***
Сегодня выдался хороший вечер. Капитан пропадает где-то на тренировке (она никогда не отчитывается, куда уходит, и потому логично предположить именно это), а Омаэда сидит в своем кабинете и делает вид, что заполняет отчеты, на самом деле поедая чипсы. Все идет тихо да мирно, пока сёдзи с шумом не раздвигаются, а на пороге не возникает третий офицер, заметно дрожа, и испуганно бормочет, избегая смотреть на лейтенанта: — Омаэда-фукутайчо, там!.. Там Фонг-тайчо!.. Омаэда испуганно подрывается с места и роняет пакет с чипсами, что с шуршанием рассыпаются по дорогому ковру. — Что с Фонг-тайчо? Офицер явно боится это озвучить, краснеет, бледнеет и зеленеет, пока Маречиё надвигается на него, в ярости сжимая огромные кулаки. — Что с Фонг-тайчо?! Вдруг она ранена? Вдруг при смерти? А он не успел ей помочь, не успел подхватить, закрыть собой — действительно бесполезный толстяк, права была капитан… — Она… Она в Восьмом отряде, — обреченно шепчет офицер. В Восьмом? Что она там делает? Что Сой Фонг забыла в вотчине Кьёраку? Но хоть не в Четвертом.***
Омаэда трясет подчиненного за грудки, но больше ничего добиться не может, и потому, отбросив его в сторону, на всех парах несется в Восьмой отряд. Сердце замирает: вдруг его обожаемая капитан все-таки ранена, а до Четвертого донести не успели? Но из здания отряда Кьёраку доносится веселая музыка, все окна горят, и, когда Омаэда входит, он видит, что присутствующие на «неофициальном собрании» офицеры уже достаточно пьяны. И Сой — тоже. Она сидит на диване рядом с Комамурой, оживленно с ним разговаривая, но, увидев Омаэду, слегка пошатнувшись, встает и почти радостно констатирует: — А вот и мой лейтенант! Маречиё успевает подставить руки и ловит упавшую Сой. Она не бьет его, как обычно — наоборот, повисает у Омаэды на шее и принимается его щекотать. Капитан так близко, что Омаэде становится не по себе — в хорошем смысле. Его тайчо сейчас такая хрупкая и нежная, и не колотит его, а льнет к нему, и… Омаэда поспешно тащит Сой прочь из Восьмого отряда, хорошо зная, что, протрезвев, капитан не простит никого из своих собутыльников, и Джакухо Райкобена на бараки Шунсуя тоже не пожалеет, уверенная в том, что позор смывается исключительно кровью. Благо, разница в размерах позволяет лейтенанту спокойно нести тайчо, прижимая к себе всего одной рукой. Можно просто перекинуть через плечо, но Маречиё никогда не позволил бы себе такого неуважения. — Омаэда, — тянет Сой, — Омаэда, а ты меня любишь? Маречиё останавливается и едва не роняет капитана. Та цепляется за него крепче. Хватка тайчо цепкая, даже когда она в таком состоянии. — Я… я очень люблю Вас, капитан, — печально отвечает Омаэда, чувствуя, что Сой ничего не сделает ему за это признание. Но она делает. Встав на цыпочки, капитан Второго отряда Готей-13, командир отряда тайных операций, командир карательного подразделения и девятая глава семьи Фонг хватает Омаэду за воротник косоде, резко дергает вниз и прижимается губами к его губам. Мир перестает существовать. Омаэда обнимает Сой за плечи, притягивает к себе, углубляет поцелуй — что-то ему подсказывает, что она все равно ничего не будет помнить, а он — он будет хранить этот момент в памяти всю жизнь. Губы у Сой мягкие, податливые и очень сладкие, хотя и с горьким привкусом рисовой водки. Сой заканчивает поцелуй первая и мягко опускается на руки лейтенанта, мирно засыпая.***
Голова раскалывается от боли. Сой понимает, что лежит в своей постели. Садится и протирает глаза, вспоминая, как решила хоть раз в жизни расслабиться, поддалась на уговоры Кьёраку, зашла в Восьмой, пила то, что подливали ей Хирако и Мугурума, а потом… А что потом?! Она ничего не может вспомнить! Стыд-то какой! Она, командир Омницукидо, тайный убийца, напилась до потери памяти! И как она вообще оказалась в своей постели? Сой надеется, что все-таки дошла самостоятельно, но даже если так — подчиненные наверняка видели своего капитана в столь непотребном состоянии… Сой рывком встает с кровати, чудом не падает от головокружения после резкой перемены позы и ковыляет на кухню за водичкой. Там встречает Омаэду, который, как всегда, что-то жрет. Сой злобно зыркает на лейтенанта, а его щеки, когда он смотрит на нее, почему-то… краснеют? Что же она сделала вчера?! Сой опирается плечом о дверь. Воспоминания всплывают в памяти яркими вспышками: улыбка Кьёраку, музыка, которую включил Оторибаши, попытки погладить Комамуру, губы Омаэды… Стоп. Сой задыхается. Она была так пьяна, что поцеловала этого жирного придурка. Сама. Первая. Поцеловала. Теперь нужно его убить — иначе Сой не вынесет позора и не сможет смотреть ему в глаза. Омаэда пугается, взглянув на лицо капитана, на котором явно написана ее жажда крови, делает шаг назад, роняя пирожок, и бормочет: — Фонг-тайчо, простите меня, умоляю Вас! Я даже не думал пользоваться Вашим состоянием! Я… Вы… А я… Его нельзя убивать, думает Сой — ей не хочется скрашивать одиночество Айзена в Мукене. Да и повода особого нет — она ведь сама проявила инициативу, а он просто не сумел — или побоялся — ее оттолкнуть. И смотрит снова, как побитая собака. — Ничего не было, — холодно цедит Сой сквозь зубы, прожигая лейтенанта взглядом. — Ты понял?! Ничего. Не. Было. — Конечно, Фонг-тайчо! Я понял, Фонг-тайчо! — уже зная, что избежал расправы, кланяется Омаэда. Сой разворачивается и уходит. Странно, но при мысли о том, что она целовала своего лейтенанта, ей не хочется плеваться, а злится она больше на себя, чем на него. Почему? Потому что тогда ей было… приятно? Но лучше, наверное, об этом не думать. Ничего не было.