Покров Шута.

Наверное, этот мир был и правда похож на тот свет. Очень странный, противоречащий всем известным Аллену канонам, но всё же тот свет. Хотя бы потому, что он даже себя ощущал так, будто с него содрали самую важную, тяжёлую, но вместе с тем защищающую его оболочку — возможно, это было его тело. Сначала он пытался идти вперёд, без разбора, переступая через змеящиеся по земле корни. Он старался не смотреть себе под ноги, туда, где простирались бесконечные просторы полупрозрачного, затемнённого напольного покрытия разделённого на кирпичи, которые ни разу не были похожи ни на один известный Уолкеру материал. Его окружали безжизненные скелеты высушенных деревьев, которые больше всего напоминали декорации какого-нибудь ведьменского убежища, но никак не настоящую растительность. Эти скелеты призывно, сиротливо тянулись ввысь, в небо, не смотря на то, что сами по себе были совсем невысокими. Они тянулись к единственному источнику света, который их и уничтожил. По крайней мере, именно такая мысль и пришла ему в голову — это свет заставил некогда зелёные деревья сморщиться и высохнуть в лишённые жизни, но всё ещё тянущиеся ввысь деревяшки. Эта огромная луна. Сверху. Там, куда тянулись мёртвые деревья, к которым Аллен не желал подходить хотя бы и на полметра, и корни которых вырывались из-под плитки и камня даже на тех пространствах, где от деревьев не было и следа. Кажется, лишившись возможности расти вверх, деревья стали развивать корневые системы, которые всё ещё были живыми, в отличие от того, что было на земле. То, что было на земле, было… Всё, что было на земле, было… На земле. На поверхности. Огромная луна продолжала сиять холодным, ледяным светом без какого-либо окраса. Аллен не был уверен даже в том, что мог бы назвать этот свет белым. Это было безликое свечение, придумать название для которого сейчас было невмоготу. Аллен просто долгое время стоял в этом ярком свете, смотрел только на огромную луну, большая часть которой была затемнена, и от которой остался всё же гигантский огрызок. Стоял, смотрел и не мог отвести глаз. А когда всё же взглянул в тёмное, беззвёздное небо, в голову пришла мысль о том, что это лишь чёрный-черный потолок. Высокий, круглый, но не имеющий ничего общего с небом, кроме расположения относительно Уолкера. И небо, и эта бутафория располагалась наверху. Почему эта луна была так близко? Почему он сам был здесь? Мысль о том, что он мог умереть, казалась почти правильной. Вот только это место не могло быть местом его смерти. Не могло быть его адом или раем. Аллен был уверен, что это что-то другое. Возможно, это всего лишь чей-то ночной кошмар? Кто-то засмеялся. Аллен удивленно посмотрел вниз, туда, где крошился под воздействием мощных корней камень, и понял, что этот смех доносился… из-под земли? Что-то явно было не так с этим дурацким миром, сном или просто тем светом. Где-то позади кто-то отозвался, позвав… Его? Аллен не был уверен в этом. Он не разобрал имя, но ему казалось, что это имя всё же его и зовут так же его. С безумием, которое внушало трепет. С безумием, которое... А, впрочем, не важно. Аллен даже ускорил шаг, стараясь не думать обо всех этих глупостях, но глупости были везде, глупости были вокруг, тянулись к нему тонкими чёрными веточками, словно он был очередным источником света в этом перевёрнутом мире, мёртвом мире. Определённо, не в его мире. Его снедала необходимость двигаться дальше, продолжать движение не смотря ни на что, потому что то, что было позади, пугало и обрекало на… Беспомощность — подсказал свет луны. Снизу снова засмеялись надрывно, отчаянно и весело. Этот человек и впрямь внушал ужас всем тем, кто выходил против него. Впрочем, разве тот, кто шёл сзади и звал, не был менее безумным и более слабым? Он был… Неполноценным? Кажется, это снова было шепотом луны, от которого закладывало уши, и в голове поднимался неприятный, жужжащий шум. Интересно, он один с таким странным тем светом, или так у всех? А с чего он взял, что умер? Он остановился. Он знал, что даёт тому, что позади, нагнать себя, но оборачиваться и наблюдать было страшно, хотелось разобраться в сбивчивых мыслях. Что было, когда он был жив? Его чистую силу уничтожил напавший на него Тикки Микк. А Суман умер, несмотря на все усилия Уолкера. А потом, потом… Потом Тикки повёл себя странно, не стал наносить никаких смертельных ударов и просто поцеловал, а Аллен потерял