Просить

Вечер не задался. Антон отчаянно мерз. Завулон вроде как притаился у себя в комнате, но периодически осуждающе вздыхал. Антон пытался понять, что именно тот осуждает: то ли его недавнюю агрессивность, то ли нежелание это обсуждать. Антон мерз в темноте: даже закутавшись в одеяло, как в кокон, даже применив к себе согревающее заклинание, и даже уткнувшись в фото дочери на мобильнике. Мерз — и всё. И казалось, что звезды за окном такие же недружелюбные, как и в том проклятом колодце. Антон с досадой отключил телефон и отложил его в сторону. Стало хуже: звезды будто просочились в комнату через окно… Полегчало лишь, когда Завулон опять прокрался в комнату и устроился, как часто это делал — в неудобном кресле. Небось, сидел и пялился сквозь темноту прямо на одеяльный кокон — Антон не мог разобрать, это ж не у него кошачье зрение, а у Завулона. Потеплело, пальцы согрелись, а потом еще и тучи заволокли небо, прикрыв от любопытных звезд — и Антон наконец облегченно выдохнул. Вот удивительно: из того колодца его вытянула в реальность тонкая нить связи с Завулоном, не с кем-нибудь еще, а именно с ним. Будто Завулон наотрез отказался отпускать. И сейчас почти так же удерживала и согревала эта странная ниточка силы… Откуда ей взяться, если у самого Завулона подпитка почти на нуле? Антон поежился и плотнее закутался в одеяло. И удивленно задержал дыхание, а потом весь замер: почувствовал Завулона совсем рядом, на полу, возле боковины дивана — когда только тот успел перебраться туда? Да еще и так беззвучно? Небось решил, что Антон задремал, и потому обнаглел. Впрочем, Антону не на что было жаловаться — потеплело еще больше, хоть одеяло отбрасывай. Ну что за странности такие? Думать ни о чем не хотелось, сил ни на что не было, Антон больше не мерз — это уже хорошо, о чем еще мечтать-то? Чтобы чужие пальцы, сейчас легшие на шею, невесомо поглаживающие, стали менее осторожными? Чтобы Завулон сделал что-то агрессивное, пугающее, что угодно, лишь бы не настолько обезоруживающее в этой своей странной… нелогичной нежности. Завулон привстал и тихо ткнулся носом ему в шею, жадно вдыхая его запах. Антон вообще забыл, как дышать, но и упрямо не открывал глаз — то ли боялся спугнуть, то ли… признать, что ему это нравится. Безумно нравится. До дрожи в пальцах. Эта дрожь его и выдала. — Не спишь, значит. — Холодно, — соврал Антон таким же полушепотом, что и сам Завулон до этого. Тот свою руку убирать не торопился. Отодвигаться — тоже. — Я умею согревать. Хочешь? Антон помедлил. Не специально, просто язык не подчинялся. — Нет. Но вопреки отказу, Завулон невозмутимо уселся рядом, подвинул подушку, вынудив Антона полусесть, опершись на нее левым боком. Их все еще разделяло одеяло, и Антон вцепился в него как в спасательный круг. Завулон принялся деловито разминать его шею, плечи, и под его пальцами на коже разливался жар, да такой, что едва вытерпишь. Антона пробило дрожью, но уже остаточной: холод окончательно уходил, надолго ли вот только — неизвестно. Каждое его прикосновение теперь ощущалось точным, размеренным и сдержанным, без тени недавней нежности и привкуса вынужденного воровства. Завулон вроде бы легко переключился, и не было ни единого признака, насколько для него это было непросто. — Стало легче? Антон неопределенно мыкнул. На связные мысли его не хватало. Внезапно навалилась усталость, и глаза прямо-таки слипались. Все-таки день выдался непростой, а теперь, когда Завулон загораживал собой звезды, перекрывал их неразборчивый гнетущий шепот своими тихими словами, стало спокойнее. И совсем уж хорошо, когда, закончив