*
Однажды Чанмин сказал, что если тебя любит бог, ты не можешь быть несчастен, и пожалуй спустя столько времени, оценивая всё, через что он смог пройти с Чанмином, он готов сказать, что счастлив. И идя темными аллеями домой, шагая нога в ногу с Чанмином, с приятной усталостью после долгого рабочего дня, он не может удержать улыбки. Он знает, что впереди ещё много испытаний, и он не раз будет бояться грядущих битв, злиться и ненавидеть тех, кто придет по его душу, но он так же знает, что ему есть, что защищать. Этот вечер, эту руку, что сжимает его пальцы под рукавом пальто, эту теплую тишину между ними. — Хочу показать тебе кое-что, — Чанмин перешагивает лужу своими щегольскими кожаными туфлями. С тех пор как Юнхо выкинул его пижаму, Чанмин решил покупать себе вещи, не используя гардероб Юнхо, и каждый раз это выливалось во что-то либо слишком пафосное, либо клоунское. Чон готов был признать поражение и разрешить пользоваться своим шкафом, но пока ещё терпел. — Что? — Юнхо так заворожено любуется сосредоточенным лицом Шима, что пропускает чертиков в темных глазах. И зря, потому рывок от земли едва не стоит ему голосовых связок. Его отрывает от земли таким знакомым волнообразным ощущением полёта. Мощные лапы бережно сжимают его напряженную тушку в весьма удобном захвате. Юнхо с восторгом смотрит на удаляющийся город в дымке мелкого дождика, и желтого света фонарей, выше на полоски облаков и всё-таки громко радостно кричит, захлебываясь холодным ветром. — Йааааа, Чанмин-ааааа, — он сжимает руками жесткую чешую чуть выше черных когтей, — Мы летиииим! Дракон отчетливо фыркает, слишком быстро на взгляд Юнхо начиная снижение. Немного жаль, что небо заложено тучами и не видно звёзд, но он знает, что это не последний полёт, а потому наслаждается короткими секундами до посадки. Чанмин ставит его на ноги спустя миг, и тут же теплые руки сжимают его лицо. — Не замерз? — Шим сосредоточенно греет заледеневшие на ветру щеки ладонями, сминая радостную улыбку Юнхо. Они не вылетели за пределы города, скорее пронеслись через пару кварталов, по крайней мере, место Юнхо знакомое. Маленький ресторанчик на углу узкой улицы, уходящей почти под прямым углом вниз. Старая потрепанная вывеска и несколько кошек, прячущихся от дождя на низком подоконнике. У дверей висит парочка бумажных фонарей, разливающих красный свет на каменную ступеньку, стоптанную в центре. Чанмин отпирает хлипкую дверь ключом и тут же щелкает включателем. Юнхо, с любопытством оглядываясь, заходит следом. Маленький зал внутри такой же старый и запущенный, как и снаружи. Деревянный пол обзавелся крупными трещинами между половицами от времени и воды, столиков здесь не было — не хватало места в узком помещении — только длинная стойка- стол с высокими стульями, за которой тут же находилась открытая кухня. Несколько холодильников, доживающих свой век и тарахтящих как Чанмин в облике дракона, почти все пространство было отдано плите, на которой сгрудились к счастью чистые сковороды для лапши и риса. На вытянутых полочках стопками стояла посуда — миски для супов, чашки под чай и прочая мелкая утварь. В углу, в окружении полузасохших цветов на железных подставках, и нескольких свечей, стоящих в фарфоровых чашках прямо на полу, был знакомый каменный алтарь. Вот только… — Это что? — удивленно спрашивает Юнхо, подходя ближе. — Мой храм, — гордо говорит Чанмин, — Я решил, что ты прав. Мне не стоит пренебрегать возможностью стать сильнее. Юнхо смотрит на крошечный домик в традиционном стиле, с красными колоннами, малюсенькими окошками и даже фонариками у главного входа. Пришлось