Pазбавленная кровь

29 сентября 1995 года.

      Это было Зельеварение. Время, к сожалению для большей части учеников(если быть точнее, то для всех, кроме Гермионы, конечно), тянулось медленно и скучно. Снейп вот уже который урок подряд монотонно, ничем не уступая профессору Бинсу, читал лекцию, не слишком-то надеясь, что в головах его студентов отложится хотя бы одна написанная строчка, но пристально следя за тем, чтобы ни единое перо не отлынивало.       Гарри, имеющая преимущество быть не в поле зрения черных глаз профессора, и не пыталась вникнуть в новую тему, долго рассматривая обложку черной кожаной книжечки, на обороте которой было корявым почерком подписано: «Дневник Гарри Поттер». Девушка вела в нем записи вот уже целый месяц и до сих пор искренне не понимала, как это могло помочь ей... прийти в себя. А потому она не слишком-то охотно подбирала слова, не пыталась раскрыть сухим страницам душу или хоть сколько-нибудь довериться человеку, настоятельно посоветовавшему ей заниматься этой, на взгляд Гарри, полнейшей чушью:       « 31.08.1995. Отец отправил меня к психологу ещё в середине лета. Теперь я вынуждена каждый день записывать всё, что со мной происходит.       Как эта леди выразилась? Посттравматический стресс? Интересно, эти записочки лучше настойки валерианы помогут мне избавиться от кошмаров? По-моему, отцу не следует кое-кому так переплачивать.       1.09.95. И снова здравствуй, Хогвартс. Вижу, и ты мне не рад. Что еще? Гермиона и Рон стали старостами. Теперь у них отдельные комнаты. Духи Лавгуд отвратительны.       3.09.95. Шрам болит. Не могу уснуть.       4.09.95. Будем считать, что я что-то написала.       5.09.95. Мне снова приснилось кладбище. И, да, не могу уснуть.       6.09.95. Напомните, о чем я должна писать, если ничего не происходит?       13.09.95. Пришлось отлучиться в выходные на прием к многоуважаемой мисс Бёркли. Она отругала меня за, цитирую, скудность и немногословность. О, и она была ничуть не удивлена моей оценке ее метода. Теперь я вынуждена писать каждый день. Каждый.       14.09.95. Луна Лавгуд забавная... Кажется, у нее нет друзей.       15.09.95. Что ж, эта неделя была так же паршива, как и предыдущая. Хочется домой. Там я в безопасности. Он ведь мёртв, тогда почему у меня постоянно горит шрам?»       И хотя в большинстве случаев Гарри, несмотря ни на что, якобы ненароком забывала писать, иногда у нее все же возникали порывы поделиться мыслями с бумагой, но в такие моменты её останавливал факт того, что все, что бы она не написала, будет прочитано мисс Бёркли. А Гарри вовсе не хотела идти на контакт с этой упитанной женщиной, приторно-добрый тон голоса которой раздражал во сто крат пуще восторженных или недоверчивых взглядов студентов, с которыми девочка сталкиваться каждый день.       Несмотря на судебные разбирательства, несмотря на кучу статей в газетах и несмотря на заявление министра магии Корнелиуса Фаджа, многие волшебники и волшебницы и по сей день весьма скептически относились к новости о том, что девочка, которая выжила, стала девочкой, которая уничтожила зло. Конечно, Правительство и СМИ умолчали о том, каким образом это самое зло было уничтожено и каким образом слова единственного оставшегося свидетеля(по причине поголовной амнезии у всех остальных находившихся в тот момент на кладбище, теперь или яро отрицавших свое присутствие или рассказывавших байки о применении к ним заклинания Империуса), четырнадцателетней девочки об этом самом уничтожении зла были признаны правдой. А дело было в том, что Веритасерум не дал Гарри солгать, в том, что Омут памяти в красках описал всё за нее.       