Покров Шута.

Автор планировала выложить это раньше. Но… Но теперь автор почётный выгребальщик, обожает горячую воду, легко ориентируется в темноте и ненавидит сырость, сырость и сырость, хлюпающий палас, фонтаны из люстр и розеток, соседей сверху — особенно. Короче говоря, я сейчас самый счастливый человек на свете!! У меня снова есть электричество!!! Даже не смотря на то, что сушка ещё не кончилась. Глава немного скучноватая. Первая их трёх скучных (я перехожу от эмоций к делу). Но так надо для сюжета. Мы начинаем разгребать последствия Ковчега. Но, будьте уверены, после трёх бедных на события глав нас будет ждать небольшая награда))К тому же в прошлой главе начали раскрывать отличия «местной» Семьи Ноя от каноной. Это тоже не просто так. В общем, приятного чтения, надеюсь, это получилось не слишком скучным. Глава 13. Суматоха после. Тёмная, неприветливая старая Башня Чёрного Ордена вопреки обыкновению была наполнена жизнью и теплом. В обычные дни, проходя по холодным, каменным коридорам, осторожно перебираясь обходными путями в попытке избежать встреч с комуринами, обедая, ужиная, завтракая в шумной просторной столовой и даже тренируясь, — всегда ощущалась некая аура темноты, присущая лишь подобным зданиям. Зданиям, о которых рассказывают истории, пугают привидениями, обитающими в самых заброшенных закоулках, боятся обвалиться вместе со слишком старыми, пронзительно скрипящими ступенями. Зданиям зловещим, а уж вытянутая в высь, в самое небо форма, скала, тёмный лес и то и дело бушующее внизу море не прибавляли Башне света. С этим все свыклись, старину и мрачность обжили, приспособились и продолжили травить друг другу байки если уж не о приведениях (впрочем, хватало и таких историй), то, по крайней мере, о комуринах, Комуи или о злом, жестоком Канде Юу. Истории о последнем особенно любили нашёптывать страшным голосом новичкам, припоминая все его «подвиги» против искателей, акума и Ноев. К тому же теперь, когда стало известно, что куда более мрачный, нежели эта башня, японец сумел победить Ноя, рассказы о нём приняли ну совершенно нереальный характер. И хорошо, что Канда Юу, презирающий Искателей и не считающий необходимостью обращать внимания на их разговоры или прислушаться к шепоту, не знал об этих байках. Потому что кто знает, возможно, он счёл бы их лучшим из возможных руководств к действию? В обычные дни Башня была полна мрачного (чего уж утаивать) очарования. Но сегодня всё было не так. Аллен понял это, едва в окне забрезжили лучи лениво поднимающегося солнца, а в его длинном отчёте была поставлена последняя точка. Разгибая и сгибая затёкшую руку, он вскочил на ноги, оглядывая комнату и пытаясь сообразить, не забыл ли он чего, а затем аккуратно сгрёб листы в одну папку. Кажется, всё наконец-то было сделано. Отчёт, длинный отчет обо всём, начиная со встречи с Крори, наконец-то был дописан со всеми необходимыми юноше неточностями и поправками. Обследования у врачей удалось успешно избежать, соврав в Азиатском управлении, что он залечит раны в Центральном, а в Центральном заявив, что уже полечился в Азиатском. Сам он тоже уже был совершенно здоров и свеж, а всё благодаря его чистой силе, — юноша провёл ладонью по воротнику умеренной пушистости, который теперь почти всегда висел на его шее. Правда, как выяснил Аллен, он мог так же повесить его на руку, словно манжету, а вот свернуть плащ полностью, чтобы тот исчез, не удавалось. Словно его чистая сила распалась на две: технический плащ и паразитическую руку. Однако обе ощущались как одно целое, и Аллен не видел повода беспокоить остальных своими задумками. Так же Уолкер был рад, что манжетой или воротником, но его плащ наконец-то начал подчиняться хозяину и сворачиваться. Он не совсем понимал: виновато ли его ущербное мастерство или всё же упрямая, подвисшая чистая сила, но он всего-то несколько часов как сумел стянуть её с себя. До этого плащ изводил его своими уж слишком жаркими и в некоторых местах обтягивающими объятиями. Будто живое существо, которое наконец-то само дорвалось до тепла нового носителя и, никак не смея поверить в такую реальность, плащ, эта наглая, заставившая его несколько часов потеть без остановки, тряпка, никак не желала с него слазить. От жары и перегрева начинала болеть и даже слегка кружиться голова, а ещё ныли рёбра, ноги, плечи и вообще все кости сразу… А потом Аллен начал догадываться, что уже просто выдумывает свои недуги и ему просто слишком жарко на самом деле. К