наклониться, чтобы разглядеть небольшую табличку с ханча — храм морского бога. Надо признать, что домик был сделан очень искусно, проработана каждая деталь, Юнхо даже показалось, будто это настоящий уменьшили и поставили здесь. — Я купил это место, — продолжает тем временем Чанмин, заходя за стойку и натягивая черный передник, — Ты же любишь старьё, думал, тебе понравится. — Очень мило, — Юнхо хочется закатить глаза, — учитывая, что ты тоже то ещё старьё. Чанмин удивленно смотрит на своего Избранника, что с опаской усаживается на стул, заглядывая на рабочую поверхность с другого края. — Ты определенно вчера перепил, — хмыкает он, наливая что-то в традиционную кружку для чайной церемонии и ставя перед человеком, — ужинать будешь? — Это кола? — давится шипучим напитком Юнхо, поднимая глаза на смеющегося Шима в фартуке и даже стукнуть его по голове не хочет. — Могу рамён сделать, — шарит по полкам Шим, кидая за спину быстрорастворимую лапшу, что приземляется четко перед Юнхо. -Ты угробишь это место! — Чанмин на эти вопли лишь глаза закатывает. Однако лапшу всё-таки заваривает и жарит пару сосисок. И пока Юнхо ест, поглаживая ногой забредшую через незакрытую дверь серую кошку, делится вчерашним происшествием. И Юнхо бы послушать его внимательно, а не бездумно кивать, но он слишком заворожен тем, как органично Шим смотрится на этой узкой кухоньке, где так вкусно пахнет дешевой лапшой и жареными сосисками, временем и сырым деревом, где мяукает кошка, и шепчет по старой черепице дождь. Чанмин смотрит на Юнхо, чему-то улыбающемуся, что и половину не выслушал, а ведь он говорил о важных вещах, об их безопасности в первую очередь, но не может даже злиться. Только наклоняется через остывающую сковороду, оперевшись руками об узкую столешницу, и целует яркие, пахнущие приправами губы. — Так и знал, что понравится, — говорит он, смущенному человеку, возвращаясь на место и начиная мыть посуду. — Так что ты говорил? — прокашливается Чон, вылавливая в жирном бульоне последнюю сосиску и отдавая её новому другу. Друг благодарно мяукает. — С тебя посетители и история об этом чудодейственном домике, — тыкает губкой в пене на крошечный храм в углу, — я займусь кухней. — Переделаешь всё? — Нет, здесь атмосферно. Юнхо улыбается беспечно, предпочитая пока не думать, как именно он приведет сюда людей. — А обратно мы тоже полетим? — Юнхо подпирает голову рукой, наблюдая за умывающейся кошкой, — Хочу на спине. — На спине шипы. — Жаль, может, седло сделаем? Чанмин пораженно смотрит на своего человека, надеясь, что он шутит, но тот серьезен и задумчиво разглядывает в ответ, прикидывая в голове варианты креплений. — Никогда, — хмурится Чанмин, собирая мусор в пакет и кивая на выход. Кошка провожает их до самого порога, и под нерешительным взглядом Юнхо укладывается на каменный порог, оставаясь вне досягаемости для мелкого дождика. — Это ёндон, — говорит Чанмин, отрицательно мотая головой, — хранитель этого дома. К нам не пойдёт. Домой они идут пешком.*
Юнхо накрывается одеялом до пояса, удобнее взбивает подушку под спиной собираясь почитать перед сном. Чанмин гремит чем-то на кухне, со всей своей серьезностью взявшись постигать человеческую кухню, и это даже немного забавно. Иногда, в такие моменты как сейчас, он забывает, что Чанмин вовсе не человек. Ведь так легко поверить, что они просто обычная пара за очередным семейным вечером. Чанмин больше для вида, чем для пользы, ужинает вместе с Юнхо, просто чтобы ему не было не комфортно есть одному, он делает вид, что спит, а где на самом деле его разум в такие моменты? Чанмин выглядит