Вкрадчивый голос Снейпа, оповещающий о лишении Гриффиндора десяти баллов за ловлю ворон на лекции, вернул Гарри в реальность. Она лишь тихонько фыркнула, косо глянув на ухмыляющихся слизеринцев, и, собираясь прокомментировать для мисс Бёркли урок, вида ради открыла дневник, умышленно избегая красноречивых серых глаз, с вызовом уставившихся на нее:       «29.09.95. Хорошо, Вы победили, сегодня я рискую написать непозволительно много. Пожалуй, я успела накопить в себе слишком много гнева и раздражения. Мисс Бёркли, Вы будете мной гордиться.       Во-первых, меня давно интересует вопрос: все ли слизеринцы умственно отсталые? Мне кажется, их место вовсе не в Хогвартсе, а в специальном учреждении. Допущение таких к обучению представляет угрозу для других нормальных магов. Как бы я хотела никогда не видеть их, а в особенности его. Моей вины нет в том, что его семья попала в такую ситуацию, а потому... почему бы ему не перестать...? Это второй вопрос.        Тем временем Снейп(это, кстати, во-вторых) снова пытается сделать то, что не удалось Волдеморту. Что именно? Уничтожить меня взглядом. Написать это имя было тяжелее, чем я думала. Лекция очень скучная, скорее бы перейти к практике, мне нужно чем-то занять себя, иначе…       Мисс Бёркли, Вы когда-нибудь видели Снейпа? Если да, то Вы замечали, что его нос похож на крюк? Если нет, то я сейчас нарисую».       Спасительный звонок прозвенел ровно в тот момент, когда профессор Снейп, вскинув взгляд на вдруг сосредоточившуюся Гарри, уголки губ которой еле заметно приподнимались, заподозрил что-то неладное и собирался было в своей обычно манере прошествовать по классу, заглядывая в тетрадки.       Класс загудел. Рон, собравшийся быстрее всех, кинулся к подруге со спины:       – Гарри!       Гарри вздрогнула. По спине пробежались мурашки, а голову буквально сковало, прежде чем девушка осознала, что это был всего-навсего ее долговязый друг. Промчавшийся впереди планеты всей Снейп закатил глаза.       – Черт бы тебя побрал, Рон, – с неподдельной яростью громко прошептала Гарри. – Больше не делай так.       – Иначе рискуешь схлопотать, по крайней мере, экспеллиармус прямо в лоб, – заключила Гермиона. – Идем?       Гарри первой вышла из кабинета, оставляя забытой на парте чёрного цвета книжечку. Впрочем, долго скучать той не пришлось, потому как ее немедля подобрал тот, кто давным давно приметил ее и только ждал подходящего момента, чтобы заполучить.       Рон без устали тараторил о новой дебютирующей квиддичной команде, утверждая, что у той нет никаких шансов стать популярнее «Пушек Педдл». Гермиона, на удивление, пыталась показать, что она весьма заинтересована в этом вопросе, но получалось у нее довольно-таки плохо. Гарри лишь посмеивалась над смешными потугами подруги и поддакивала Рону, хотя и самой ей было глубоко наплевать на квиддич, по крайне мере, сейчас.       – Я выписал даты всех ближайших матчей и прикинул, на какие мы сможем точно попасть, – невпопад размахивал руками Рон.       – Кажется, ты и сам создашь им репутацию, раз собираешься преследовать их аж до зрительских трибун, – заметила Гермиона.       – Я просто хочу убедиться в том, насколько они плохи.       – Или хороши.       Гарри вдруг остановилась. Всё внутри неё похолодело. Рон и Гермиона обеспокоенно обернулись, заметив, что их подруга отстала.       – Вы идите, – попыталась улыбнуться Поттер. – Я просто вспомнила, что кое-что забыла в кабинете Зельеваренья.       – Мы можем пойти с тобой, – предложил Рон.       – Нет-нет, у вас ведь собрание старост на носу, – уже убегая, крикнула Гарриет.       В голове, оцепеневшей от волнения, вихрем проносились беспокойные мысли: «Дневник ведь все еще там? Никто его не забрал? Никто его не прочитал? Мерлинова борода, нужно было наложить на него чары». Девушка буквально локтями расталкивала всякого, кто оказывался у нее на пути, ловя приглушенные ругательства и удивленные взгляды. И вот она почти добралась до своей цели, как позади послышался мягкий насмешливый голос:       – Видно, занятия в дурдоме не приносят особенной пользы, а, Поттер?       Гарри почувствовала, будто огромная волна поглотила ее, с силой выбивая землю из-под ног.       Кто угодно, только не он…       О своих встречах с психологом она не рассказывала никому. Знали лишь отец и Сириус. Даже Рон и Гермиона были не в курсе. А теперь об этом наверняка узнает вся школа. И этого не изменить, что бы Гарри сейчас не предприняла.       Девушка медленно обернулась, стараясь сохранить лицо. Как она и предполагала, Малфой, подобно довольному коту, сардонически ухмылялся, с садистским удовольствием вглядываясь в ее глаза, наверняка ища доказательства ее паники.       – Чтение личных дневников совсем не красит, тебя, Малфой, – скрестив руки на груди, невозмутимо ответила Гарри, подмечая, что дневника в руках слизеринца нет, – а лишь подтверждает твою и без того плачевную репутацию.       Это было их первое столкновение в новом учебном году. До этого момента никто из них не проронил ни слова. Гарри не пыталась заговорить первой, зная, что после ее показаний в суде, отцу Драко пришлось постараться, чтобы найти достоверное оправдание своему присутствию на кладбище.       Малфой подошел к девушке почти вплотную:       – Если ты не можешь уснуть, просто скажи мне. Пожалуй, я смогу вымотать тебя настолько, что тебе не придется беспокоиться о бессоннице, – прямо в ухо прошептал он, и Гарри вспыхнула.       Тихо сглотнув, ища подходящий ответ, она с силой оттолкнула наглеца.       – А я-то думала: ты больше по мальчикам.       Драко, запрокинув голову, хохотнул. Не такой реакции Гарри от него ожидала. Теперь она ощутила прилив холода, а когда Малфой вдруг развернулся, намереваясь покинуть ее, выкрикнула:       – Куда ты?       – На собрание старост, – поворачиваясь к ней, спокойно ответил юноша, пряча руки в карманы брюк.       Гарри недоуменно вскинула руку, намереваясь спросить о том, что, собственно, дальше, и где ее дневник, и успел ли Драко растрепать о нем всей школе, но слизеринец вдруг щелкнул пальцами:       – Ой, прости, беспокоишься за дневник? С ним все в порядке, я случайно отдал его профессору Снейпу. Там был очень правдоподобный портрет. Думаю, он оценит.        Проурчал Малфой и был таков.       Шестерёнки в голове Поттер отчаянно завертелись, затрещали, заскрежетали и рассыпались в разные стороны, окончательно ломая механизм. «Это же Снейп!» – Гарри опрометью понеслась в класс Зельеваренья. Раскрасневшаяся, она вбежала подобно фурии и, не замечая только-только собиравшихся на урок третьекурсников, принялась носиться туда-сюда в поисках дневника.       – Это Гарриет Поттер?       – Что она здесь делает?       Гарри не слышала да и не хотела слушать перешёптываний.       – Стол! – выкрикнула она, неожиданно остановившись рядом с партой испуганного толстого мальчика-хаффлпаффца, и, не колеблясь, направилась к преподавательскому столу.       Класс позади нее тихо охнул, когда она начала чуть ли не поднимать каждую книжечку, каждый листочек, проверяя, не это ли ее дневник. Но того не было и тут. Совершенно отчаявшись, Гарри осела на пол, чувствуя что вот-вот ее начнет бить лихорадка. Накажет ли ее Снейп после того, как увидит свой портрет? Еще бы! Но угнетало вовсе не это: теперь о ее слабости будут знать Неприятный человек № 1 и Неприятный человек № 2 сразу. Это ли не слишком?       – Мисс Поттер? Потрудитесь объяснить, что Вы тут делаете.       Холодный голос Снейпа так или иначе заставил прийти в себя. Гарри вскочила и нос к носу столкнулась с профессором. В его руках была черная книжечка.       – Сэр, можно Вас... на минутку? – обреченно спросила Гарри. Ей совсем не хотелось, чтобы целый класс стал свидетелем ее позора.       – Мисс Поттер, Вы не слышали звонка? Десять баллов с Гриффиндора за несвоевременность, – процедил Снейп, но все же направился к выходу.       Девушка поплелась за ним. Когда дверь захлопнулась, профессор в нетерпении приподнял бровь, но Гарри, потупив взор, молчала, поэтому, теряя терпение, он спросил:       – Итак?       – Эта книжка у Вас в руках... Она моя, сэр, – пролепетала гриффиндорка, изо всех сил стараясь, чтобы ее голос не дрожал.       – Это я понял по Вашему отвратительному почерку.       «Не спешит с наказанием... Явно наслаждается. Садист чертов», – Гарри подняла глаза, сцепив руки в замок.       – Все, что там написано, – девушка собственно не понимала, что в такой ситуации она должна говорить, а потому, начав, тут же сбилась, – что бы я не написала... это мой личный дневник. И я могу писать... Это даже не моя идея. Я не думала ничего такого писать.       Во время всего этого бессмысленного лепета Снейп стоял с абсолютно каменным лицом, и лишь его черные угли глаз с каждым словом бедной Гарри становились все более насмешливыми.       – Может быть, я и написала это, и я, конечно, несу ответственность за написанное мной.       – Мисс Поттер, Вы считаете меня некомпетентным преподавателем? – как только девочка закончила свой сбивчивый монолог, спросил Снейп.       – Ч-что?       – Вы считаете меня некомпетентным преподавателем? – повторил он.       – Нет, – растерялась Гарри. – То есть, нет, сэр.       – Тогда, каким образом в Вашу маленькую гриффиндорскую головку могла только прийти мысль о том, что я прочел Ваш дневник? Или, может быть, Вы считаете, что мне хоть сколько-нибудь есть дело до Вас и Ваших девичьих переживаний, что я смог поступить так непорядочно?       – Я... так не думаю, сэр, – совсем тихо произнесла Гарри, чувствуя и горечь и облегчение одновременно.       Как ни крути, а Снейп оказался не таким уж негодяем.       – Возьмите ваш дневник и дайте мне спокойно начать урок.       – Спасибо, профессор, – прижимая книжку к груди, девушка благодарила судьбу за то, что она, Гарри, так легко отделалась.       – И-и, десять баллов с Гриффиндора, мисс Поттер. Думаю, Вы понимаете за что.       Снейп не был бы Снейпом, если напоследок не преминул воспользоваться возможностью лишить факультет львов пары рубинов.

