Покров Шута.

— Суман? Туман внутри и снаружи, вихрь эмоций оседает вниз вместе с пылью и обломками того, что только пару минут назад было его решимостью. Но цель всё ещё перед ним, и, не поднимаясь с колен, неизвестно какими силами он медленно подползает вперёд, ещё ближе. — Суман! Ничего не происходит, ничего не меняется. И это так неправильно. Столько усилий, столько боли, столько раздирающего горло крика и отчаяния было вложено в эту попытку сохранить, помочь, удержать. И что же, всё напрасно? Суман не отзывался, и истина уже стояла у порога к сознанию Аллена Уолкера. — Суман! Скажи что-нибудь! Разве так оно должно было закончиться? В нём больше не было жизни. Его душа уже была мертва. Или просто покинула тело, Аллен не был вполне уверен. Он просто знал, что это искорёженное тело человека теперь совсем пустое и безжизненное, что чёртова Чистая Сила всё же свершила свой суд над предателем. Суман Дарк, уже бывший экзорцист, уже его бывшее тело, пустое, обезображенное, измученное… Так вот значит, чем берёт эта чистая сила. Суман просто был человеком, которому было страшно, он просто пытался сбежать, попался не тому противнику и поспособствовал гибели других товарищей. Это преступление? Аллен с трудом разжал кулак собственной, левой, повреждённой и теперь бесполезной руки, понимая, что кристалл чистой силы бьётся прямо у него на ладони, этот маленький, зелёный шарик, эта искра силы, частица недоступного и самый ужасный судья из всех, что пока видел юный экзорцист. Почему? Суман Дарк мёртв. Его чистая сила сейчас в кулаке этого одинокого мальчишки с серыми глазами мертвеца. Потому что и впрямь что-то умерло, болезненно сдавило грудь и рассмеялось громким голосом над всеми его надеждами и верой, если уж не разбивая в дребезги, то пуская паутину свежих, предательски глубоких трещин. — Почему?! Крик вырвался наружу из самой глубины, из переворачивающегося нутра, из, возможно, самой души юного экзорциста и пронёсся прямо в безмолвное, глупое небо. То самое небо, в котором иные ищут следы Бога. Этот мальчик их больше не видел. Он свернулся пополам, обессиленный и униженный вселенской несправедливостью: все его усилия не могли быть напрасны, он не мог в этого верить, никто не смог бы в это поверить. Ему нужно было связаться с Орденом, связаться с людьми, сообщить о произошедшем, он даже успел позвать Тимканпи и продумать слова. Правда, эти слова не были связанны друг с другом и больше напоминали жалобу вселенскому устройству и Богу лично, но что поделать, Уолкер был действительно взволнован, сбит с толку и ощущал себя так, словно сходил с ума. Мысль о привычном Чёрном Ордене была чем-то вроде давно изученной, знакомой опоры. Он обрёл эту опору лишь для того, чтобы услышать негромкий странный звук, приглушённый хлопок, ощутить, как тёплые капли крови падают на его лицо и увидеть, как тело Сумана взрывается в чёрном вихре. — Пока-пока, Суман, — произнёс чей-то голос позади с мягкими, почти дружелюбными интонациями. Будто тот, кто стоял за спиной, действительно желал Суману приятного путешествия… На тот свет, видимо. А Аллен мог только едва разлепить губы, чтобы в последний раз позвать мертвого экзорциста по имени, изумлённо наблюдая за массой крови и плоти, в которую разорвало тело. Тёмная тень стояла прямо за ним. Тёмная тень наблюдала. Тёмная тень, которая была причастна к гибели Сумана Дарка и даже знала его имя. И говорила с ним, как будто со старым знакомым. Аллен не хотел видеть того, кто там был. В горле пересохло, на губах запеклась кровь, неудобно стягивая кожу. Аллен хотел что-то сказать, но не мог ощутить слов, которые могли быть хоть на мгновение уместными в этом месте и ситуации. Может быть, что-то вроде вопля возмущения? Или шёпот горечи? Вот только в нём