совсем человечным в один миг, а вот он теряет концентрацию и по потолку растекается вода. Всего миг, чтобы увидеть хищную тень скользнувшую по полу, всего миг, чтобы в небо взмыл дракон, всего один вечер, чтобы принять все свои чувства. И, наверное, Юнхо должно пугать то, как легко он подаётся на близость с другим мужчиной, поправка с божеством, который взял облик мужчины. Может быть то, что у них контракт, особая, необъяснимая связь душ, влияет на такое легкое принятие? Юнхо внимательно смотрит на свою руку увитую красным узором, что прячется дальше под футболку, и проводит кончиком пальца по линии на запястье. — Беспокоишься? — тут же раздается голос Чанмина. Он стоит в арке, вытирая руки о полотенце, и внимательно смотрит, кажется, будто в самую душу. Хотя может так оно и есть. — Да с чего бы, — он маскирует неуверенность за покашливанием и преувеличенно внимательно смотрит в книгу. — Это просто символ, — Чанмину определенно не нравится, что от него что-то скрывают, — того, что у тебя есть я. Чтобы другие не лезли. — Почему…она стала такой огромной? — решается на вопрос человек, откладывая книжку на колени, — И я...будто во мне что-то меняется, — признаться в этом очень нелегко. Юнхо кажется, что он выражается не достаточно ясно, но раньше он отрицал любую возможность быть с Чанмином в более близких отношениях, но теперь, даже сейчас глядя на его руки, сжимающие полотенце, он очень хочет поцеловать каждую косточку на его пальцах. Но даже это можно понять, но вот то с каким спокойствием Юнхо отвернулся от СеХо, прекрасная зная, что оставляет на смерть не на шутку пугало. Чанмин улыбается уже совсем неприлично, но в комнату не заходит. Усаживается на пороге, показывая, что разговор будет длинным. — Чем глубже наша духовная связь, тем метка более явная. Ты просто принял меня и… Не могу сказать, что она никак на тебя не влияет, но… Кхм, я бог, а ты человек, люди падки на силу, а когда она находится непосредственно в твоих руках, легко можно сойти с ума. Это как наркотик. Люди верят во что-то большее, некоторые до фанатизма, безграничная сила манит их, ей хочется обладать самому, но если это невозможно подавить и овладеть тем, кто эту силу несет, и неважно кто встанет на пути. Те двое…яркий пример. Ты другое дело, — Мин видит, как всё больше хмурится Чон, но лучше уже начинать посвящать его во все нюансы. — Ты мой Избранник, и это куда намного более надежно, чем Хозяин. Я сделаю всё, что ты захочешь, абсолютно всё. И если Хозяину я пытался сопротивляться, вся моя суть противилась несильному захвату, то с тобой, — он пожимает плечами, — Ты принял меня, ты уже часть меня, потому что каждый раз, когда даешь мне силы, ты отдаешь часть себя. Просто сейчас, когда наши отношения шагнули вперёд, ты прочувствовал всю прелесть, скажем так обладания, даже если сам ещё не осознаешь. Все твои намерения на твоей руке и теле. — И я…захочу подавить тебя? — с затаенным страхом спрашивает Юнхо, едва переварив и половину речи. Могло ли его желание быть рядом с Шимом, пересилить его человечность? Потому что СеХо определенно был препятствием на пути к возвращению Чанмина. Только потому что он мертв, Чанмин сейчас здесь. — Это вряд ли, ты совсем не такой человек. Особенный, — Мин вдруг пошленько улыбается и играет бровями, — Но знаешь, ментально ты меня уже, — он неприлично постучал руками друг о друга, — видимо во вкус вошёл, хочется чего-то более существенного. Подушка влетает прямо в его наглое лицо, а Юнхо пылая от смущения, утыкается в страницы. — Иди уже, кхм, готовь, — бурчит он, а Чанмин лишь громче смеется, но хоть и