сознание. Если Тикки и впрямь больше ничего не сделал, то у юного экзорциста были все шансы выжить, если его найдут. Это станет возможно в том случае, если Тимканпи, в чьей скорости Аллен не сомневался, сумеет сбежать от акума и добраться до других экзорцистов. И если все другие экзорцисты сейчас в норме, и им есть дело до пропавшего Аллена. Он был беспомощен и полностью зависел от других: от врагов и от друзей. Он даже не знал, жив сейчас или умер. А сзади его кто-то звал. Уже довольно близко, и Аллен отправился вперёд навстречу смеху. Не лучше ли увидеть двоих одновременно на одном и том же месте, и уж тогда решить что к чему? Впереди было… озеро. Или просто необъятное количество тихой, недвижимой, как и всё здесь, воды. Аллен обернулся назад, туда, откуда он пришёл, и понял, что позади так и тянется бесконечная чёрная аллея. А впереди — бесконечная озёрная гладь. И в её отражении отчётливо просматривается что-то лишнее. Ведь всё, что она может отражать, это свет луны да чёрное небо, ведь так? Даже деревья, кажется, должны были стоять на слишком далёком расстоянии от воды, чтобы Аллен смог увидеть их отражение. Он продолжал подходить к краю всё ближе, понимая, что на поверхности воды застыли угрюмым подобием кувшинок каменные могильные плиты с такими же чёрными крестами. Наверное, они были деревянными. Только Аллен не понимал, почему эти плиты не тонут. Это же камень? Но куда больше его заинтересовало озеро, потому что в первое мгновение он не сразу смог понять, что это такое: отражение или невероятные руины и впрямь утонули на дне… Дна не было. Никакого дна у этого озера не было. Всё оно представляло собой отражение. Но луна сверху сияла и жгла, а луна в отражении представляла собой лишь чёрный провал. А небо там было белым-белым, словно праздничные скатерти до начала трапезы, словно натянутый белый тент. Аллен не был уверен в том, что это может значить. Чёрное и белое небо, чёрная и белая луна. Может быть, отражение просто меняет цвет объектов, но если бы в отражении было только небо да луна, он бы не стал спорить. В отражении были эти дурацкие развалины, уходящие вглубь к отражённому светлому небу. Слишком страшному и ещё более ненастоящему, чем этот чёрный полог с его стороны. Но на этих руинах кто-то сидел, на самой вершине, в самой глубине для Уолкера сидел некий человек, закутанный в длинный многослойный плащ до самых ушей. А его макушку надёжно прикрывал глубокий капюшон, который так же не давал ни малейший подсказки для того, чтобы попытаться определить, кто это такой. Сидит, болтает ногами и хохочет там. Да, смеётся именно он, Аллен понял это особенно отчётливо, даже не смотря на то, что сейчас парень молчал. Просто усиленно качал ногами и, Аллен был готов поклясться в этом, улыбался. Юноша почти видел эту безумную, открытую, блаженную улыбку, при виде которой волей неволей начинаешь пятиться, отступать подальше, лишь бы не попасться под его взгляд. Аллен не доверял тому, кто находился внизу, а тот опустил голову, глядя себе под ноги, кажется, прямо на Аллена и расхохотался в полный голос, по новой вставая и начиная быстро и ловко по острым краям арок, стен, кирпичей и блоков спускаться вниз, всё ближе к границе отражения. И Аллен, вопреки желанию, опустился на колени перед этой водой и коснулся её ладонью, понимая, что ещё мгновение, и он сам так же провалится на ту сторону, как раз к поспевающему пареньку, но… Чьи-то руки перехватили его за шею, оттягивая назад, заставляя пятиться от края в попытке освободиться от чужой, крепкой хватки. А затем он услышал проникновенный шёпот прямо в ухо: — Ты же не думаешь вновь попытаться от меня сбежать, Уолкер? И очнулся. Вернее, он не совсем очнулся, он просто вдруг понял, что никаких лун и отражений больше нет, и что он лежит где-то на чём-то довольно мягком и тёплом, видно, давно прогретом им самим. Кровать — напрашивался вывод. Он чувствовал себя довольно хорошо, как бы странно это всё не казалось. Только лёгкая боль в утомлённом теле, что было вдвойне странно ощущать во время неподвижного лежания. «Совсем раскисла барышня» — подумал он, стараясь подавить страх от непонимания, где он и что с ним, и открыл глаза. И тут же закрыл, потому что слишком яркий свет безжалостно резанул глаза, выбивая из них непрошенный слёзы, и Аллен попытался прикрыть лицо руками. Он не чувствовал левую руку. У него больше не было левой руки. Он встретился