все свои врачебные манипуляции, Завулон прильнул сзади совсем так же, как тогда, после колодца, и обнял, позволил заснуть прямо в его объятиях. Антон, проваливаясь в сон, все еще цеплялся за одеяло, но уже не понимал, для чего, собственно, оно ему нужно… Ведь теплые руки на своей коже ощущались приятнее, чем через толстую ткань. Именно эти руки, и именно так… да… ** А утром за окном все было серым, злым и каким-то… сумеречным. Завулон поставил перед ним чашку чая. Ромашкового. Согревающего? И где только в недрах бездонного шкафа нашел? Разговор не клеился. Антон пытался вспомнить, что ему снилось. Вроде ничего такого, что можно было бы воспринять как предсказательное. Завулон почти не задавал вопросов, изредка поглядывал на рабский браслет, довольно скалился на что-то, понятное лишь ему одному. Но касаться Антона избегал, обходил по широкой дуге. Это обескураживало. Потому как Антону хотелось как раз-таки противоположного. Завулон его боится? Как он сказал вчера, после стычки с инквизитором? Видел не все, но хватило? Антон слабо представлял, как оно со стороны смотрелось. Но хорошо, что Завулон не услышал его «Не троньте моё!» Про Надюшку он тогда думал. Впрочем… и про Завулона тоже. Хорошо, что не слышал. Не для его это ушей. — Все-таки я считаю, — Завулон осторожно глянул, проверяя, в состоянии ли Антон обсуждать что-то серьезное, потом решил, что да, и продолжил, — раз Третий пошел на такой риск, что даже наплевал на инквизиторов, значит, выкрал какую-то секретную информацию. И эта информация жжет ему руки, словно Карающий огонь. Сам он с ней не справится. И охота ведется, скорее всего, за ним, а не за мной. — Третий? — Клон. Второй был неудачным, я тебе уже говорил. А Первый…сам загнулся. — Но убить-то пытаются тебя. Завулон кивнул, подливая чай в опустевшую чашку. — Самый простой способ «стереть» клона — уничтожить его прототип. Чем ты слушал Шиндже? И тут им не повезло с тобой. Антон вздохнул: — Как понимаю, всем со мной не повезло. Но клонам вашим — больше прочих. Завулон присел рядом на стул, заинтересованно уставился, будто почуяв, что с ним сейчас поделятся секретом. Антон немного посомневался — рассказывать или нет, — и все-таки не решился. Если раскрывать все козыри, то позже, не сейчас. — На самом деле клонов у тебя было четыре, так ведь? — Три, — не согласился Завулон. — Что случилось с тем, что был сразу после первого? С другим, не с тем, которого вы называете Вторым. Завулон вздрогнул и напряженно сощурился. — Кто успел рассказать? Гесер? — Ментальную ученическую связь никто не отменял, — уклончиво ответил Антон. — Так что произошло? Настолько неудачный экземпляр, что инквизиторы не дали ему и недели? — «Неудачный экземпляр» решил, что не выносит конкуренции. Информацию загрузил в себя выборочную, не знал, что смерть прототипа повлечет за собой и его собственную. — То есть хочешь сказать, что он явился по твою душу, но ты его опередил? Всё замяли, и по документам он не проходит? — Зачем он тебе сдался? И Гесеру зачем? — А вот у Шиндже клонов нет. Он не дурак. Завулон сделал вид, что обиделся на такое замечание. Демонстративно глянул на браслет. По идее, сейчас браслет должен был выпить часть его сил, потому как раб выказал неуважение к воле хозяина, но по мигающим магическим огнем точкам этого не прослеживалось. Почему? Антон даже вцепился в руку Завулона и глянул внимательнее — это было важно. Антон проверил браслет на сбои и повреждения — все было в норме. Странно. — Ты ночью подпитал меня до такого предела, что хватит на пару дней, не меньше, — довольно пояснил он. — Даже мелкие