Просить

Совет автора: История дописана. Рекомендую, прежде чем читать эти последние главы, все-таки пойти и почитать весь текст с самого начала. Он так долго писался, что читатели, скорее всего, уже все забыли. Всем приятного чтения! Всем спасибо за поддержку и комментарии :) Они очень согревали, очень! ______________________ Антон лениво вел пальцами по плечу Завулона и удивлялся: магические знаки, оставленные инквизиторами и препятствующие разглашению секретных данных, были слабо видны, да и знаков этих оказалось на порядок меньше, чем Антон ожидал. За столько веков работы в Дозорах знаков должно накопиться ой как много, с разными уровнями доступа и сроками давности. На спине Завулона лишь несколько отметин были явственно видны, наверное из недавних, а какие-то различить почти не представлялось возможным, только если сильно вглядываться. У самого Антона на груди насчитывалось штук пятнадцать, а на спине — и того меньше. Но все были активными, и тут же сдетонируют, стоит лишь проболтаться кому не следует. Почему тогда у Завулона выцвели? Антон еще раз погладил пальцами одну из них. Почему? Прежний хозяин Завулона невольно перетащил на себя активные, выведывая информацию, к которой раньше доступа не имел? Нет, не может такого быть. — Не спится? — Завулон неожиданно открыл глаза и посмотрел с колючим любопытством. — Почему метки Карающего огня не активны? — Да ты романтик, Городецкий, — саркастично изумился он. — Ночью тебе больше думать не о чем, кроме как о сотнях мучительных смертей? — А о чем думаешь ты? — Вообще-то я спать пытаюсь. Уже месяц толком выспаться не могу: на расстоянии от тебя не выходит, а если вблизи — ты брыкаться начинаешь, запрещаешь тебя касаться и вообще. Сегодня хоть подфартило, а ты про метки вспоминаешь. — Да не спал ты, не ври, — Антон попытался вглядеться в ту метку, что была у того прямо под ребрами, но казалось, будто кто сбивал резкость, и она в прямой расфокусировке. — Не спал ты, просто закрыл глаза и словно вспоминал о чем-то. Неприятные ассоциации? Или добился-таки своего и теперь разочарован? Завулон фыркнул и с удовольствием потянулся. — С чего вдруг разочаровываться? Или ты так напрашиваешься на похвалу? — А есть за что? Завулон сощурился, демонстрируя обострившийся интерес, подержал паузу, думая о чем-то своем, потом все-таки лениво махнул рукой, отвернулся, опять потягиваясь. Как кот, боящийся спугнуть внезапно осмелевшую и подбирающуюся ближе мышь. Антон мысленно хмыкнул, подивившись столь неподходящему сравнению, пришедшему ему на ум. Нет, не кот, а акула, причем обожравшаяся, но слишком жадная, чтобы просто так упустить беспечную добычу. — В общем-то неплохо, — все-таки решил оценить он. — Я боялся, что ты в постели вообще фригиден, и все твои проблемы — тут, — он постучал пальцем по виску Антона. Потом, поймав за волосы мотнувшего обиженно головой Антона, мимолетно приласкал, проведя по скуле, по губам, вниз, от подбородка к кадыку. Антон, к собственному удивлению, беспомощно замер под этими поглаживаниями, тоже словно боясь спугнуть или как-то испортить момент. Ночь открытий, право слово. Хотя, казалось, куда уж больше удивляться-то? Совсем недавно осозналось, что сводит с ума не простое влечение, а нечто яркое, трепетное и такое, от чего бегут разве что одни идиоты. Антон вот тоже сначала пытался убежать, потом все-таки рискнул проверить и уже ни о чем не жалел. Ему при всем желании не с чем было даже сравнивать. Разве что с ощущением, будто долго-долго задыхался без воздуха, а затем каким-то чудом удалось вдохнуть всей грудью, и сладость кислорода пьянит, будоражит, немного пугает. Но вот затем… затем смотрят тебе в глаза и обыденно так говорят, что было неплохо. Всего лишь неплохо, не более того. Не переоценивай себя, Антон, не обольщайся. Антон зло отодвинулся. Диван был узким, но он нашел куда. Чуть не полетел при этом на пол, краем глаза выцепил яркие звезды в прорези штор, порадовался, что тусклый светильник плохо, но