с Тикки в той бамбуковой роще, и Ной её… уничтожил. Образовавшийся в горле ком было не протолкнуть, он явственно ощущал, как сжимается сердце, как не хватает ему воздуха, и начинает кружиться голова, и наконец-то приоткрыл губы, судорожно вдыхая. Теперь стало немного полегче. Чуть-чуть. Теперь он мог дышать, ощущать, как небольшие порции кислорода проходят короткий путь по трахее, достигают лёгких. Он никогда и не думал, что будет настолько удивлен тому, что будет жив, что будет с силой вслушиваться в каждое ощущение, в каждое трепетание век, в каждый вдох, стук сердца и с удивлением ощущать, что глаза становятся влажными, не смотря на то, что уже давно привыкли к свету. Оказывается, быть живым так здорово! Вот только, только… Аллен приподнял к глазам правую перемотанную руку, попытался вспомнить, когда мог её ранить: ещё при схватке с чистой силой Сумана или уже с Тикки Микком, а может быть, когда он уже отключился. В голове всё смешалось. Единственное, что имело сейчас значение, это его левая рука. А точнее — её отсутствие. Его чистая сила и впрямь была разрушена. Бессилие диктовало откинуться обратно, порыдать в подушку, если что, дать волю эмоциям и смириться с новой судьбой. Уродской руки, которую Аллен когда-то так ненавидел и считал причиной всех своих бед, больше не было. Больше не было его чистой силы — билета в мир войны экзорцистов и Ноев. Что будет дальше — думать об этом без страха было нереально. Без страха, без обиды на собственную глупую судьбу и на самого себя за то, что сразу не понял, чем может грозить ему эта заварушка. Не подумал, не понял, не прочувствовал, что в этой войне он вполне может умереть, что его могут жестоко пытать, унижать, да что угодно! Не понял, что его враг, скорее всего, будет убит совсем не им, что враг может оказаться в разы сильнее его, и что ничего с этим не поделаешь. Да, было обидно. И, запрокинув голову, с силой сжав глаза, он судорожно вдыхал воздух, пытаясь сдержать рвущиеся из груди стоны и крики. Всё закончилось? Тогда зачем он вообще выжил? Тикки Микк решил над ним вдоволь поиздеваться, лишив оружия, но оставив его в живых? Он что, знал, насколько важен путь для поклявшегося Уолкера, и что без чистой силы мальчишка станет…. Никем? Аллен застыл на месте, понимая, что так оно и есть. Он теперь никто, и по сути Тикки вполне выполнил все свои обязательства, потому что даже имя это «Аллен Уолкер» юноша принял лишь оттого, что мог идти своим путём, путём своей клятвы: он желал помочь освободить всех акума, которых призвали такие же дураки, как и он сам. Он желал этого всей душой ровно с тех пор, как понял, что Мана был прав, когда проклинал своего незадачливого приёмыша, когда Аллен понял, что за мучения испытывает душа акума, когда увидел это своим левым глазом. Идея… Нет, не идея, а обязательство уничтожать акума, освобождая души, была тем единственным, что смогло вытянуть маленького Аллена из пучины ужаса, в которую он погрузился после смерти самого близкого своего человека с последующим обращением его в акума и новой потерей. Выдержать такое было совсем не просто. Но Аллен нашёл цель, которую разбили, безжалостно сжав ладонь прямо у него на глазах. Видно, не только чистая сила должна защищать своего носителя, но и носитель должен заботиться о ней. А Аллен даже не знал, не обращал внимания, не задумывался о том, что кто-то может уничтожить его божественное оружие так просто. Странно. Ему так не хватало сейчас учителя, обычно грубо высказывающегося в сторону хандрящего Уолкера в не зависимости от того, насколько серьёзная проблема постигла этого ребёнка. Так не хватало Учителя, который, несмотря на строгость и некоторую экстремальность обучения, так и не донёс до Аллена самого важного: при падении не всегда удаётся сгруппироваться и смягчить удар. Особенно, если там штыки, старательно выложенные врагом или самим собой по незнанию. Он должен был смириться, но нежелание клокотало внутри, подобно этому смеху. Смеху? Он только что слышал смех из своего сна! Аллен резко вскочил на ноги, соскакивая с узкой кушетки и только сейчас понимая, что он в палате, а рядом, устроившись головой на краю его койки, спит странная девушка с чем-то вроде варежек на руках. А ещё с чем-то странным на голове, больше всего похоже на шлем. Аллен не смог понять, головной это убор или нет, но что-то твердило ему, что это вообще не человек. Или человек со странностями, в