ничего из этого не было. Ничего. Он оглянулся и понял, что тени не было, впрочем, человека тоже. Перед глазами всё ещё стояли обрывочные воспоминания с места смерти экзорцистов, с места, в котором должен был умереть Суман Дарк, с места, где он предал Орден… И он, этот не человек, был там тоже. Стоящее перед ним тёмное создание, лишь чертами напоминающее человека во фраке и цилиндре, было Ноем. — Как тебя зовут? — опасность, тень, убийца медленно, но неотвратимо приближался. А в ушах стояла мольба Сумана, умоляющего сохранить ему жизнь, такая понятная и правильная. Ведь нет ничего удивительного в том, что ты не хочешь умирать, не правда ли? Желать смерти другим — вот что неверно в корне. — Но… Ной, — неуверенно колыхнулся охрипший от крика голос мальчика. Эта тень была Ноем, против которого не смог устоять даже Генерал. А рука, оружие Аллена Уолкера, была сломана. Он был абсолютно беспомощен перед лицом новой опасности, но страха уже не было. Только глупое удивление, всколыхнувшееся внутри, и вспышка ярости. — Идите ко мне, тизы. — негромко позвал кого-то или что-то Ной, делая новый шаг и наконец-то выходя из обволакивающей его тени. И Аллен понял, что Ной вовсе не тень, он действительно человек. Ненастоящий человек. Высокий, удивительно красивый, холодный и да, всё же тёмный, и речь здесь шла вовсе не о серой коже. Он мягко, едва заметно улыбался, обозначая полное внутреннее удовлетворение. За спиной что-то пошевелилось, и когда Аллен посмотрел в ту сторону, перед его глазами уже, лениво шевеля острыми, узорными крыльями, летала экзотическая, тёмная бабочка, с кончиков крыльев которой стекали тёмные капли. Кровь забурлила, закручиваясь воронками, переламывая и перемешивая то, что осталось от тела Сумана. С приглушённым хлюпаньем целая стая узорных, чёрных бабочек небольшим ураганом взвилась вверх, тёмным облаком кружа вокруг друг друга. — Идите ко мне, — повторил Ной за спиной, раскрывая ладони, и бабочки в два потока, едва огибая так и сидящего на месте Аллена, тут же ринулись прямо в ладони Ноя. — Хорошо, возможно, теперь вы подрастёте, — удовлетворённо пробормотал тот, разглядывая тёмную воронку у себя на руке и не обращая ни малейшего внимания на изумлённого Уолкера, будто бы тот вовсе не стоил его внимания. Или будто эти странные манипуляции были куда более интересным занятием, нежели убийство беспомощного экзорциста. Аллен не был в этом уверен. Он уже ни в чём не был уверен, он просто заворожено наблюдал за Ноем, за своей смертью. Был всего один экзорцист, выживший после встречи с этим Ноем, и Аллен вовсе не стремился к повторению «подвига» Сумана. Он продолжал ждать, что будет дальше, и был вознаграждён: две бабочки на конце пальцев появились вновь, и теперь они стали действительно намного крупнее, и скалящаяся черепушка в их основании вместо тела наконец-то стала заметна. Ной смотрел на этих монстров взглядом, наполненным заботой и гордостью, и, прежде чем отозвать их обратно, вновь попрощался с Суманом, целуя крыло одного из Тизов. Взгляд Ноя наконец-то вернулся к Аллену, и тёмное лицо всего на некоторое мгновение, но всё же осветили неясные, неуместные эмоции, которые, впрочем, тут же сменились изумлением. — Это ты…!! Вот ведь… Не думал, что мы так встретимся! Ной внезапно оказался совсем рядом с отпрянувшим назад Алленом и протянул руку к его лицу, правда, так его и не касаясь. — Да, ты, наверное, не узнаёшь меня в этом обличии, — кажется, в голосе Ноя читалось чистое разочарование. — Ох, но ты ведь… Ной запнулся, поднимая взгляд куда-то над Алленом, будто пытаясь увидеть что-то за его спиной. — Подожди-ка. Ты не Аллен Уолкер, ведь так? Этот Ной бесил его. А левая рука оказалась пригодна хотя бы для раздачи очень сильных пощёчин. — Заткнись! Что ты