Просить

— Сорок два Темных артефакта, — напомнил Завулон после ужина. После произошедшего Антон не рискнул покидать квартиру, за продуктами не пошел, съели что-то наскоро приготовленное. Но даже яичница, поджаренная Завулоном, — казалось бы, обыденное едово — вышла настолько вкусной, что хотелось добавки. Антон как раз размышлял, не проверить ли, подчинится Завулон прямому приказу или нет, если заказать ему жарить еще и еще. И вот теперь его слова выдернули Антона из размышлений, словно рыбу на удочке из реки. — Что? — Ты мог бы оспорить у инквизиторов сорок два артефакта. — Конфискованных у тебя? Мы это уже обсуждали. Мне они не пригодятся. — А Гесеру? — продолжил Завулон. — Предлагаешь его подкупить? Считаешь, просто так он о тебе и не вспомнит? Так обещал же навести справки. Будем ждать. — Там есть парочка безделушек от Мерлина. Антон вскинул голову. — От Мерлина — и Темные? — усомнился он. — Не всегда же он был Светлым. Двухглавая змея была совсем не Светлой, неужели не заметил? Ах да, ты же тогда на пятый слой шагнул измочаленный и весь такой из себя спаситель мира, не до мелочей совсем, не до общих правил. А подумать позже — не царское это дело, так? — Ты опять специально меня злишь? Что на этот раз надо? Завулон вздохнул. Слишком театрально вздохнул, чтобы поверить, будто на самом деле раздосадован. — Сорок два артефакта, Антон. Неужели это так трудно? — Выкрасть их? Обменять? Тебя за них продать инквизиторам? Что трудно? — Слушать подсказки. Я в любом случае сейчас могу действовать лишь в твоих интересах. Чего ты боишься? — И немного в собственных? Скажи прямо: что за гадостная штуковина в их числе и зачем она тебе сдалась именно сейчас? И тогда я, может, подумаю над твоей «подсказкой». Завулон моргнул. Причем сильно этим кого-то напомнил. Но не удавалось вспомнить — кого. Нахохлился, как стервятник. Снова. Ну что ему опять не так? — Ладно. Надо простимулировать? — решил Антон. — Если сейчас нарисуешь то, ради чего все эти хождения вокруг да около, так и быть, завтра съезжу к инквизиторам, выдвину требование. И даже чуть-чуть поскандалю, пригрожу. Вряд ли выйдет, но все же. Так устраивает? Завулон ухватился за блокнот. Карандаш засновал по бумаге. Антон с тоской глянул на сковородку из-под яичницы. Прямой приказ? Или все-таки попросить? Через несколько минут Антону протянули набросок: многогранный камушек на витой цепочке. Две буквы сплелись, будто в экстазе, даже не разобрать — какие именно. Но проблема была не в этом. Камушек нарисован на шее. На обнаженной шее Антона. Впрочем, все остальное было тоже… обнажено. Завулон, зараза, когда-то раньше успел нарисовать его такого, раскинувшегося на простынях, а сейчас лишь камушек дорисовал. Антон судорожно сглотнул. Ну не гад после этого? Вряд ли где он мог подглядеть такое. Не в семейную же кровать заглядывал, в самом деле? Нафантазировал? Убить бы… — Цвет… камня какой? — опять сглотнув, спросил Антон. — Нефрит. С розовыми вкраплениями. — Чей? — Ведьме когда-то принадлежал. Какая разница, Антош? Повисла пауза. Антон думал. Вернее, пытался не думать о том, что было в мыслях у Завулона, когда он все это рисовал. А соображал Антон над тем, стоит ли раба наказать. Или достаточно просто Гесеру пожаловаться? А лучше — сразу Светке. Та быстро проблему решит. Быстрее всего инквизиторского отделения. — Не называй меня так. Запрещаю. Завулон нагло усмехнулся. — Как скажешь. А камушек это редкий. Потом себе заберешь. После всего. — После… чего? — А вот съездишь завтра к инквизиторам, скандал закатишь, как обещал, и тогда Гесер тебе сам все расскажет. Не пожалеешь, обещаю. — Ладно. Но завтра я у тебя все карандаши отберу. И бумагу. Света увидит — убьет же. — Да кто ж ей это покажет? — И Завулон двинулся к холодильнику, пошарил в нем, удовлетворенно хмыкнул. — А сыр у нас пока не закончился. И зелень есть…