***

      Занимая целый диван в гриффиндорской гостиной, Рон, вытянув ноги и держась за живот, беззвучно хохотал чуть ли не до слез.       – Маленькую? Гриффиндорскую? Головку? – не переставал повторять он.       – Ну, знаешь ли, Рональд...       Гарри сидела тут же, на полу, поджав коленки. Она, конечно, уже успела рассказать о своем приключении и, подумав, о своем дневнике, не забывая упомянуть и о причине его появления. Эту часть рассказа друзья восприняли со всем присущим им пониманием и поддержкой, но когда девушка дошла до момента с чертовым Малфоем и Снейпом, хохот было не унять.       – По-моему, маленькая гриффиндорская головка – это какой-то новый вид оскорбления, – хихикнула сидевшая тут же, напротив известной страдалицы, Гермиона, за что схлопотала угрюмый пинок от героини магического мира и еще одну порцию неконтролируемого смеха Уизли.       – Проклятый Снейп, ну, хорошо, он не совсем проклятый, но, черт возьми, проклятый Малфой, – прошипела Гарри. – Всегда с ним так. Проклятый, злобный, мерзкий...       – Скользкий, – подсказал Рон, перекатываясь на пол.       – Противный? – предположила Гермиона.       Гарри смерила обоих друзей убийственным взглядом, мол, только что ржали, аки кони, а теперь решили поддержать ее?       – И эта его, – не договорив, Грейнджер как-то неопределенно покрутила рукой, словно подбирая слова.       – Эта его что? – насторожилась Поттер, воодушевляясь предстоящим оскорблением Малфоя.       – Маленькая слизеринская головка! – взорвался Рон, звонко хлопая по подставленной Гермионой ладони.       В этот же миг погоняемая воинственным рыком одной нападавшей черноволосой девушки началась одна из самых грандиозных баталий, каких гостиная львов еще не видела. Первой жертвой стал Рон, подвергнутый жуткой пытке в виде щекотки до смерти, а второй – попытавшаяся укрыться в убежище, но не успевшая добежать и до лестницы, ведущей в спальню, Гермиона, также получившая свою порцию наказания.       Уже лежа в постели, Гарриет неожиданно подумала о самом важном, о том, о чем она совершенно забыла побеспокоиться, и теперь волнение вновь с ног до головы скрутило ее: ведь Малфою ничего не стоить распустить слухи о вселюбимице школы и ее маленьком секрете, сказать, что она сумасшедшая, и ее словам нельзя верить, перевернуть все так, что она и пикнуть в свое оправдание не успеет.       Мучимая терзаниями еще по крайне мере полчаса, Гарри уснула самым мертвейшим сном, которым ей только доводилось спать. Как глупо, что одна маленькая выходка Драко Малфоя, позволила Гарри растормошиться куда больше, чем все приемы миссис Беркли, что одна крошечная выходка Драко Малфоя, позволила Гарри раскрыться друзьям, что одна маленькая выходка Драко Малфоя, позволила Гарри впервые за долгое время не видеть кошмаров.       Странным образом все переживания девушки оказались беспочвенными. В течение целой недели, если не месяца, она ожидала грандиозного разоблачения от Малфоя, но тот почему-то с ним не торопился. Ходил по школе надутый, как индюк, стреляя глазами в Поттер и как бы говоря: «Час расплаты грядет».       – Ничего подобного,– отнекивалась Гермиона, лишь только Гарри заводила разговор о дышащем ей в спину разоблачении. – Он ведь до сих пор этого не сделал.       – Это вопрос времени. А мы ведь эту проблему даже никак решить не можем, – сокрушалась Гарри.       – А что ты предлагаешь? – зачеркивая очередное написанное повторно предложение в сочинении, разговора ради поинтересовалась Грейнджер. – Память ему стереть и загреметь за это, не знаю, в Азкабан?       – За «обливиэйт» сажают? – картинно почесала подбородок девушка, прищурив глаза.       – Даже не думай! – предупредила Гермиона и бросила всякие попытки сделать домашнее задание.       Пока Гарри не получит очередную порцию злобного плана по устранению ходячей проблемы в лице слизеринского принца, она ни за что не отстанет от нее.       – Ну, хорошо, поступим так.       Гарри подняла на Гермиону полные надежды глаза.       – Ты накидываешь мантию-невидимку, подходишь к Малфою сзади и, пока я его отвлекаю, оглушаешь. Потом с помощью заклинания левитации мы оттаскиваем его под той же мантией-невидимкой в Выручай комнату, связываем и делаем свое грязное дело. Довольна?       – Звучит неплохо, – обрадованная, Гарри слезла с кровати, подбежала к подруге и, чмокнув ее в макушку, взъерошила ее пышные волосы. – Ты гениальна, Гермиона, ты знала? Устроим все вечером?       Однако ни вечером, ни на следующий день, ни даже через месяц грязное дело сделано не было ровно так же, как не состоялось и грандиозное разоблачение. Драко Малфой, намереваясь уколоть девушку при каждой встрече, тем не менее никогда больше не заговаривал о том, что было по счастливому случаю прочитано им.