правда уходит. Юнхо нужно многое обдумать. Утром его ждёт потрясающий завтрак, и коробка с собранным обедом, всё-таки хорошо, что Чанмин решил открыть ресторанчик, а не пойти играть на гитаре по улицам, предлагая вместо денег собирать молитвы. «Стану учеником у одного шефа, не теряй» — гласит смс с его номера, и Юнхо может только ложку облизать. Что ж, он ведь не думал, что Чанмин будет с ним каждую минуту своего времени? В конце концов, ему тоже есть чем заняться, и ему нужно убедиться, что он не настолько «подсел» на Шима. Привычный ритм трудового дня немного сбивает общая весенняя атмосфера, и коробка с обедом в столе, которую уже заметили коллеги и теперь так же поглядывали на часы. И едва Юнхо достает её на стол, как его окружают все кому не лень и понимающе улюлюкают. — Ваа, твоя девушка очень тебя любит, раз встает так рано и готовит тебе обеды, — ДонХэ сидящий за соседним столом, завистливо присвистывает. Юнхо, окруженный девушками как чайками, под непрерывное «покажи» с предвкушением открывает коробку и тут же резко захлопывает, едва не сломав крышку. — Что там? — выглядывает из-за компьютера ещё один любопытный. — Не видно было, — дуется Юна из бухгалтерии. — Н-надпись слишком личная, — смущенно бормочет Юнхо, посылая Чанмину как можно более возмущенную волну, сильно сомневаясь, что Мин почувствует. Домой Юнхо спешит, как следует разогревая себя фантазиями о том, что он выскажет за такие рисунки и подписи, но встречает его темнота и ужин в холодильнике, который нужно разогреть. — За семейную жизнь, — поздравляет себя Юнхо, поднимая чашку чая над каким-то совершенно невообразимым десертом, не сладким, но одна клубничка на верхушке немного смиряет с реальностью. Следующий день проходит с тем же успехом — утро, завтрак, работа, коробка с обедом без неприличных картинок, дом, одинокий ужин перед экраном телевизора, душ под которым он стоит рекордно малое количество времени, и спать, согревая прохладные простыни собственным телом. И наплыв мыслей о Чанмине, чье возвращением он так и не застаёт. Третий день своего внезапного одиночества Юнхо проживает, засыпанный фотографиями от Чанмина — салаты, закуски, супы и даже мясо- без подписей. Юнхо, только что плотно пообедавший уже не пускает слюни, но оценивает его усердную работу смайликами. Ужин и сон проходят в одиночестве. В пятницу на его обеды уже никто не может смотреть спокойно. — Хватит мучить бедную девушку! Хоть иногда обедай с нами! Приходится покинуть офис и топать в кафе рядом. Но едва они заходят, как Юнхо ловит знакомое лицо. Девушка с их последней встречи почти не изменилась. Она приветливо помахала рукой, уже заканчивая обед, и Юнхо оставив коллег, пошел поздороваться. — Юнхо-шши, давно не виделись, — улыбается НаЫн счастливо, легким жестом заправляя волосы за ухо, вызывая странное ощущение знакомости жеста — Как вы? Они неспешно беседуют, и она кажется действительно обеспокоенной делами Чона, нашёл ли он работу, и как там его друг, что ему немного стыдно. За всеми этими проблемами он совсем о ней забыл, единственной кто пытался помешать его вылету с работы и поддерживал в трудные моменты. — Вы видели новости? Ким СеХо-шши умер, боже это так грустно! — она смаргивает слезинки, — Он так помог нам с мамой… Юнхо кивает, стараясь не показывать эмоций, ведь к его смерти он имеет почти прямое отношение. И думать об этом было ужасно. Отговорившись временем на обед, Юнхо прощается с девушкой. Настроение окончательно портится. Он знает, что виноват. Перед СеХо, перед Чанмином, перед семьей, даже перед ней, потому что девушка смотрит с грустью ему