сожалению, объяснять остальным, отчего он такой раскрасневшийся, слегка невменяемый и почему не снимает плащ чистой силы, Аллену было неловко. Правда была уж слишком глупой: не может разобраться, как снять плащ с себя! Вчера вечером он наконец-то неожиданно осознал, что высокий воротник плаща, до этого наглухо застёгнутый, расстёгнут, и с восторгом стащил с себя порядком надоевший материал… И какого же было его удивление, когда он обнаружил, что на боку нет и следа раны. И вообще на его теле нет никаких следов ран, ни синяков, обычных для любых сражений, ни ссадин, ни чего-то более серьёзного. Даже прошлые шрамы, некоторым из которых был не один год, совсем потускнели и почти исчезли. Он был совершенно здоров. А ещё Аллен был пристыжен: выходит, чистая сила его ещё задарма лечила, а он ходил, жаловался. Мало ли, какие у него там были раны? Аллен не всегда следил за своими повреждениями, не то чтобы в Ковчеге его сильно побили, скорее… Скорее… На ум приходило единственное уместное, по его мнению, в данном случае понятие: скорее его залюбили. Но к этой теме Аллен пока возвратиться готов не был. К тому же на теле не осталось никаких следов их с Тикки времяпровождения. Следовало думать о другом: о том, что Аллен не сделал. Например, он не поговорил нормально с Кроссом, оттого что Учителя уволокли сначала Бак, потом нервничающий Комуи, а вот теперь бродили слухи о появлении в управлении начальства. А так хотелось узнать о Ковчеге! Всё же юноша так и не смог понять, что произошло там. И у него оставалось смутное ощущение, что, даже вспоминая о произошедшем наверху, сейчас, спустя всего-то пару суток, он что-то упускает. Что-то чрезвычайно важное! Аллен, сосредоточившийся на собственных воспоминаниях и замерший перед дверью из комнаты, даже обернулся вокруг своей оси и внимательно вгляделся в собственное смутное отражение в мутной оконной глади. Он был уверен, что тогда, после падения и странной вспышки, очнувшись на белом диване в белой комнате с белым фортепиано и огромными зеркалами, увидел что-то в этих самых зеркалах. Увидел неясно, он тогда только очнулся, перепугано встрепенулся, задрал голову и взглядом поймал в зеркальном отражении что-то, чего там не могло быть. Но сейчас он не мог вспомнить, что это было. Аллен лишь знал, что был напуган этим чем-то. И ошеломлён. Что-то в отражении взбудоражило его сознание. Было ли что-то не так с отражением его самого, или там появилось что-то или кто-то ещё — Аллен не мог ответить даже на такой простой вопрос. И он сомневался, что на этот вопрос сумел бы ответить Мариан Кросс. Стоило признать, что к Учителю у него совсем другие вопросы и претензии. Например, почему, за каким акума, от какого Графа (кроме того, что стоял тогда перед ними) и вообще нафига Учитель выбросил Уолкера в бездну, каким-то образом заставив Тимканпи открыть проход в эту странную комнату управления, и заставил своего глупого ученика восстанавливать Ковчег. Нет... Зачем — Аллен понимал. Аллен не понимал — как? Как именно он умудрился восстановить Ковчег? Как после бесконечных тычков Тимканпи он наконец-то уселся за белоснежный инструмент, опустил пальцы на прохладные клавиши и, изумлённо вглядываясь в такой знакомый и родной шифр, начал играть. Играть, хотя никогда ранее этого не делал. И ладно бы он играл одну мелодию, запускающую Ковчег! После восстановления и воскрешения всех, кто сгинул в бездну, Аллен, убедившись, что хоть в этом Тикки ему не врал, и, пытаясь не думать об этом странном Ное, понуро устроился за инструментом, и из-под его рук полилась уже совсем другая мелодия! Не менее грустная, мелодичная, удивительно гармонично откликающаяся на сумрачное настроение юноши. Аллен играл с лёгкостью и отдачей профессионального пианиста, который пришёл в это искусство ведомый своими собственными порывами и желаниями, а не чьими-то наставлениями и понуканиями. Он чувствовал музыку. Ощущал её натянутыми струнами собственной души, вторил ей, повторяя непростые движения пальцев, прощупывая ставшие вдруг такими родными клавиши. Чёрные и белые, послушно издающие те звуки, которых он ждал, ждал с жадностью изголодавшегося без музыки гениального композитора и пианиста. Как будто он вернул себе что-то давно потерянное. Эта музыка казалась ему пугающе родной и близкой, эта колыбельная, что он играл в белой комнате, словно была напета ему кем-то близким и надёжным в далёком, счастливом детстве. У него не было счастливого детства. У него не было никого, кто бы пел