Просить

Не как должен, а как хочется… Антон и рад был бы как хочется, но ему только что преподнесли хороший урок, напомнили, что без трезвого расчета никуда и никак. Кто хозяин положения? Не Антон разве? Да если он сейчас захочет, к примеру, мучить и пытать, выместить злость и обиду, кто ж его остановит? И осудит кто? Почему Завулон уверен, что этого не произойдет? Браслет ограничивает? Заставляет хозяина сдерживать свои порывы лишь потому, что раб слабее? Антон встал и нервно заходил по кухне. Ну почему всегда так? Тебе говорят, будто ты выиграл, а ощущение, словно все наоборот и уже давно… Антон глянул на рабский браслет: тот опять мигал на пределе и вытягивал силы, и те убывали молниеносно. Как бы ни был Завулон красноречив, как бы не успокаивал и не добивался подпитки через браслет, но слишком уж противоречивые чувства вызывал, слишком был самодоволен, чтобы легко ему верить и не срываться на желание дразнить и провоцировать без конца. Антон снова сел и попытался успокоиться. — Я не сказал ничего критичного, — обронил Завулон, как ни в чем не бывало потягивая чай из чашки. — Ты просто убедился, что у всего своя цена. Антон неохотно поднял на него глаза. В самом деле, чего тут убиваться? Тебя просчитывают на раз и при том напоминают, чтоб не расслаблялся, ведь месть и сведение счетов уже в пути. — Ну тогда скажи, чего еще от тебя ждать? Чтоб совсем уж сюрпризом не было, — потребовал Антон. — Раз ты сейчас в состоянии более-менее адекватно воспринимать мои слова… Разберемся с твоими привязанностями? И с запоздалым чувством долга? — С чем? — обалдел Антон. — А это еще зачем? — Вырывать, так с корнем. Поверишь мне на слово или решишь проверить, что твоя женушка вернулась в постель к вашему инкубу? Позвони Игнату, примени заклинание правды и узнай, как давно она с ним. По моим расчетам где-то уже с неделю. Антон дернулся. Со стола упал стеклянный заварной чайник и разбился. Захотелось выматериться. — Если тебя останавливало лишь обещание Светлане, заметь, необдуманное и пустое обещание, что у вас будет все как прежде, то вот тебе возможность отпустить и не чувствовать себя виноватым. — Заткнись, — с трудом выдавил из себя Антон, схватившись за голову — в нее будто вонзился гвоздь и донимал просто чудовищно. Рука против воли потянулась к карману с телефоном. — Женщины, Антон. Им хочется быть единственными и неповторимыми. Если считают, что отвергнуты, всеми силами пытаются доказать, что нужны другому. И что там им лучше. Ты позвони, убедись. Оно и к лучшему, кто не удержал, тот пусть и расставляет все точки над ижицей. Тебе хватит лишь услышать ее голос, ведь так? — Убью, — процедил Антон, убирая все-таки телефон назад. — Убью тебя. Как только представится возможность, учти, убью. Ты мне всю жизнь наперекосяк вывернул… — Но кроме прочего ты испытываешь и облегчение. Я изучил тебя достаточно, чтобы понимать, что может тебя тормозить или расстраивать. Она выбрала, теперь выбор за тобой. — Неправда. Какое уж тут облегчение… — Как скажешь, Антон. Но я прав. Я знал, что так будет, когда она только перешагнула порог этой квартиры в твое отсутствие. Если бы она пришла при тебе, выводы пришлось бы делать другие. Пересилила бы себя, поверила тебе, а не мне, может, ваши отношения еще и продлились бы, истлели за пару лет, а потом… Но я всегда считал, что лучше сразу резать и по живому, чем биться в агонии, уж извини. — А то, что ты подлил масла в огонь — это нормально, да? — Если оно непрочно, зачем терпеть? Успокойся. И еще раз к себе прислушайся: облегчения в тебе больше. — Заткнись, — глухо попросил Антон, упершись в столешницу руками. Так и чесались кулаки врезать ему по морде. Ну вот чтобы разом высказать все, что Антон думал по поводу его методов. — Дочь от тебя никуда не денется, а Светка никогда не могла сделать так, как по-настоящему тебе нужно. — Откуда тебе знать, а? Что ты вообще понимаешь в… Заткнись просто. Повисла