вслед, и наверняка у неё есть чувства. Ещё и Шим будто сквозь землю провалился, уж спать мог бы приходить домой. Сам распинался о безопасности и заставляет волноваться. Это на Чанмина могут напасть в любой момент, Юнхо то неприкосновенен, а в том, что должен непременно присутствовать на таких стычках, он не уверен. Спросить бы Шима, но писать ему сообщения он себе не позволяет — его эксперимент в самом разгаре. Он идет к столику, все ещё ощущая пристальный взгляд на спине, но едва оборачивается, как понимает, что девушка увлечена телефоном, а смотрит на него совершенно незнакомый человек. Поймав взгляд Юнхо, он отворачивается. В квартиру Юнхо приходит поздно, и тут же кидает сумку с коробкой так и не съеденного обеда на пол, туда же летят ботинки, минуя полочку, всё равно Чанмина нет, на бардак ругаться не будет. — Плохой день? — раздаётся спокойное с кухни, и приходится прибрать обувь. Натянув как можно более спокойное выражение лица, Чон проходит на кухню и ставит коробку с помятой едой к раковине. Чанмин провожает её взглядом, и, хмыкнув, возвращается к прерванным делам. — Как тебе? — ловит он за рукав человека, пытающегося улизнуть, и тянет ближе к себе. Укладывает чужую напряженную руку на своё плечо, и кончиков пальцев так привычно касается тепло. Хочется просунуть руку под ворот легкой рубашки и коснуться голой кожи, но Юнхо терпит, переводя внимание на что-нибудь более важное. На столе раскиданы кучи листов с фотографиями, пометками и описаниями, ближе к руке Шима лежит небольшое меню в виде брошюры, на неё человек и пялится, хотя не видит и буквы. — Выбери, какой интерьер тебе больше нравится, и так уж и быть поработаем руками. Как насчет завтра? — продолжает Шим, откинувшись на спинке стула и упираясь головой в солнечное сплетение. Юнхо смотрит на светлую макушку, желая зарыться носом в эти волосы и дышать. Но выходить только дышать. Пауза затягивается, наполненная почти осязаемой тревогой от человека. — Как там план с рекламой от твоей обиженной персоны? Юнхо не сдерживается и легко шлёпает по макушке рукой. — Ауч, хёёёён, — Чанмин делает недовольное лицо, но не отстраняется. — Ты только недавно выбрался из одной передряги, а уже метишь в другую. Сам сказал, что за нами охота, и… — И ты соскучился, — кивает Шим, поднимая голову как можно выше, чтобы смотреть в рассерженное лицо, — Чем мне загладить свою вину? Встать на колени? — Что ты несешь. — Руками или ртом? Юнхо отпихивает противного бога, спешно сматываясь в спальню, пока действительно не выбрал. — Зато мы почти готовы к открытию! Разве ты не рад?! — кричит вслед Мин, но Юнхо закрывается в ванной, убегая от ответа. Дергано скинув одежду на пол, он забирается в душ, и едва поворачивает кран, как вспоминает все неизбежные последствия попадания воды на его тело, и глухо стонет. Но выбора то особо нет и приходится мыться, рассерженно разбрызгивая воду во все стороны. Он почти выбирается из ванной, переступая бортик одной ногой в плохо смытой пене, как перед ним резко появляется Шим, пугая до чертиков. До того что он скользит мокрой ногой по кафелю, и едва не летит головой вниз. Чанмин вовремя страхует, подхватывая под руки, но от травмы это не спасает. Мышца на бедре нещадно горит, Юнхо тоже горит только гневом и взашей выставляет Мина вон, не давая даже вылечить растяжение. Он смотрит через запотевшее зеркало на красную метку, обвивающую узором всю грудь, и чувствует почти ужас. Ни черта он не особенный. Он такой же как и все, и что будет едва Чанмин это поймет? Он оставит его? А на что в таком случае пойдет он сам? Это пугало до дрожи, и Юнхо