все-таки разгоняет их свечение. Холодно. Холодно… как же опять холодно. — Так почему меток Карающего огня у тебя почти не разобрать? — потребовал он ответ. Завулон вздохнул, повернулся к нему, упершись локтем в подушку. — Потому что сейчас на них смотришь ты — что тут непонятного? Антон моргнул. Непонятным было все. Очень хотелось залезть в голову Завулону и порыться в его воспоминаниях и мыслях, тем более Антон теперь это умел. По словам Завулона умел кошмарно и проделывал топорно, но все же. Хотелось проверить, как Завулон вел себя и что испытывал, когда Антон много лет назад сцепился на крыше многоэтажки с его клоном, и тот едва не придушил его несоразмерно длинной когтистой лапой. Где тогда был прототип? Подглядывал? Делал ставки? Почему-то Антон был уверен, что Завулон был неподалеку, лично отслеживал, чем дело закончится. Может еще и собирался Гесеру в спину ударить при случае, да не срослось. — Я их не могу разобрать, потому что смотрю на них в упор? — Сейчас не в упор, сейчас ты выдумал себе причину, чтобы обидеться и пялиться куда угодно, лишь бы не туда, куда тебе на самом деле хочется. Антон пересилил свою обиду и все-таки глянул ему в глаза — Завулон насмехался, впрочем, как всегда. Издевается? Ну-ну… — Рассказывай, — велел Антон. — Все про метки рассказывай. Даже то, что хотел бы от меня утаить. — И придавил его своей магией: грубо, резко, не давая даже вдохнуть как следует. Завулон через силу улыбнулся. Нехорошо так. И улыбался все шире, пока Антон не дрогнул, не ослабил свой напор. Затем он отдышался и вопросительно приподнял брови. Вот же упертый. — Почему. Я не могу. Разобрать метки? Завулон нехотя, но заговорил: — Ладно. Объясню,— он поднял руки в сдающемся жесте. — Информация, которой ты сам располагаешь, для тебя не секретна, меток с таковой ты не видишь, они тебе ни к чему. Сведения, которые безнадежно устарели в этом веке, — по тому же принципу. — У тебя на спине несколько четких знаков, — Антон толкнул его в бок, заставив перевернуться, и обвел их пальцем: — Тут и тут. — До таких ты просто еще не дорос. Когда-нибудь, может быть… — А если знак едва различим? Вроде бы выцвел, но в центре контур? Завулон вздохнул: — Зачем оно тебе? Не живется спокойно? — Говори. — Если ты продолжишь меня так же касаться, боюсь, мы останемся без завтрака, и тогда я не отвечаю за положительный исход сегодняшнего дела. — Почему? — Почему не отвечаю? Голодным ты туго соображаешь, Антош. А в офисе инквизиторов тебе придется много думать и быстро реагировать. Время поджимает, позавтракать ты обязан, или Гесер тебя потом сожрет за провал. — Какое еще время? Темно ведь. — Почти пять. И хватит уже пересчитывать мои метки. Пусти. — Или что? Вместо ответа Завулон откровенно поелозил по простыне, поведя бедрами. Антон судорожно сглотнул, оценив картинку. Но информация сейчас была важнее плотских утех. — Про знаки Огня объясни до конца. — Ты иногда, Антон, можешь быть невероятно занудным. Как вцепишься, так уже и не отпустишь. Почему Гесер тебя такого терпит? Тебе сумеречный облик надо сменить на питбуля, зубастого, с остановившимся взглядом… с очень-очень голодным взглядом. Вижу, опять хочется, да? Тебе рукой помочь? — он провокационно потянулся к его бедрам, но Антон отпрянул, рыкнул: — Не переводи разговор. Объясни. Завулон вздохнул, сдаваясь. — Если ты видишь хоть часть знака, значит общей информацией тебя не удивить, но дело когда-то напрямую касалось тебя. Ну или твоей семьи. И всей подоплеки ты пока не знаешь или не осознаешь в полной мере — что равнозначно. Антон сел и выругался. Стал судорожно пересчитывать все похожие отметины: четыре, пять… Завулон усмехнулся и предпринял попытку отстраниться, повернуться на бок, помешать. Антон ухватил, навалился сверху, фиксируя и досчитывая: семь… Потом отпустил и досчитал уже на груди: всего девять. Выругался опять — куда злее. — Убить бы тебя. Все эти годы ты вмешивал в свои дела мою семью, намеренно вплетал во все свои интриги? Как