тишина. Антон отключил телефон, чтобы не было соблазна сорваться и все-таки позвонить Игнату и потребовать жену к телефону. Что он ей скажет? Прости? Или что дурак? — Чаю налить? — вклинился в невеселые мысли Завулон. Почти равнодушно вклинился — ни тени сожаления. — Делай что хочешь. — Не трагедия это. А лишь то, что случается, рано или поздно. Просто кто-то может удерживать дольше. Я умею долго, очень-очень долго. Хочешь проверить, насколько? Антон глянул на него и пожалел об этом: его глаза цепко держали, не отпускали, обещая что-то такое, от чего просто так не отказываются. Манили, обещали, клялись… обманывали, но так сладостно, так опасно… Антон с трудом перевел глаза на рабский браслет: тот вопреки ожиданию не пил силы, а подпитывал. Антон одобрял услышанное? Не противился? Как же хочется его убить… придушить голыми руками. Ведь лучше Антона знает, что ему понравится, а что нет. Антон передернул плечами: звезды опять принялись за свое, наверное почуяли, что в отношениях разлад и от всего лишь больно. Завулон встал, подошел вплотную. — Снова мерзнешь? Встал за спину, стал привычно разминать шею и плечи. Слов не находилось его остановить, как будто браслет выпивал силы не у раба, а у хозяина. Затем пальцы стали жестче, разгоняя кровь. Антон чуть слышно вскрикнул на особо болезненном нажатии. — Я сделал лишь немного больно, но зато потом сразу стает легче, — он говорил не столько о массаже, сколько подводил итог всему. — Пора уже тебе хоть немного мне доверять, ведь я повидал больше твоего. — Как только я начинаю тебе хоть в чем-то верить, ты сразу проворачиваешь нечто запредельное, за что хочется тебя возненавидеть еще больше. Так что я пас, и не жди. — Обещаю, что с тобой я буду аккуратен и постараюсь щадить. Я хорошо тебя изучил, давно знаю все твои болевые точки. Эрогенные зоны, кстати, тоже вычислил, — он обжег дыханием шею, коснулся губами позвонков, выступающих над кромкой пуловера. Антон разозлился на себя, что опять непозволительно быстро растаял от подобных прикосновений, и вскочил, оттолкнув его. — Что еще тебе не нравится? Что опять мешает? — зло прошипел Завулон. — Я, кажется, уже от всех препятствий избавился. — Подошел сзади, настойчиво толкнул к стене, прильнул сзади. Опять огладил плечи, дунул на шейные позвонки, пальцами поднырнул сзади под пояс джинсов, потянул на себя, заставив прижаться ягодицами к своему бедру, оценить не только рельеф мышц под тонкими домашними штанами, но и… хмм… заинтересованность в такой близости тел. Антон, почти себя не контролируя, так и выдал это «хмм» на полушепоте и тут же напрягся, ожидая реакции на свою слабость. Впрочем, уже было неважно, как именно Завулон реагировал и что думал. Хотелось большего и немедленно. Но обида все-таки продолжала жечь. Завулон сзади стиснул зубы и замер. — Браслет, — догадался Антон. — Так и не определишься никак? — обиделся Завулон, неохотно отстраняясь. Пришлось развернуться и посмотреть, отчего у него такая реакция. Тот вцепился в свое запястье, потому как браслет мелко вибрировал. — Ничего не могу с собой поделать, — пожал плечами Антон, — ты за сегодняшний вечер мне уже столько раз сделал больно, что просто тебя ненавидеть — роскошь, наверно я придумаю что-нибудь еще. — Не торопись, — с трудом отозвался тот, стискивая зубы. — С тобой к чему только ни привыкнешь. — Сядь, — велел Антон, подойдя и обхватив браслет своими пальцами. Повозился с застежкой, осторожно проверяя заклинание, зафиксированное на браслете. Самому никак не дезактивровать, инквизиторы хитрыми оказались. Но немного успокоить его реакцию хозяйской магией вышло. И что теперь? Вот так и стоять, вцепившись в Завулона до самого утра? Пока звезды не спрячутся, пока вся обида не испарится от усталости? — Полегчало? — спросил Антон через какое-то время. — Не совсем, — Завулон вроде как задумался. Потом неожиданно дернул на себя, заставив сесть себе на колени. Довольно ткнулся носом