нарушения твою передозировку не уменьшают, видишь же. Антон удивленно вскинул на него глаза и медленно отнял руки, отодвинулся. Как такое могло быть? Вроде ж ничего подобного Антон не помнил. Когда засыпал, было хорошо и спокойно, возможно, браслет из-за этого решил, что раб угодил хозяину, и немного подпитал. Но чтобы передозом? И что, интересно, должен испытать раб, когда его, изголодавшегося по магии, подкачивают сверх меры да еще и за пару часов, не дозировано? Не будь Завулон Высшим, наверно его размазало бы по первому слою. Вот же ж… специально не придумаешь. Антон запоздало испугался. Еще раз глянул на Завулона — теперь внимательнее. Вроде тот в норме и даже наслаждается результатом. Теперь понятно, почему он шарахается и всячески избегает прикосновений. Опасается, что недальновидный хозяин, не подумав, снова подпитает? А чем там было думать вчера? Антон ловил непривычную ему эйфорию и банально отключался от усталости. Еще, кажется, хотелось Завулона, в любом виде и количестве, и особенно — его рук и прикосновений… Антон усилием воли переключил сейчас свои мысли и опять ухватился за рабский браслет — проверить свою догадку. Да, браслет снова включился в режим подпитки, почуяв настроение хозяина. Антон тихо ругнулся. И отдернул руку. Завулон многозначительно усмехнулся: — Кто ж знал, что простой массаж тебя настолько возбудит… — Заткнись, — приказал Антон, выскакивая из кухни и садясь за свой ноутбук. Надо срочно было авторизоваться и профильтровать в инквизиторской базе информацию о побочных последствиях рабских браслетов. Завулон выглянул из коридора, подмигнул: — Можем по-быстрому, если хочется. В любом раскладе и в любой приятной для тебя позиции… Готов даже… — Заткнись, — уже придавив силой, приказал Антон. Прямой запрет ни один раб не может игнорировать. А Антон, если представит себе все в красках и во всех дразнящих перспективах, вряд ли уже сможет остановиться, поэтому… лучше не думать, не думать, не думать… Так использовать раба в его планы не входило: ни в первоначальные, ни во все последующие. Просто надо решить задачку с клонами-захватчиками по-быстрому, снять с Завулона рабский браслет и выпроводить на все четыре стороны… тоже по-быстрому… Да что ж такое… зачем это дурацкое слово прицепилось? Можно все и медленнее сделать, конечно, только вот Завулона куда-нибудь выставить бы… Чтобы не видеть, не касаться, не… В общем, чтобы — нет. Завулон бренчал посудой на кухне. Антон тупо пялился в монитор. Смысл прочитанного до него не доходил. Страшно представить, что будет ночью, когда снова станет видно звезды, а позволить Завулону себя касаться нельзя, потому как тогда Антон точно сорвется. И дело не в том, что произойдет принуждение того, кто не посмеет отказать хозяину, — Завулон никак не тянул на пострадавшую сторону, — а в том, что неправильным это все было. По крайней мере до того момента, пока их силы не станут равными. Ну ладно, хоть что-то с пользой: пока не надо ломать голову над тем, как подпитать раба, все само сделалось. Антон встал и подошел к окну. Мелко моросил дождь. Серость и туман никуда не делись. Создавалось обманчивое впечатление, будто сумрак перетек в реальность и клубился прямо у мокрого асфальта. — Ощущение, будто весна не наступит вовсе, — обронил сзади Завулон. Опять неслышно подкрался. Антон чудом не вздрогнул. С таким двинутым на внезапности рабом и спятить недолго. — Земля как мертвая. — Трава же, вон, пробивается, — не согласился Антон. Но настаивать не стал, у Великих свои привычки и приметы. Может и Гесер сейчас так же смотрит на дождь и не чует