же придушить хочется… — Ты можешь, я знаю, — осклабился Завулон, демонстрируя ровный ряд зубов, уголки его губ нервно подрагивали. В самом деле допускал, что Антон сейчас не удержится и накинется на него с кулаками? — Но за прошлое мстить глупо, а за еще не свершившееся — бессмысленно. Оно тебя пока никаким боком не задело. Ну и раз ты так грубо вжимаешь меня в диван, может, совместим полезное с приятным? Склонись чуть ниже, и я тебя поцелую. Хочешь? — он двинул бедрами навстречу, подразнил, нагло усмехнулся. — Полезное уже есть: браслет меня подпитывает, значит, я верно угадал твое желание. Впрочем, желание твое уже даже более, чем очевидно и откровенно упирается в меня. Антон и сам ощущал, что настойчиво вжимается в его бедро вставшим членом. Почему-то злость на его циничную приспособляемость и умение использовать любого в своих целях никуда не делась, но при том безумно хотелось верить, что Антон в дальнейшем сумеет как-то выстроить границы и запретит подставлять под удар тех, кто ему дорог. Они подпишут мировую и все наладится. Верить хотелось, очень-очень хотелось, но… не верилось. — Слишком много думаешь, — вздохнул Завулон и дернул его за плечо, собираясь подмять под себя, но Антон его опередил: уклонился, вздернул Завулона выше, впечатал в подушку боковины спиной, вклинился между его ног, нависнув сверху. Жадно вдохнул запах мгновенного возбуждения — его и своего, грубо поцеловал, царапая его губы своими зубами. Отросшая щетина кололась, и отчего-то это возбуждало еще больше. Антон сначала долго целовал, не слишком-то орудуя языком, потому как не был уверен, что такое ему понравится. Но Завулону надоело ждать и он сам принялся терзать его рот — нетерпеливо и грубо, вынуждая к ответным мерам — как вызов на вызов. Антон вцепился ему в плечи, практически повиснув на них и одновременно не позволяя отодвинуться или сменить позу: хотелось безоговорочно подчинять и игнорировать любые попытки доминирования. Видать, тогда, в первый раз, Завулон решил уступить, но во второй предпочитал быть сверху. Как бы ни так: Антон куснул его в шею за очередную попытку подхватить себя под бедра и насадить на свой член. Поспешно сжал его ствол своими пальцами у основания, заставив зашипеть от нетерпения и разочарования. Затем отпустил и уделил внимание головке: оглаживая, проводя по ней ногтем большого пальца и выбивая долгожданный стон — поощряющий к продолжению. Антон начал ему надрачивать так, как самому обычно нравилось — резкими движениями, сразу во всю длину, чуть задерживая кулак у головки, на мгновение ее болезненно зажимая. Завулон выгнулся под ним, больше раскрываясь, судорожно двигая бедрами. Антон отпустил и снова впился поцелуем, не давая вдохнуть. И когда понял, что довел до нужной кондиции, когда Завулон не утерпел и сам стал себе помогать одной рукой, а другой проскреб ему по груди, будто силясь хоть во что-то вцепиться, Антон наколдовал смазку и одним движением вошел в него. Неплохо, значит? В первый раз было всего лишь неплохо? Так это оценил Завулон? Антон дернул его за бедра на себя, заставляя сползти ниже и больше согнуться. Задвигался, подхватив под колено, толкаясь со всей дури и так, что у самого голова поплыла. Еще и протяжные стоны — откровенно поощряющие — добавили адреналина, захотелось всего и сразу. А когда Завулон закусил костяшки пальцев от удовольствия, Антон зашипел, засаживая ему во всю длину и ускоряя темп. Никогда и никого он еще так не брал: нетерпеливо, с надрывом, следя за малейшей реакцией и сразу подстраиваясь под любое требование. Завулон ерзал под ним, выгибался, вжимался, даже смог заставить ненадолго замедлиться, хотя Антону казалось, что это выше его сил. Зато потом, когда они немного сменили угол, когда Завулон полностью подставился, принимая в себя до упора, Антон в несколько толчков довел его и себя до предела. Сжимаясь на его члене, выплескиваясь себе и ему на пальцы, Завулон застонал так, что и Антона скрутило оргазмом прямо до ряби в