в волосы, вдохнул. — Теперь точно лучше. — Совсем обнаглел. — Ну разве что совсем чуть-чуть. А тебя все еще трясет. Из-за чего все-таки такая странная реакция на ночную прохладу? Вроде раньше такого за тобой не замечал, — он, как совсем недавно, выдохнул в шею, потом еще и подул на позвонки, опаляя дыханием, чуть ли языком не касаясь. Антон мысленно застонал: как же хорошо. — Сработало. Опять, — довольно хмыкнул Завулон, теперь мягко коснувшись в том месте губами. Антон и сам ощущал, насколько оно хорошо «срабатывает». Казалось странным, что никто, да и он сам, за всю свою жизнь не додумался вот так же… почти не касаясь, медленно, но верно доводить до полного исступления и протяжного стона… — Нравится. Тебе нравится. Браслет начал меня снова подпитывать… — Если не прекратишь, — сквозь зубы процедил Антон, не в силах сам отодвинуться, ибо тело подло предавало, — скоро пожалеешь. Браслет выцедит из тебя все силы без остатка… потому что… — Потому что тебе не нравится проигрывать, я знаю, — вздохнул Завулон и вроде бы с большим сожалением отстранился. Антону сразу задышалось свободнее. Хотя и мучительно не хватало прежних осторожных прикосновений. Вот же гад. И как после этого отдавать какие-то приказы? Что-то запрещать? — Ночь сегодня длинная, Антон. Ну что тебе мешает просто попробовать? Если не понравится, всегда можешь попросить Гесера, чтобы он тебе подкорректировал память. Ну или я смогу это сделать. — Попробовать что? — разозлился Антон. — Спать со мной. Жить со мной. Делить дом, еду, удачу. Обещаю, тебя все будет устраивать. — Тебе это зачем? — Затем же, что и тебе: хочется. Только не обманывай, что нет желания. Хочется тебе, очень. Даже сейчас ты от моего голоса таешь, спорим, быстро кончишь под моими пальцами? — он сжал сквозь ткань его член, чуть прошелся туда-сюда. Антона аж выгнуло, и он вскрикнул. С усилием отвел его пальцы, протестуя. — Когда тебя начало клинить-то на мне? Мне просто любопытно, — спросил Антон. — Так ты сам все и почувствовал тогда. При первой нашей встрече. Знал же, что в итоге так все и будет. Вспомни. — Чушь. — Как скажешь, — его ладони с силой прошлись по плечам, напоследок расправляя разогретые уже мышцы. — Легче стало? Не так холодно? — Да уж почти жарко, — Антон попытался встать с его колен, но не получилось. — Отпусти. Или не отвечаю за браслет. — Завтра непростой день. Нет уверенности, что выживем. Почему бы не сделать то, что хочется? А если и выживем, вдруг потом приказывать мне больше не сможешь? Почему бы сейчас не попробовать? Не отпустить себя? Чего тебе хочется, скажи? — его губы едва касались шеи, слова оседали на коже, дыхание опаляло. Предвкушающая дрожь от его пальцев разливалась по плечам, Антон на мгновение прикрыл глаза, поддаваясь, наслаждаясь его предвкушением. — Повторяю, если вдруг не понравится, подкорректируешь память и никаких проблем. Антон рассмеялся, так и не открывая глаз: — А с чего ты взял, что я уже не стер память тебе? Ты без магии, можно с тобой делать, что захочется, даже и не вспомнишь. Повисла тишина. Антон открыл глаза и посмотрел на застывшего Завулона. Тот размышлял. Потом сказал: — Врешь. Не могло быть все настолько плохо. Кажется, он растерялся всерьез. Настолько был в себе уверен, что подобного развития событий даже и не допускал? Пожалеть его или не надо? — Вру. Не было. Но могло же быть. — Разумеется. Ты иногда так упрям, что не исключаю твоей полной фригидности в постели. — Что? — возмутился Антон. — Можно подумать, ты сам не… — Подожди, я понял, почему ты до сих пор упираешься. Ты на завтра принял решение, которое тебе не нравится. Оно касается меня? Тебя мучает совесть и ты нервничаешь. — С чего ты взял? — Собрался променять меня на Третьего? Или стереть нас обоих? Тогда тебе сложно будет объяснить это Гесеру… Антон удивленно кашлянул. — Вот у тебя фантазия, даже я до такого не додумался бы. — Тогда в чем дело? — Я действительно завтра