всматривался в свое усталое лицо, будто на нём должен быть написан ответ. Но там ничего кроме синяков и легкой щетины нет, да и глаза как у испуганного котенка, а не алчного, жадного до божественных сил мерзавца. И надолго ли? — спрашивает у самого себя. В комнату он ковыляет, сцепив зубы, и совершенно не хочет разговаривать с Шимом, и тот, словно чувствуя, молчит. Только смотрит, подперев окно плечом. И когда Юнхо заворачивается в одеяло, еле как устроив поврежденную ногу, он подходит слишком близко и присаживается так чтобы видеть глаза Избранника. В темноте его собственные светятся изнутри холодным отрешенным светом, и тени играют на его лице, делая почти не узнаваемым. Он молчит пару долгих секунд, рассматривая искаженное болью лицо человека, а после говорит. — Я чувствую страх. Что случилось за эти дни? Юнхо молчит, чувствуя себя несмышленым напуганным ребенком, из которого взрослые тянут клещами причину. — Неужели опять слушаешь кого попало? — он иронично изгибает бровь, пусть в темноте не видно, но Юнхо просто знает, что это так. И это почти оскорбительно. — А ты? Не надираешь задницы духам, пока я работаю? — идет в атаку, выбирая претензии наугад, и потому безгранично удивлен, что Чанмин отвел глаза, — И…сколько? — Пятеро, — сдаётся Шим. — Я даже не почувствовал, — хрипло говорит человек, и Чанмину очень хочется обнять его как можно крепче, но приходится разговаривать. — Слабочки, тебе не о чем беспокоиться. Я всегда приму твою помощь, едва она понадобится, — пытается Мин. — Дело ведь не в этом, — Юнхо с трудом садится и тут же жалеет об этом, ногу простреливает адской болью, что тут же гаснет, потому что рука Чанмина касается его пальцев и под кожей струится тепло, что гасит боль на корню, оставляя только такое знакомое ощущение единения. — Так чего ты боишься? — продолжает Мин, убирая руку. Чувство потери физически осязаемо, и Юнхо снова и снова злится. — Мне не было жаль СеХо, я знал, что Джеджун его убьет, но не стал мешать. Я просто ушёл, потому что большего всего желал, чтобы ты вернулся. Я такой же, как и все люди, — говорит он горько улыбаясь, — просто желаю держать тебя рядом с собой, как можно ближе, — на одном дыхании заканчивает исповедь, вцепившись взглядом в свои ладони, чтобы не видеть разочарования на лице Шима. Его теплые руки осторожно накрывают судорожно сжатые кулаки, в тишине он коротко целует костяшку большого пальца, как момент прерывает стук по стеклу. Тонкий, словно дробный перестук камешков. Чанмин раздраженно матерится сквозь зубы, и поднимается. Ну почему всегда в самый важный момент, какая-нибудь тварь лезет под руку? За стеклом маячит призрак в темных, словно сотканных из тьмы одеждах. Лицо его с трудом можно было различить — только провалы мертвых глаз, на дне которых горел тонкий огонек ненависти и жажды крови — Чанмину не страшно, а Юнхо не до него. — Я быстро, только упокою мертвого, — обещает Чанмин, намереваясь разобрать его на куски побыстрее и ярость значительно прибавляет сил, и Юнхо остаётся один. Но успевает только вдохнуть поглубже, спуская ноги на пол, как Чанмин появляется снова, брезгливо отряхивая руки. И Юнхо снова не чувствует никакой тревоги или упадка сил, неужели и правда Чанмин стал настолько силён, что может справиться сам? — Так вот, Чон Юнхо, — клыкасто усмехаясь, объявляет он, торжественно разводя руки в стороны. В эту короткую паузу Юнхо ждёт, что его сейчас бросят пока все не зашло слишком далеко, ведь что может быть хуже, чем то, во что Юнхо превратится. — Ты просто любишь меня, и ставлю свой храм, что ты даже не подумал о таком варианте.