ему колыбельные, хотя Мана, бывало, рассказывал тщетно пытающемуся уснуть Уолкеру различные грустные и забавные истории. Но Аллен также никогда даже не прикасался ни к одному клавишному инструменту! Он даже не пел раньше, полагая, что не наделён должным музыкальным слухом. А тут получалось так хорошо и смущающе громко. И Уолкер же, словно и не он сам, наслаждался собственным пением. Наслаждался удивительно полным и ясным голосом, способным, кажется, выразить каждую эмоцию тонкой, льющейся к небу мелодии. Даже сейчас, глядя в окно и пытаясь разглядеть самого себя, он слегка покачивал головой в ритм неизвестной мелодии и едва справлялся с порывом начать напевать в голос. А вчера за обедом его перехватил Лави, отметивший, что Уолкер мурлычет себе под нос, словно довольный кошак, что-то удивительно мелодичное. Юный книжник даже поинтересовался у Аллена, чему тот так радуется, но Уолкер лишь смущённо пробормотал, что сегодня хороший день, и под недоверчивое хмыканье Лави побыстрее удалился из столовой. Однако… Почему партитура в Тимканпи оказалась зашифрована шифром, который когда-то в виде игры придумал он и Мана? Или, может быть, только Мана передал Аллену знания о нём? Уолкер понимал, что был ребёнком, и Мана легко мог бы сам подать ему верные идеи для всех обозначений так незаметно, чтобы ребёнок думал, что и сам участвует в изобретении нового секретного языка. Но всё же получалось, что Мана был некоторым образом связан с Ноями? Связан с Ковчегом? Кросс упомянул при нём лишь, что этот Ковчег был заблокирован Четырнадцатым Ноем, который, в свою очередь, предал Семью Ноя в прошлом поколении. И то он выглядел при этом так, что Аллен понял — никому не стоит знать, откуда юный экзорцист раздобыл эту информацию. Или вообще следует тщательно скрывать свою осведомлённость. Видимо, в истории этого Четырнадцатого Ноя не всё было чисто. Потому что юный экзорцист отчётливо помнил, что Роад говорила, что Ноев, вообще-то, Тринадцать, и в числе Ноев она считала и Тысячелетнего Графа. Ошибки быть не могло. Так почему, откуда об этом шифре знал Мана? Зачем он передал его Аллену? И откуда про это всё знал Мариан Кросс? Аллену очень хотелось хорошенько встряхнуть и расспросить своего Учителя. Но ничего не поделаешь, сейчас тот должен был отчитываться перед таинственным начальством, которого Уолкер у Генералов никогда в глаза не видел. А если учитывать, что он провёл с Кроссом три года… Некоторое время подросток жил здравыми сомнениями: а существует ли и впрямь какая-то организация, на которую работает Кросс и экзорцисты. И если существует, то почему Учитель никогда с ней не связывается? И почему ему никто за это не платит? Вопрос про деньги был особенно актуальным и болезненным в его трудные ученические деньки. Усмехнувшись самому себе и уже наступающему на пятки новому дню, Аллен заспешил прочь, крепко сжимая в руках довольно толстую папку, которую следовало, в идеале, сдать самому Комуи. А если его не будет — Риверу. Миссия на сей раз была слишком серьёзной, а отчёт слишком длинным и требующим много сил от своего составителя, чтобы относиться к этой папке легкомысленно. К тому же Аллен был уверен, что у кого-нибудь на него опять будут планы. Потому что Орден кипел жизнью четыре последних дня, люди сновали из отделения в отделение через открытые и тщательно настроенные Алленом врата. Настройка новых врат это единственное, что Аллен сейчас умел делать с Ковчегом-Который-на-Деле-Портативный-Город. А он был уверен, что функций должно быть гораздо больше. И от того становилось немного страшно при мысли, что у Графа могла оказаться такая мощь, а сейчас, если верить слухам, им удалось не дать Тысячелетнему Графу создать новый полноценный Ковчег. Они лишили его мощного оружия, базы и вообще громадного города. Правда, никто не знает надолго ли. За размышлениями о роли Ковчега в войне Графа и экзорцистов Аллен незаметно для себя добрёл до кабинета Комуи и вполне предсказуемо нашёл его пустым. Ну, если можно назвать пустым кабинет, из которого при открытии двери в коридор начинает вываливаться отчётная макулатура. Пришлось прогуляться немного дальше до пока ещё безопасных лабораторных помещений, в которых как обычно царило большое оживление, кто-то куда-то бегал с документами, кто-то на кого-то ругался, а ещё почему-то помещение заволокла плотная пелена отвратительного дыма. О том, что именно и где перегорело, Аллен спросил бы, если бы встретил здесь хоть кого-то знакомого, но, кажется, в