собираюсь тебя использовать. Нам нужна кровь клона, а ты лучшая приманка для него. Через тебя легко выйти на Третьего, так что ты клонам нужен живым. Сработает отменно, уверяю. Я все риски просчитал, не переживай. — Всего лишь приманкой, — задумчиво протянул Завулон. — Тогда чего ты на иголках? — Не злишься? — удивился Антон. — Логично же. И предсказуемо. — Должна же от раба быть хоть какая-то польза. Твой вклад в общее дело иначе не будет засчитан, — как можно серьезнее произнес Антон, наслаждаясь нахмуренным выражением лица Завулона. — Больно оно мне нужно. — Что же тогда хочешь? Завулон опять приобнял, прошептал: — Я уже озвучивал: сегодня именно то, что не по долгу, а по желанию. Расслабься уже. И ответь честно: хочешь же меня? — его губы мимолетно касались то виска, то уха, то задерживались у шеи, слова срывались и вязли в волосах, пальцы поглаживали грудь, поднырнув под домашний пуловер Антона. С каждым его прикосновением Антону становилось все теплее, все лучше, он ощущал себя все более живым. Вернее, это все получали звезды, но и самому Антону оставалось тоже. Сможет ли Завулон в итоге окончательно вытравить из него все это? Отпугнуть звезды настолько, чтобы те больше никогда не приставали? Сможет дать почувствовать Антону себя настолько нужным, что все обиды останутся в прошлом, и захочется поверить, что у них это надолго, на очень-очень долгое долго, как и обещал Завулон? Антон поймал себя на том, что, уже не скрываясь, постанывает ему в рот в перерывах между жадными поцелуями. И сам же тянет прочь с Завулона одежду, подталкивая в зал, к дивану. Испытывать острые, будоражащие, нужные звездам чувства Антон тоже умеет, почему нет? И желать вот чтобы прямо до дрожи и полного сумасшествия. И жадно прижиматься, и возбуждаться от ответной реакции на свои полупоцелуи-полуукусы. Оказывается, очень возбуждает повоевать за место на диване, а затем еще и рыкнуть, настоять на своем: подмять под себя, осторожно придавить магией, заставить распластаться и услышать довольный тихий смех в ответ… И отчего бы не позволить Завулону немного перенять инициативы? Совсем немного и ненадолго. Он торопливо и предвкушающе справился с молнией на его джинсах, сжал в ладони член, несколько раз с силой провел пальцами, подразнил головку… А потом опять оказался снизу. — Смазка, — напомнил Завулон, в таком сумасшествии еще что-то контролируя. — Тебе колдовать, не мне. — А так не сойдет? — тихо возмутился Антон, подхватывая его под бедра и дергая на себя. Желание сводило с ума, зачем какие-то приготовления… Оказалось, что не сойдет. Там даже пальцам было туго, и Завулон морщился, вскрикивал, и не совсем чтобы от удовольствия… так что пришлось принудить себя думать, а не просто плыть и тонуть в горячке и агонии… Затыкая ему рот очередным поцелуем, Антон с трудом, но все же вспомнил, как наколдовать смазку. Переборщил и к своему удовольствию проверил, как она вытекает, сочится под пальцами, пока он продолжал растягивать и выбивать тихие стоны… — Давай уже. Антон толкнулся членом, припадая тут же к плечу Завулона, прикусывая для контраста, потом еще раз толкнулся, медленно вошел глубже, все еще щадя. — Сильнее… И опять пришлось заткнуть его поцелуем, давая привыкнуть. Да что ж он узкий такой? Всегда всех имел и не позволял сменить позицию? Или просто так возбужденно сейчас сжимается вокруг члена, насаживается сам, торопится… как же хорошо… как непривычно чувствовать под собой его такого: извивающегося, ненасытного, требующего, берущего свое даже в нижней позиции. Антон жестче перехватил его, вбиваясь, убеждаясь по сдавленному стону, что это то, что нужно. Самому тоже хотелось чтобы до одури и полной эйфории. И даже почти получилось, они долго приходили в себя. А оставленные укусы на плече хотелось зализывать и зализывать, и еще ловить пьяный, рассеянный взгляд, когда расширяющиеся зрачки пульсируют на порядок красивее, чем какие-то там звезды вдалеке…