сделал с Суманом? — глупая попытка, понимал Аллен, но искра гнева, кажется, решила, что имеет право полыхнуть пламенем, а пощёчина и впрямь удалась. По крайней мере, Ной даже сел после этого с широко распахнутыми жёлтыми глазами, жадно впиваясь в его лицо и, кажется, едва сдерживая усмешку. Зачем сдерживаться, если ты победитель? Или это какая-то домашняя привычка, скрывать своё злорадство, маскироваться, натягивать маску? Аллен знал по себе, что иногда маска может настолько въестся в кожу, что ты уже не можешь вспомнить, откуда и зачем она взялась, и что было под ней раньше. Собственное лицо? А есть ли оно сейчас или уже полностью срослось с новой плотью? Ною, похоже, было весело, потому что он уже открыто улыбнулся. — Он был моим врагом, конечно, я убил его! — почти радостно разъяснил он таким тоном, каким объясняют очевидные вещи детям. Или объявляют о поощрении, тоже очевидном. И всё же Аллен был слишком хорошим шулером, чтобы не уловить в глазах Ноя что-то напоминающее растерянность. Да и тот факт, что Ной пытался смотреть куда угодно, но не ему в лицо, тоже что-то говорил. Только Аллен не был знаком с этим языком. — Что ж… — Ной извлёк из кармана сигарету, прикуривая и продолжая не смотреть на Аллена. — Раз ты здесь, да ещё и такой… активный, то могу рассказать и о Тизах. Это не моя способность, как ты мог подумать. Это просто големы-людоеды, созданные Тысячелетним Графом в форме бабочек. Графу нравятся бабочки, впрочем, я согласен, что у них интересная форма. Повисла пауза, и мысли Аллена вновь принялись кружить беспощадный, болезненный хоровод, напоминая о его глупом, беспомощном положении. Его чистая сила сломана, защищаться он не может. Как раз в тот момент, когда ему так нужны силы, они закончились самым предательским образом. И это предательство заставляло всё внутри натягивать и, заворачиваясь в узел возмущения, готовясь вот-вот выплеснуть своё негодование этим миром наружу. Но снаружи сидел Ной, лениво курящий и рассматривающий большую, чёрную бабочку. — Тизы растут и размножаются, пожирая человечину. Суман немного помог мне, и поэтому вместо того, чтобы убивать его, я превратил его в инкубатор для тизов, чтобы их стало ещё больше. Аллен подумал о том, что просить милости у врагов и впрямь очень опасно. Эта милость может оказаться страшнее первого приговора. — Но Тизы всего лишь игрушки, выполняющие грязную работу, я не люблю пачкать перчатки, — продолжал Тикки, — моя способность немного другая… А в следующее мгновение рука Ноя, метнувшись к подростку, прошила его грудь. Сдавленный вздох, едва понимая, что происходит, он всё же опустил взгляд вниз, понимая, что рука и впрямь прошла насквозь. — Ты ничего не почувствуешь, — подтвердил его ощущения Тикки, открыто усмехаясь. — Моё тело может пройти через любые предметы, за исключением, разумеется, тех, до которых я хочу дотронуться. Иначе это не имело бы смысла… Вот представь, что я пожелаю дотронуться до твоего сердца, вот сейчас… Рука Ноя почти полностью выскользнула наружу, и Аллен с ужасом понял, что ладонь Ноя и впрямь находится на одном уровне с сердцем, и что он сам ничего этого не чувствует. — Без единого пореза на теле я смогу сжать твоё живое, трепещущее сердце и вырвать из груди. Ты будешь ещё жив, когда я это сделаю, как думаешь, что ты будешь при этом чувствовать? Аллен не сводил взгляд со складок на тёмном рукаве Ноя, но чувствовал улыбку своего убийцы. — Так умерли твои друзья. Ты тоже хочешь так умереть? «Он развлекается, — ощущая выступающую испарину на лбу, подумал Аллен. — Все эти вопросы, он болтает ни о чём, ощущает своё превосходство. Вот только что мне с того, что я это понимаю?» Он поднял взгляд, в котором не было и следа страха, подпитывая внутри желание сопротивляться и принять