Просить

Антон шел по улице и вглядывался в лица прохожих: кто-то нервничал и спешил, кто-то сердито выговаривал по телефону и хмурился на собеседника, кто-то беззаботно наслаждался музыкой в наушниках. Антон специально вышел на остановку раньше и решил оттянуть наподольше возвращение домой. Хотелось хотя бы полчаса безмятежности и чтобы не думать, ничего не контролировать. Первое время он всюду таскал Завулона за собой, наплевав и на странные взгляды коллег, и на раздражение Ольги, и на постоянные звонки от Светы. И ведь даже мерещилось, что за ними постоянно ходит хвостом соглядатай от инквизиции. Ерунда, конечно, кому это надо, Антон, скорее всего, просто себя накрутил после всех этих предупреждений и подписанных уведомлений. А теперь словно кто переключил рубильник на другое положение: накатили усталость и равнодушие. Уже вторую неделю Антон пытается делать все правильно, лавирует между инквизиторами, Гесером и вечно чем-то недовольным Завулоном, и хоть бы кто соизволил сказать доброе слово, так ведь нет, напротив, ведут себя так, будто Антон всем что-то должен. А должен он, по сути, лишь своей семье. Должен объяснить дочери почему, а жене — зачем все так сложно. И непростительно долго. Но им-то объяснить все никак не хватает смелости. Светка — она ж ответственная и понятливая, сама на его месте поступила бы так же, но вот отчего-то злится, спорит и упрекает. Чувствует она, что ли, что-то? Но что она может не так интерпретировать? Светка упрекает, но выявить возможные магические жучки на отслежку помогла, обронила будто между прочим, что поставила рассеивающий предел. Антон это и сам почувствовал, но был благодарен, что призналась, значит еще доверяет. И вот первое время Антон всюду брал Завулона с собой, приглядывал, следил за его реакцией, а в последние дни резко расхотелось это делать. Лезет он на стену от скуки, мнит там что-то, предчувствует какие-то опасности — так то его проблемы, в любом случае в его рабском положении надежнее сидеть на одном месте да под стабильной магической защитой, и пусть не воротит нос, терпит. А Антон как только представит его въедливый, колючий взгляд — так сразу отпадает всякое желание домой торопиться. В сказках обычно такими глазастыми ведьм описывают, когда те жизнь из своих жертв тянут, пьют юные годы, себе их забирают. Антон даже хмыкнул, перепрыгивая осенние лужи, на такое странное сравнение, подкинутое подсознанием. Ведь давно никаких сказок не вспоминал, а сегодня — как по заказу. И ведь действительно, Завулон цепляется за него, Антона, словно за спасательный круг, и вроде как Темный должен пить злость и досаду, наслаждаться ими, а нет, тянет именно что хороший настрой по утрам или улыбку после телефонного разговора с дочерью. Будто сам уже давно разучился радоваться таким мелочам и все тужится вспомнить да соответствовать. Иногда становится лихорадочно веселым, шутит, что-то рассказывает, но Антону проще, когда он привычно язвит. Тогда хоть понятно, как надо реагировать — кусать в ответ и отбиваться. А отбивается Антон, к слову, совсем неважно, это по лицу Завулона видно, по его раздосадованным ухмылочкам. Скучно ему с Антоном, слишком предсказуемо. Перед тем как шагнуть в подъезд, Антон на секунду застыл на месте: а с чего началась такая странная усталость и досада на Завулона? Антон отчетливо помнил первые дни, когда воспринималось все ярко и напряженно и намеки да заигрывания Завулона, его прощупывания, в чем же Антон может уступить, казались больше смешными, чем неприятными. А вот потом… И ведь не задумывался даже, в голову не приходило. А после амулета Гесера — как прояснилось. Что шеф сказал? Зонтик? И ведь Завулон бредит идеей, что именно Гесер мутит, а вдруг все наоборот? Кто может пробить защиту Высшего Светлого, да так, что даже следов не осталось? Антон, когда подновлял защиту на квартире, специально сплел разные фильтры да парочку редких подвесил. Завулон явно удивился такому раннему возвращению Антона, но вида не показал. Сделался равнодушно-выжидательным, да и только. Антон прошелся по всем комнатам, проверяя магический фон, отслеживая малейшие изменения в сетке защитных сфер. Ничего. На кухне закипел и отключился электрический чайник. С подоконника у соседей сверху спорхнула птица. И как-то подозрительно быстро канула в неизвестность — Антон подсознательно отследил краем глаза. Стоп. Он глянул на верхние слои сумрака — есть, размытый след. Нехороший такой след, от ворожбы ведьмы, не иначе. Завулон, не понимая, застыл в дверях, за спиной Антона. Пришлось сделать ему знак, чтобы не мешал. Антон вглядывался, стараясь не выдавать своего присутствия, надеясь ухватить хоть что-то. Но через пару минут пришлось сдаться и пойти пошарить на втором слое. Сухие травки — следы ведьминского наговора, значит, птица была не живой, наведенной. Что за ведьма решила так рискнуть? Да и зачем? Ведь такое затейливое вмешательство развязывало руки Антону, даже если бы решил развоплотить в отместку — Антону ничего за это не было бы. Вернувшись в реальную кухню и бренча банками со специями, которые Завулон закупил неделю назад и любовно