глазах и судорожного спазма в легких. Уткнувшись лбом ему в грудь, Антон судорожно пытался отдышаться, чуть поводя бедрами и пока не вынимая члена. Завулон пришел в себя первым, провел по его спине рукой, выводя ногтями волнистые линии, шепнул: — Твоя злость такая яркая, — потом вздохнул, — может, тебя чаще злить? — Злость? — удивился Антон. — Ты просто еще не видел меня по-настоящему злым. Не понравится, уверяю. — Меня радует хотя бы то, что ты наконец себя отпустил. Не представляешь, как трудно просчитать, что тебе может понравиться или же напугать. А ты еще и отмалчиваешься, словно рыба, и всячески игнорируешь любые намеки. Другие себя хоть чем-то выдают, так или иначе сдают позиции. Ты ведь тоже на чем-то зациклен? Дашь подсказку? Интересно же. — Обойдешься, — не зло огрызнулся Антон, вытягиваясь рядом и наслаждаясь ленивой негой, непривычно охватившей все его тело. — Если ты еще не догадался сам, — продолжил Завулон, — скажу прямо, для особо непонятливых: я дам тебе все, чего захочешь. Абсолютно все, ты слышишь? Антон заглянул ему в глаза. Не врет ведь: сейчас он пообещает все что угодно, в такой плавает эйфории. Антон вместо ответа и чтобы не поддаться соблазну тут же запросить что-то несусветное, поцеловал его: медленно и смакуя, затем усилил напор, орудуя языком, а когда уже и так надоело, то посасывая его нижнюю губу, прикусывая, затем сильнее и еще сильнее, ожидая, когда Завулон вскрикнет и отстранится. Но тот терпел и действительно ничему не препятствовал. Вот же выдержка. В итоге Антон сам отстранился и сказал: — Почему мне кажется, что роль снизу тебя не устраивает? — Если тебе хочется так, то все меня устраивает. Раз теперь ты наконец определился хоть с какими-то своими желаниями, зачем мне перебирать харчами? А позже посмотрим, к чему все выведет. Антон хмыкнул. Врет ведь. Ну и плевать. — Будешь растравливать во мне все возможные и невозможные желания, провоцировать и злить, чтобы в итоге добиться так, как тебе хочется? Впрочем, я без претензий. — Причем тут я? Это ты меня хочешь. Хочешь и, заметь, получаешь. Когда захочешь чего-то, на что не хватит твоей фантазии, тогда я подключусь, и уверяю, это тебе понравится куда больше. Все просто: ты высказываешь пожелание — я тебе это даю. Удобно ведь? Антон улегся удобнее, переставая наконец сжимать его в своих объятиях и давая свободу. Завулон против ожидания не отстранился, наоборот, приник вплотную, буквально перетек так, чтобы оплести чуть ли ни всеми конечностями сразу. — Чего хочу, мы уже вроде как выяснили. А чего хочешь ты? — спросил Антон, мысленно готовясь к худшему и готовый стерпеть любую насмешку. Но даже так ответ его удивил. — Времени я хочу. Дай мне побольше времени, и ты поймешь, что со мной намного лучше, чем с кем бы то ни было вообще. Однако. Антон задумался. И решил немного подколоть: — А что если мне окажется лучше с твоим клоном? Тот доказывал, что во всем тебя превосходит. Так и тянет проверить… Пальцы Завулона жестко сжались на его плече — не понравилось, значит. — Я не советовал бы пробовать. — Почему? — как можно невиннее удивился Антон. — Попробую, проверю, сравню… потом может… и выберу. Завулон скрежетнул зубами. Не мог подобрать слов? Антон довольно хмыкнул: чтобы острый на язык Завулон и не мог найти сразу слов? Это ж как метко надо попасть в цель, чтобы получить такую реакцию? — Ну и почему? Завулон помедлил с ответом. — Ему проще тебя убить. Мне — сложнее. Антон вгляделся ему в лицо: серьезно говорит или тоже подкалывает? Завулон был очень серьезен. И очень-очень зол. Не думал, что Антон примется рассуждать о таком легко и без осторожности? Или ему настолько болезненна эта тема, что контролировать себя не в силах? — То есть, если перевести твои слова на нормальный, человеческий язык, — уточнил Антон, — ты так намекаешь, что Третий уже решил отправить меня в сумрак? С чего бы? Он же сам пришел просить защиты. — Сейчас — просить. А как дело выгорит, и когда про это дело все забудут, он