же свою судьбу, свою смерть. Перед ним только что был отличный образец человека, который пытался вымолить себе помилование. Ждать смерти противоестественно, человек, ожидающий свою смерть, болен, равно как болен мир вокруг него. Но Аллен выбирал из двух зол, и его выбор был очевиден. Судя по кислому выражению лица Ноя, тот уж точно ожидал чего-то другого. Совершенно другого. — Всё веселье испортил. Не буду я его выдирать… — Ной резко поднялся на ноги, а Аллен вздрогнул всем телом, понимая, что тот вполне мог встать с его сердцем в руке, но пока… Пока всё было в норме. Он был жив. — Я ведь говорил, что не люблю пачкать перчатки, — Ной покачал головой, выбрасывая в сторону сигарету. — Для этого есть Тизы, однако, — он снова пожал плечами, прикрывая лицо рукой, — если бы мы встретились в других обстоятельствах, Малыш, кто знает, что было бы? Аллен непонимающе попытался что-то произнести, но просто сам не мог придумать, что именно ему сказать. — Хорошо, ладно, забудем об этой глупости, хоть я и не понимаю, почему ты всё равно мне интересен, — продолжал болтать что-то непонятное Ной, его рука скользнула во внутренний карман и извлекла наружу тут же вспорхнувшую к его глазам игральную карту. — И не важно! Сейчас я хожу по свету в поисках людей из списка Господина Тысячелетнего. Их всех надо бы убить, и здесь есть одно имя… Ты Аллен Уолкер? «А стоит ли признаваться?» — мысль, которая посетила Аллена в то же мгновение, в которое он коротко и невыразительно кивнул. Кажется, Ной даже не понял, что это был его ответ, а в следующее мгновение рука Ноя сомкнулась на его горле, а лицо с хищными, горящими глазами оказалось прямо над ним. — Малыш, ты Аллен Уолкер? — с опасными интонациями повторил он вопрос, как будто Аллен изо всех сил сжавший зубы, смог бы ответить, когда едва может вздохнуть! — Всё верно! Экзорцист Аллен Уолкер! — тут же раздался со стороны негромкий, жужжащий голос, и Аллен, скосив глаза, понял, что он принадлежал странному существу, нарисованному на карте. Или заключённому в карту. Или, быть может, это была сама карта? — Уничтожить!!! — заунывно протянула карта, и Аллен понял, что это конец, понял по остановившемуся на нём спокойному, холодному взгляду Ноя, по тому, как тот опустил взгляд к его плечу. Уолкер пока ещё не имел возможности понять, что за кошмар ему готовят, но холод, пробирающийся по его спине, подсказывал, что это будет страшно. — Сначала я должен уничтожить его чистую силу. Рука Тикки опустилась на его плечо, и его словно обожгло короткой вспышкой интенсивного пламени, структура руки начала распадаться, словно оплавившаяся мозаика, отдавая в тело раздирающей болью. Кажется, Аллен снова попытался что-то сказать, позвать, закричать, боль усиливалась, и сквозь неё он не мог даже пошевелить повреждённой рукой, а потом он упал на землю, не сводя слезящихся глаз с оторванной руки. — Малыш, ты знал, что мы, Нои, можем разрушать чистую силу? — деловито поинтересовался Ной. «Разрушить чистую силу» — эхом отдалось в тяжёлой, неповоротливой голове Аллена. — Прекрати, — едва слышный сип. — Чистая Сила тех экзорцистов, которых я уже убил, была уничтожена мной же. И если бы она была Сердцем, то твоя чистая сила уже не работала бы. Как думаешь, твоя чистая сила может быть Сердцем? — Не над… — голос сорвался в то же мгновение, в которое он пытался заговорить громче. Глаза жгло, тело не повиновалось ему, всё ещё находясь во власти только начавшей отпускать боли. — Прекрати… — Там рядом чистая сила Сумана, и, если она рассыплется после уничтожения твоей, твоя будет Сердцем и всё будет законченно, так? Ной опустился, дотрагиваясь до рассыпающейся с одной стороны оторванной руки Аллена. Он медлил, будто бы специально, будто пытаясь ещё сильнее уничтожить и