рассыпал-расставил, Антон раздраженно поинтересовался: — Какую Высшую ведьму довел так, что теперь тебе мстит да со свету сживает? И даже спиной почувствовалось ехидство, отразившееся на лице Завулона. — А с чего ты взял, что козни по мою душу, не по твою? Антон обернулся. Так и есть — довольно скалится. Антон чихнул — щиты мага среагировали на заговоренные травки, сигнализируя раздражением на запах. — Майоран. Толченный, — прочитал Антон на упаковке. В однородной массе обнаружилась связка из высохших веточек. Теперь стало понятно, зачем понадобилась наговоренная птица — подбросить подарочек. И как только протиснулась в щель окна… — Мда, — фыркнул из-за плеча Завулон. — Прошляпил, значит? Тебя теперь еще и защиту ставить учить надо, что ли? Антон сгреб все специи и травы и уничтожил заклинанием — на всякий случай. И вроде как разом стало легче дышать. — Нанять могли ведьму, — рассуждал вслух Завулон. — Или шантажом. Последнее вернее. Не побоялась же последствий. И каково воздействие? То, что заговор не на пожар, не на порчу и не на импотенцию — и так понятно. Антон скосил на него взгляд и нахмурился. С чего бы вдруг понятно? — Рад, что тебе хоть что-то понятно, — пробурчал Антон, заканчивая осмотр квартиры. Завулон так и ходил хвостиком, но всегда за спиной, совсем как экзаменатор на сдаче практических навыков. — Не прибедняйся, ты и сам не дурак. Если бы на пожар — то непременно случилось бы, такое не предотвратить. Порчу у тебя Гесер мгновенно приметил бы. — А если она на тебя? — Антон уже забавлялся, все ждал, когда Завулон додумается до того же, до чего дошел сам. Завулон улыбнулся. Нехорошо так улыбнулся, будто глядя на конченного идиота. — А в моем состоянии, Антош, сильное воздействие и не понадобилось бы, любая вирусная хворь — и дело с концом. Так что нелогично разбрасываться высшим-то воздействием. — Высшим? — Так сбить его смог только амулет Гесера, правильно понимаю? Ты сегодня затем к своему шефу и ездил, чтобы тебя ткнули мордой в грязь — не распознал простого, так? Захотелось, очень сильно захотелось врезать по наглой, ухмыляющейся роже. Можно подумать, Антон сам не смог бы догадаться о вредоносном воздействии. — Ладно, — Антон чудом сдержался, — а про неимпотенцию знаешь на собственном примере? Ухмылка стала шире. — На твоем. Одеяло-то у тебя тонкое, ничего не скрывает, особенно по утрам. — И ты именно поэтому спишь в кресле? Не слишком ли высокая цена для твоего старческого радикулита? Шпилька Завулона будто и не задела. — Итак? — сказал он. — Что ведьминский подлог делал? И уверен, что уже нейтрализовано воздействие полностью? Может, для верности Гесера вызовешь? Нянька тебе не помешает. Во всем и везде. — Уверен, не действует. Больше твое присутствие не кажется надоедливым. Напротив, так и подмывает покалечить и выплеснуть все накопившееся раздражение. Яркость истинных эмоций в полном объеме, так сказать. Завулон театрально похлопал в ладоши. — Впечатлен, очень даже. Но Гесеру все-таки позвони, отчитайся, ждет ведь результата небось. Антон устало бухнулся в то самое кресло, где по ночам устраивался Завулон. Злиться уже не хотелось. Даже подначки Завулона казались безобидными. Действительно, с этого места диван просматривается в малейших деталях. Но при дневном свете. Как Завулон умудряется это делать в полной темноте? В щели за подушкой обнаружился старый блокнот. Его, Антона, блокнот, брошенный еще после стажерства в Ночном Дозоре. Карандаш выпал из-за последних страниц. Там обнаружились несколько набросков. Один дорисован и подправлен чуть позже, это заметно по более ровным линиям. Так вот как Завулон убивает скуку, когда остается в квартире один. Рисует своего хозяина. Своего нынешнего хозяина, причем спящего. — Ну надо же, — сказал Антон. Завулон все это время ждал реакции, сощурив глаза. — Неужели и такое безобидное занятие кроме прочего запрещается рабу? — спросил он, так, видимо, и не сумев растолковать отношение Антона. — Можно подумать, я тебе что-то запрещаю, — сказал Антон, небрежно откладывая блокнот на столик. На самом же деле такое пристальное внимание к своей персоне несколько смущало. Потому как некоторые детали рисунка, позы… ну, заставляли понять, что рассматривали в деталях — и много-много раз рассматривали. Попахивало какой-то странной одержимостью. Завулон хмыкнул, непонятно с чем соглашаясь. — Ясно, отчего обострились твои кошмары, — продолжил делиться рассуждениями Антон. — Но я так и не знаю, с чего вдруг стал видеть их сам. Зачем мне твои кошмары? Эти слова Завулона удивили. И Антон мысленно позлорадствовал, что хоть что-то просчитать Завулон не в силах. — Предупреждал же, чтобы не лез в мои воспоминания. Возможно, ты заявил на них права вместо прав на самого раба, вот тебе и результат. Что хотел — то и получил. Теперь пришла очередь Антону многообещающе усмехаться. — Значит, остается все повторить, но теперь уже с конкретной формулировкой. Раз с воспоминаниями сработало, то и… остальное получу в полное свое пользование. Веселость с лица Завулона мигом смыло. Глаза сделались холодными. И равнодушными. Слишком равнодушными, чтобы поверить этому.