Incurable

Брюс замер в полной неподвижности. Никаких эмоций на лице, выражение глаз нечитаемое. Но его ладонь тёплая в руке Кларка, и даже чуть-чуть подрагивает. Кларк ждёт миг, другой, но Брюс не выдёргивает руку. – Брюс, – говорит он, частично в качестве предупреждения, но Брюс продолжает стоять неподвижно и смотреть на него. Так что Кларк опять его целует, легко, бережно, и когда Брюс всё ещё не вырывается, Кларк идёт напролом и снова тянется к его лицу. Он всё ещё может сбежать, думает Кларк, и… если он так и поступит, пусть хотя бы получит полное представление о том, от чего убегает. Он как минимум должен однозначно понять, насколько Кларк серьёзен. Так что Кларк ведёт большим пальцем вдоль линии челюсти Брюса назад, прямо к мягкой коже под его ухом… (это Брюса сейчас трясёт? Или Кларка?) …а потом обратно, вверх, по колючей щетине к уголку упрямо сжатых губ. – Брюс, – шёпотом зовёт Кларк и снова его целует – один раз, второй; пробегает пальцами по скуле Брюса, задерживается на едва ощутимом дефекте прямо под глазом – однажды он ломал скулу, предполагает Кларк, когда был моложе. Висок, бровь – и теперь он так близко, что, наверное, мог бы сосчитать ресницы Брюса. И Брюс всё ещё не отодвигается. Кларк сглатывает и не может решить, стоит надеяться, что Брюс это расслышал, или наоборот. Приятно воображать, что он выглядит уверенно, но… возможно, с другой стороны, будет лучше, если Брюс догадается, что он без понятия, какого чёрта творит. Чтобы, если Брюс тоже не знает, что делает, они оказались в равном положении. – Нет, – вслух произносит Кларк. – Между прочим, я тебя не ненавижу. Его рука возвращается обратно на щёку Брюса; он ощущает, как челюсть Брюса напрягается. Но когда Брюс открывает рот, его тон легкомысленный: – В самом деле? – В самом деле, – подтверждает Кларк, подчёркивая свои слова ласковыми прикосновениями кончиков пальцев, скользящих вниз по шее Брюса, и на лице Брюса что-то мелькает – и тут же исчезает. – Ты заслуживаешь лучшего, – очень тихо бормочет он. – И ты заслуживаешь лучшего, чем некто, кто швырнул тебя сквозь стену. Брюс, ты не единственный на этой крыше, кто… кому случалось вести себя безобразно, кто делал неправильные вещи и не осознавал этого, пока не становилось слишком поздно. Но… Он останавливается, потому что не совсем понимает, как это выразить, как растолковать, что это только заставляет его чувствовать более твёрдую почву под ногами. Они оба вели себя ужасно по отношению друг к другу, причиняли друг другу боль, но ещё они оба научились преодолевать это, научились прощать друг друга, быть внимательнее. Научились быть добрее друг к другу. И, может быть, хоть немного и к самим себе. – Но всё хорошо, – пытается объяснить он. – И мы, пожалуй, уже не сможем сделать всё ещё хуже, верно? Брюс скептически выгибает бровь; но Кларк замечает, что уголок его губ подрагивает. – Но нет причин считать, что мы способны сделать всё лучше. Кларк пожимает плечами, а потом позволяет себе улыбнуться Брюсу именно так, как хочется – неторопливо и открыто, неудержимо. – Тогда давай попробуем и выясним, – шепчет он. Брюс, осторожный и настороженный, продолжает сохранять практически неуловимую дистанцию. Но его рука смягчается под рукой Кларка, его плечи расслабляются, когда Кларк обхватывает их другой рукой. И в этот раз, наконец-то, когда Кларк целует его, он отвечает, увлечённо, жадно, отчаянно – так, словно он всю жизнь об этом мечтал.