без того обессилевшего мальчишку. — Как ты там сказала? Уничтожить экзорциста Аллена Уолкера? — уточнил Ной, обернувшись к парящей карте и снова улыбнулся. — Да, это будет возможно. — Прекрати!! Рука больше не была соединена с телом Уолкера, но тот отлично почувствовал, как ломается его чистая сила в руке Ноя, рассыпаясь в бесполезную безжизненную пыль, и каждая эта пылинка обернулась ножом, которые в единое мгновение пронзили его изнутри, ослепляя и заставляя кричать. А потом боль ушла. — Значит, не она. Это и не моё задание, если подумать… Ной пошёл к чистой силе Сумана, и если она была Сердцем, то эта война прекратиться прямо сейчас. Да даже если это не Сердце вовсе, каждая чистая сила была на счету, он должен попытаться защитить хотя бы её, почувствовать себя хоть на мгновение не беспомощным. — Тим, забери чистую силу, — голос сиплый, сорванный, больше кричать он уже не сможет. Может, это и к лучшему? Золотой голем отчего-то сопротивлялся, никак не желал оставить своего хозяина. — Давай, Тим, забери, иначе всё будет зря. А вдруг она и есть… Сердце — не было произнесено им, потому что мысль о том, что они защищают то, что жестоко пытало и убивало Сумана, каким бы предателем тот ни был, удручала ещё больше. Заставляла ощущать себя предателем с двух сторон: предателем человечности и предателем цели этой войны. Он метался между этими двумя бухтами, но рассудок никак не мог пристать ни к одной из них, постепенно утопая в бурных волнах. — Забери её, ну же!! Забери и убирайся!! — ещё немного, и он сам разочаруется в собственных желаниях. И золотой голем послушался, подхватывая чистую силу прямо из под носа Ноя уносясь прочь. Аллен чувствовал благодарность хотя бы за тот удивлённый возглас Ноя, который, кажется, не ожидал подобного поворота и что-то там бормотал себе под нос, закрыв глаза. И всё же, после потери ещё и Тимканпи, Уолкер как никогда остро ощутил, что остался один на один со своей смертью. И ему осталось только ждать, когда Ной решит, что время пришло. — Признаюсь, — присаживаясь рядом с распростёртым на земле Уолкером и снимая перчатки с рук, произнёс Ной, — это было на редкость интересное решение. Мудрое, в некоторой степени. От голема твои дружки даже смогут узнать, где ты, если тот успеет сбежать от моей стаи акума… — Тикки задумчиво обвёл линию скул подростка указательным пальцем. — Ты холодный, словно покойник. Аллен позволил себе небольшую слабость: прикрыл глаза, не позволяя себе смотреть в это обманчиво прекрасное лицо. Наверное, именно такими и должны быть демоны. А не такими, как скачущий толстячок Граф. Красота действительно бывает такой страшной? Пальцы Ноя в этот момент опустилась ниже и легко оторвали одну из серебряных пуговиц плаща. Перевернув её, он глухо прочёл: — Аллен Уолкер. Какое неудачное имя. — Уничтожить! — провизжала карта дурным голосом, и Аллен даже позволил себе слегка поморщиться. Впрочем, Тикки тоже явно не был рад подобному вмешательству, с глухим хлопком он захватил карту в кулак и сжал. Мерзкий голос заткнулся, а лицо Тикки расслабилось. — Экзорциста Аллена Уолкера больше нет, — холодно произнёс Ной. — Иди к чёрту! — невыразительно выдохнул Аллен, приоткрывая слезящиеся глаза и натыкаясь взглядом на улыбку Ноя. На двойную улыбку. Изображение двоилось и плыло, а в ушах что-то шумело, словно ветер, но не ветер же? Не ветер? Наверное, это были галлюцинации его угасающего сознания, как и тот странный факт, что Ной жадно припал к его губам в поцелуе, одним из немногих настоящих поцелуев в жизни Аллена. И подросток, подумав, что это даже символично: целовать перед смертью, будто какой-то тёмный ангел. Уже погружаясь во тьму, он согласно приоткрыл губы, отвечая, открываясь в затухающем вздохе навстречу своему тёмному ангелу.