непременно от тебя избавится. Если я не смогу ему помешать, конечно же. А сам ты с ним не справишься. — Хмм… Даже спрашивать не буду, с чего ты так решил. Ответ знаю заранее: ты поступил бы так же. — Более того, — Завулон со странной горячностью притянул его к себе, уткнулся носом в волосы, выдохнул, мимолетно приласкал, взъерошив волосы, — правильнее было бы и мне от тебя избавиться. Дождаться, когда снимешь с меня рабский браслет, все уладишь — и избавиться чужими руками. — Гесер не простит, — обиженно буркнул Антон. — Я не сказал, что собираюсь это сделать. Лишь, что правильнее избавляться от тех, кто видел твои слабости. Свидетелей никогда не оставляют в живых. — И ты сейчас все это мне говоришь, потому что… — Потому что делать этого не стану. Не хочу. С другими бы — запросто. Но не с тобой. И это лишь я, у меня свои причины. Третий мыслит иначе. — Восприму как комплимент, — удивленно процедил Антон. Ему очень не понравился тон, которым Завулон закончил фразу. Так рассуждают, когда тут же, на ходу, корректируют какие-то свои планы. Антон решил тоже не оставаться в долгу: — Если рассуждать про «правильнее», то мне не следует отказываться от раба. Не сниму с тебя рабский браслет, и ты не сможешь мне навредить, даже если захочешь, — Он ждал, что Завулон сразу занервничает и примется торговаться. Но тот лишь снова горячо подышал куда-то в волосы, шепнул что-то неразборчивое, отдаленно напоминающее «не справишься». Но бурчание это было скорее игривое, чем раздосадованное. Вот ничем его не прошибить, ничем, заразу. — Ясно, — вздохнул Антон, — я слишком предсказуем: ты уверен, что я в любом случае дам тебе свободу. Так или иначе. Не надоело еще быть умнее других? — Разумеется. За столько времени ты не сумел обратить ситуацию себе хотя бы в маломальское удовольствие, и уж тем более не сможешь долго принуждать себя к чему-либо. Оно, может, и к лучшему. Вся прелесть в том, что ты хорош именно в этом — в нежелании подстраиваться и притворяться. Если чего-то от тебя добиваешься, оно гарантированно не окажется фальшивкой. Может Гесер тебя ценит именно за это? Мне сложно судить. Впрочем, тебе не о чем беспокоиться: я же пообещал, что буду учитывать твои желания. Или заставишь меня принести официальную клятву? Клятва Антону была не нужна. Завулон врать умел, а еще больше — изворачиваться и давать обещания, которые по сути потом имели совсем другой смысл. В этом деле Антон Завулону не соперник. Антон вспомнил, каким видел Завулона у Максима: натянутого, как струна, с бессильной яростью во взгляде. Наверное еще чуть-чуть и Завулон просто перегрыз бы Максиму глотку — безумно накинулся бы, вцепился зубами и рвал бы, рвал, и никакая магия не смогла бы его тогда остановить. Если ярость вообще может быть осязаема, то Завулон тогда как раз такую ярость и олицетворял. Антон не знал, чего ему в тот момент хотелось больше: пожалеть Завулона или им восхититься. Восхититься той силой, что выковалась за тысячелетия в его противостоянии всему и вся. Сам бы он так точно не смог. Он не столько тогда спасал Завулона от травли, сколько пытался предотвратить ядерный взрыв, от которого бы всем стало плохо. Это ж надо так уметь терпеть и держаться до последнего, а на поверхности демонстрировать лишь тихую, покорную гладь воды. Те, кто поглупее, даже и осознать не успели бы, когда оно рвануло бы. И если сравнивать того Завулона и нынешнего… Антон мог бы себя поздравить: чего хотел, то и получил по сути. Конечно же Завулон ждет своего часа, и не всякий предугадает, как все повернется. Мстить Завулон точно примется, да в полное свое удовольствие, но убивать Антона не станет, ему это не выгодно. И клятва никакая не нужна. — Кстати, я забыл сказать, — за окном начинал брезжить рассвет, и поспать им точно не удастся, поэтому Антон решил, что пришло время поделиться своим секретом. Так сказать, отплатить откровенностью за откровенность. — Я легко определяю клонов. То есть — всех, без разницы. Помнишь, Гесер