Ордене других и не было. Но сейчас его не волновала эта девушка. Его волновал этот таинственный смех, который он слышал откуда-то… Аллен растерянно закрутил головой, подходя к двери, и выглянул в коридор. Пусто и тихо. Тепло. В коридорах Башни обычно было гораздо прохладнее, а тут Аллен шлёпал босиком и ничего. Или это он потерял половину своей чувствительности, и неудобных температур более не существовало. Существовало лишь направление. Направление, которое должно было привести Аллена туда, где он слышал смех. Или не смех. Да что угодно! Но он точно знал, что должен туда пройти, чего бы ему это не стоило. И, как ни странно, пустые коридоры незнакомого здания охотно приняли странного гостя, который словно сомнамбула брёл куда-то, куда сам ещё не знал. До огромных закрытых ворот. И понял, что не знает, куда идти теперь. А врата оказались и вовсе запертыми. — Чёрт! — оставшаяся рука обессилено ударила по резной поверхности двери. Может быть, оно не здесь? Может быть, ему нужно обойти? Может быть что-то иное? — Эта дверь не откроется, твои попытки тщетны, — спокойно заметил голос сзади. Аллен вздрогнул. Неужели пройдя сюда, он не заметил кого-то из людей? Так был увлечён чем-то, что находится здесь? — Почему же она не откроется? — Внутри находится божественный хранитель, эту дверь запечатал ещё мой прапрадед. Тебе там что-то надо? — вновь донёсся голос парня, сидящего на ступенях лестницы и, наверное, уже какое-то время наблюдавшего за стараниями Аллена. И юноша в ответ только пробормотал, что набрёл на дверь случайно. — Почему бы тебе не вернуться обратно? — Я не могу вернуться. Ощущение, будто бы он всё же перепутал пункт прибытия, нарастало. — Даже без левой руки? Вот любят же некоторые ножом по живой плоти! — Кто ты? — Глава Азиатского подразделения Чёрного Ордена. Бак Чан. — представился парень, поднимаясь на ноги, и Уолкер с удивлением оценил, что тот был не выше его ростом. Похоже, после общения с Кандой Аллен начал немного комплексовать по поводу роста. Но он то растёт, а Глава Отделения ведь не может быть таким молодым? Его Канда тоже малявкой обзывает? Из-за почти смешных рассуждений Аллен даже умудрился прослушать речь Бака и не совсем вежливо переспросил: — Что? — Ты можешь работать, как наш сторонник. Найти для себя другой путь… И далее что-то о том, что даже не экзорцист может работать в Ордене. Кретинизм! Тут же всплыли насмешки Канды в сторону искателей, которые в Ордене, по его словам, выступают в роли пушечного мяса. И что-то там про Бога. О Боге ли думал Аллен, когда ступал на этот путь? Нет, о людях и их пострадавших душах. О Мане. О своём Учителе, в конце концов. Не о Боге. Он благодарил именно Бога за то, что получил чистую силу, или пытался убедить в этом себя и окружающих, но он не считал себя обязанным чем-то этому Создателю. Нет. — Мне плевать на Бога. — Слова сорвались с языка так просто и правильно, будто Аллен родился именно для того, чтобы сказать это. — У меня есть свои клятвы, — он провёл перебинтованным кулаком по закрытой двери. — Самому себе, что я уничтожу акума. — Лёгкий, будто пробный удар. — Моим друзьям, что я буду сражаться с ними. – Новые для него и не совсем правдивые, но не менее эмоциональные слова. И новый удар, сильнее прежнего. — Даже этому миру всему, что я сумею спасти его! Хотя бы сделаю все нужные шаги в этом направлении, мне уже не нужны первые роли!! Следующий удар оставил после себя кровавые отметины, но Аллен не чувствовал боли, потому что то, что он собирался сказать вот сейчас… сейчас… — От… цу... Это совсем не сложно. Нельзя показать, как ему больно говорить о Мане. Как это странно называть его отцом. — Своему отцу, что я буду идти вперёд, не останавливаясь. Он умирал… а я поклялся. Он дважды умирал… Поклялся я… Солёные слёзы вовсю текли по щекам, а Аллен медленно сползал вниз обессиленный. — Предать эти клятвы — умереть. Пока я жив, — жестокое недоразумение — я не имею на это права. — Я понимаю тебя, Аллен Уолкер. — ответил Бак. И, словно спасение, пришли его следующие слова, — Твоя чистая сила не уничтожена. Но перед тем как сказать тебе об этом, я должен был убедиться, что ты готов продолжить эту войну. Убедиться, что встреча с Ноем не стала для тебя роковым испытанием. Предотвратить появление нового Падшего. Пошли, Вонг уже давно бегает и ищет тебя, чтобы перебинтовать раны. А потом поговорим о восстановлении твоей левой руки.