весны. Впрочем, Антону было не до природных коллапсов, его куда больше занимало, что делать с клонами, захватившими власть. Получается, тех заботило лишь, чтобы их прототипы продолжали дышать, а все остальное им — до лампочки. Постепенно заменят всю верхушку на своих, прототипов в каком-нибудь подвале поместят в стазис, под контрольные чары-заклинания, и заживут как им хочется, наплевав и на Договор, и на людей, и на Дозоры. Еще и Антон так не вовремя полез в тот странный колодец. Хотя… с другой стороны обзавелся очень удобным умением: различать своих и копии. Вот нахрена инквизиторам понадобилось экспериментировать с двойниками? В генетику полезли, возомнили себя не пойми кем. А кому теперь расхлебывать? Антона опять затрясло от холода, стоило только вспомнить про колодец. Он обхватил себя руками, поглядывая, как капли дождя разбиваются о кривоватый подоконник. И снова Завулон оказался рядом, его теплые ладони легли на плечи, провели от шеи и в стороны, разминая, поглаживая. — Ты второй день сам не свой. Вот вроде видел тебя всякого, но не такого. Кажется, что ты тонешь. Что мне сделать, Антон? — его дыхание касалось кожи. Тоже теплое, как и его руки. Не хотелось разрывать контакт, мучительно, почти физически больно оказалось отодвинуться. — Все нормально. Я справлюсь. Завулон смотрел недоверчиво. Затем одним плавным движением шагнул, почти перетек ближе, вжал в стену, ведя пальцами сверху вниз: по груди, животу, к бедрам, подцепил за ремень на джинсах, властно потянул на себя, заставляя почувствовать свое желание, откровенное возбуждение. — Ну же, — велел он, — сделай хоть что-нибудь. Я готов к любому приказу. Сколько ты еще будешь меня мучить? Антон отрицательно качнул головой. Хотелось зажмуриться и не видеть его жадного, поплывшего взгляда. Но от этого станет лишь хуже, Антон точно знал. Пальцы Завулона агрессивно вцепились в волосы и дернули, заставляя вскинуть голову и выгнуться назад. Антон возмущенно вскрикнул и попытался его оттолкнуть, но зубы уже чуть прикусили кожу под подбородком, затем язык скользнул ниже, вырисовывая дорожку к дернувшемуся кадыку. Завулон был таким горячим, его сердце учащенно билось — Антон, распластанный под ним, ощущал все до мелочей, — и потому хотелось его всего и полностью, как угодно, лишь бы не упустить ни крохи из его тепла и жизни, бьющей через край. Антон невольно застонал, а Завулон вскрикнул в ответ, видать, браслет опять подпитывал, не смотря на все блокаторы и ограничения. Его ведь так оглушить магией можно, опять будет передоз. Но Антон не мог заставить себя остановиться: он жадно выгибался навстречу рукам, поднырнувшим ему под футболку, он целовал в ответ — грубо и до нехватки кислорода в легких, он перехватывал и не отпускал чужие пальцы у себя на члене, и эти касания через ткань штанов возбуждали даже больше, чем если бы они давно избавились от одежды… Завулон замер, уставившись в окно, за плечо Антону. Затем неразборчиво выругался, с досадой вздохнул куда-то в волосы на макушке. — Что? — Антон дернулся и обернулся. Во дворе Лас парковался у края игровой площадки и уже распахивал дверцу дорогой иномарки. Он был в кожаной куртке, темных джинсах и с потрепанным рюкзаком на сгибе локтя. Все как всегда. За одним исключением: заклинание непромокаемости он наложил на себя легко и непринужденно — заклинание второго уровня силы, общим куполом окутавшее его с головы до ног. Лас с его пятым уровнем никогда не смог бы провернуть такое, даже разрядив все амулеты силы разом. — Явился, не запылился. Как всегда не вовремя, — возмутился Завулон. — Мда-а, не вовремя-то как…