спросил, отчего я уверен, что ты не очередной клон? — Как это? — Завулон от удивления даже сел. — Портал, который я исследовал у инквизиторов, помог. Вышел из него и уже все видел. Четко и ясно. Приобрел новый навык, так сказать. Завулон задумался. Покачал головой — Антон этого не видел за спиной, но догадался по его движениям. — Будто по заказу. Так не бывает. — Бывает, — заверил Антон. — Я там чуть не загнулся и уже не надеялся вернуться. Ты меня назад утянул. Вцепился и не отпустил. Наверно тот странный портал воспринял тебя, как эталон живого проявления эмоций. А он очень жаден до любых чувств, и твои ему пришлись по вкусу. С тех пор, — Антон зевнул, понимая, что сон ему все-таки необходим, только жаль что не светит, — у меня все меряется по тебе: холод и тепло, голод и сытость, опасность и спокойствие, ложь и правда. С последним сложнее всего: ты всегда так искажаешь факты, что я не уверен даже теперь в собственном имени, принадлежит ли оно мне и не очередная ли это ложь. А уж когда ты заявил, что спать под одним одеялом — это нормально для хозяина и раба, я посмеялся, конечно, но принял на веру даже вопреки своему желанию. Теперь ты доказываешь, что тебе хочется меня по-всякому трахать да еще и долгое время. Можешь себе представить, как такое переваривается восприятием, вывернутым наизнанку тем проклятым порталом? Он измеряет эту жизнь твоими желаниями, а мои особо в расчет не берутся. Вот, я наконец это сказал. И как тебе? Антон обернулся. Завулон хмурился и думал. Качал головой. Антон ожидал и боялся, что он эгоистично обрадуется и тут же придумает, как с большей выгодой все это использовать. Но признаться рано или поздно все равно пришлось бы. Лучше уж сейчас, когда они вроде бы нашли взаимопонимание. — Тогда понятно, почему так реагировал рабский браслет, — протянул в задумчивости Завулон. — Он как камертон твоего состояния, а то, в свою очередь, всецело ориентировано на меня. Как интересно. — И весело. Аж обхохочешься, — нервно процедил Антон. — Отлично же, — решил Завулон. — Значит, сегодня легко вычислишь всех клонов на территории инквизиторского офиса. Все меньше хлопот. — Тебя только это заботит? — А что еще должно? Если будешь снова мерзнуть, причину мы уже знаем. И как с этим бороться — тоже. И вообще, говорил я тебе, не лезь в тот портал. — Я думал, инквизиторы в оплату вернут тебе свободу. Официально и бесповоротно. Не вышло. — Дурость твоя и наивность, похоже, не лечатся. Но ничего, в будущем я тебя натаскаю, как правильно торговаться и получать желанное. Ну и возвращаясь к секретам… — он сел удобнее, привалившись к спинке дивана, подтянул Антона к себе, зашептал на ухо: — Так вышло, что я знаю код временной блокировки клонов, который в разы надежнее того, что тебе сообщил Третий. Он раздобыл технический код. У меня — стандартный, из изначального протокола. Сегодня воспользуемся моим. Он надежнее. Антон усмехнулся: — Признайся, если бы мы не переспали сегодня, ты мне его не сказал бы? Даже не упомянул бы? — Разумеется. Дело в том, что у меня теперь появился дополнительный стимул выжить самому и проследить, чтобы выжил ты. — Стимул? — Мне хотелось бы повторить сегодняшнюю ночь, но чтобы ничего не отвлекало. Чтобы у тебя в голове было меньше всяких мыслей о спасении этого треклятого мира и больше обо мне. Сможешь? Антон медленно кивнул. — Но и ты мне не рассказал бы, — вздохнул Завулон, — о своем новом таланте, если бы мы не переспали? — Разумеется, — передразнил его недавнюю реплику Антон, высвобождаясь. — Смысл тебе говорить, если б не доверял? — И… это значит, что теперь доверяешь? — Это значит, что хотя бы завтракам твоим я доверяю. Есть хочу. Скоро надо будет ехать. — Завтраки… — протянул Завулон, словно решая какую-то сложную задачку в уме. — И чего ты желаешь на завтрак? — Яичницу. И побыстрее. — Воспринимать это как хозяйский приказ? — Именно, — сказал Антон, закрывая глаза и намереваясь поспать хотя бы пятнадцать минут. Он хозяин, имеет право.