат наблюдения вряд ли может составить закономерность. Они должны помогать Кенту, а не сидеть и смотреть, как он борется с кошмарами. И если это сигнал, предупреждающий, что очередная молния на подходе, то он разбудит Кента и уйдёт, вот и всё. Нет причин считать, что он подвергнется какому-либо риску.