ultrasad

чонгук подставляет лицо под холодные капли и застывает так на несколько секунд, наслаждаясь тем, как люди обходят его без малейших прикосновений. о нос ударяются сразу две, и он распахивает глаза со слипшимися ресницами, разглядывая безучастное серое небо с потеками туч. колючее наслаждение затапливает легкие сладкой нугой, когда чонгук воспроизводит в памяти горящие глаза тэхена за мутными стеклами его гаррипоттерских очков. «в следующий раз нужно снять с него это дерьмо», — думает чонгук и широко шагает в сторону парковки, отрешенно кивая встречающимся на пути многочисленным знакомым. черный новенький ягуар игриво поблескивает фарами при нажатии кнопки разблокировки, и чонгук зашвыривает рюкзак на заднее сидение, обнимая ладонями руль. быстро облизывает губы и выруливает за территорию университета, в зеркале заднего вида цепко выхватывая до боли знакомую тощую фигурку. горло обдает раскаленным вздохом. тонкие полоски выпирающего хребта, острия ключиц, искусанные розовые губы, влажные распахнутые глаза и эта томящаяся, щекочущая надежда. чонгук хотел смять его. всего. схватить за шею, вжать в подоконник поясницей, прижать сухожилия до темных гематом, разорвать зубами песочную кожу плеча и подняться выше. запустить пальцы в мокрый рот, чтобы смотрел, умолял, знал свое место. чонгук натужно глотает прохладный воздух и опускает стекло, чтобы остудить голову. смотреть назад попросту страшно. слева раздается визгливый треск стертых шин, громкий гудок и запах жженой резины. чонгук резко тормозит и оборачивается, замечая недоумевающего паренька за рулем черного пежо. — разуй свои, блять, глаза, — рычит он и дает по газам так, что идущим неподалеку студентам остается только глотать пыль из-под колес. он вновь мажет взглядом по инертному тэхену и весь подбирается, когда замечает чужую ладонь на медовой, наверняка покрытой колючими гусиными мурашками шее. ладонь исчезает через несколько непродолжительных секунд, а розовые губы тэхена трогает тень нежной улыбки. надо же, звереныш умеет улыбаться. улыбаться не ему. чонгук сжимает зубы и наотрез отказывается понимать, откуда в нем растет то самое темное и кровожадное, отдающее гнилью в глотке, скатывающееся слизью прямиком в желудок. его разрывает изнутри искрящим ненормальным фейерверком, вдох застревает твердым комом. он бы переломал ему хребет. это не составило бы никакого труда, учитывая, что кости тэхена, кажется, стеклянные. он бы разодрал его голое беззащитное горло и вспорол картонную грудную клетку. он бы прикусил его губы в соленую, горячую кровь и вылизал этот мокрый, распахнутый для него рот. он бы блять сожрал его. с костями и потрохами. до надрывного крика и крупных, совершенно отчаянных слез. ему нужны, невероятно сильно нужны его слезы. горячие, горящие, агонизирующие. до колик в селезенке, до криков, до скрюченной трахеи. живот скручивает, как от удара. чонгук не знает, откуда в нем эта маниакальная жажда раздавить тэхена, но она есть. и она растет в нем ядовитыми цветами, оплетая кости и внутренние органы. граничащая с сумасшествием. саморазрушением. тотальной самоликвидацией. полосы ребер сквозь простую ткань безразмерной рубашки. выступающие тазовые кости. перед глазами — запутанные карамельные волосы на затылке, в которые он едва не зарывается носом. бездонные глаза. господи. тэхен смотрел на него, как утопленник. чонгук точно знает, ему нужно что-нибудь сделать. как можно скорее. иначе все. финита бля комедия. странное напряжение в кишечнике, резь в паху, глазах, жжение на запястье и хруст дистальных фаланг. у них аллергия друг на друга со всеми вытекающими ремиссиями и осложнениями. они торчат на иглах восприятия и ширяются взаимной неприязнью. и их сплоченная обоюдная ненависть куда сильнее любой высокоморальной системы, высокоградусного алкоголя и высокоскоростной наркоты. у них — взаимная интоксикация. абстинентный синдром. и это, похоже, уже не вылечить.