этих помещениях носились лишь недавно прибывшие помощники, их на первых порах не подпускали ни к чему серьёзному, и сейчас одни из них выволакивали пустые вёдра, другие тащили ящики с инструментами и… Аллен, привстал на цыпочки и с удовольствием убеждаясь, что на него не обращают внимания, разглядел взъерошенную шевелюру Ривера в одном из широких арочных проходов. Издав почти победный клич, он кинулся к своей цели, вот только немного не рассчитал и на полном ходу врезался в стальной ящик, опрокидывая и себя, и его со стопки таких же металлических, тщательно запаянных ящиков. Зато Ривер сразу же обратил на него внимание. — Аллен! Что ты здесь… Ты не ушибся? — Отчёт! — выдавил Уолкер, с едва видимым усилием приподнимая нелёгкий ящик левой рукой и, придерживая его правой с другой стороны, водрузил обратно. А затем начал оглядываться вокруг. — Он должен быть где-то здесь. — Да-да, вот он, — пробормотал Ривер, вытирая ладонь о свой давно посеревший халат, пролистывая документы в папке. — Это… Как ты успел? — Я просто сосредоточился на выполнении именно этого дела, — усмехнулся Аллен, услышавший в голосе удивлённого учёного похвалу. — А вот Аллен нам и подойдёт!! — вопль внезапно выскочившего из-за завесы дыма Лави едва не оглушил юношу. Возможно, потому что Лави обнял его со спины и проорал это ему прямо в ухо? — Лави? Что за… — Но Аллен наверняка нуждается в отдыхе… — Ничего подобного, я готов сейчас хоть канал переплывать! — радостно улыбнулся Аллен, понимая, что совсем не против нового поручения, желая убрать этот скепсис из глаз Ривера. — А в чём дело? — Нужно кое-что пронести в Азиатское отделение, — Лави кивнул на стоящие сбоку ящики, один из которых едва не задавил Аллена. — А врата сейчас постоянно заняты. Так пусть Аллен, — неслабое похлопывание по спине, — откроет сейчас свои новые врата, и мы прошмыгнём! Никто ничего и не заметит. Всё равно решения по контролю за пользованием врат Ковчега ещё вынесено не было! — Решение... чего? — Юноша почувствовал себя немного отставшим от жизни. — Скорее всего, будет принято решение о создании особой системы врат Ковчега, Аллен, — пояснил Ривер, принимая бумаги у запыхавшейся девушки, чья одежда была перепачкана, а халат местами обожжён. — Разумеется, с тобой обговорят это отдельно, как с единственным, кто вообще может управлять этим Ковчегом. — Я единственный, кто… — Даже Граф не мог сдвинуть его с места! — вздёрнув нос, пропел Лави так, словно это была его заслуга. — Так что да, ты единственный. — А если я расскажу кому-нибудь об этом языке? — Это не язык, это вот тут! — Лави постучал кулаком по лбу юноши, и тот лишь кисло улыбнулся. — Обрадовали. — Но в самом деле… — не обращая внимания на унылую мину Уолкера, вновь обернулся к учёному Лави, а Ривера в этот момент окружили уже два учёных сразу, немолодых, явно знающих, что им сейчас требуется — полное внимание их начальника. А потом тот только махнул рукой Аллену с Лави и пробормотал что-то о том, что они могут делать что угодно. Улыбка, которая расплылась на лице Лави, явно показала, что у того появилась ровно тысяча идей на счёт того, как именно можно воспользоваться этим разрешением. И Аллен, погрозив ему пальцем, вцепился в первый ящик и понял: он точно не унесёт больше двух. Впрочем, балансируя ими, он мог бы взять три, но их было четыре… — Один ящик я беру себе, — тут же пояснил Лави и с лёгкостью поднял нижний, поселив в душе юного Уолкера сомнения: а все ли они были одинаковы тяжелы? В общем, пришлось ему переться по узким, тёмным коридорам башни до собственной комнаты, балансируя целой горой, на которую Лави косился, то и дело усмехаясь. Впрочем, ученик книжника не собирался молчать и, пока они шли, поведал Уолкеру много, на его взгляд, интересного. Например, о том, что его молот сейчас в ремонте, так же как и катана Канды, от чего последний сейчас ходит ну точь-в-точь как девица в те самые дни. Так же он поведал, что в ящиках находится что-то необходимое вот прямо сейчас Книжнику, который расположился в Китае и не собирался вылезать оттуда ни при каких условиях. А это означало, что именно Лави был на большинстве собраний больших и важных дяденек, представляя книжников. Последнее Лави явно радовало, тот напрямую признавался, что раньше на такие вот важные предприятия Старик его никогда в одиночку не отправлял, не доверял, говорил, что не дорос. Пока Аллен добрался до своей комнаты, он точно уяснил две вещи: Лави, вроде как, получил повышение, долгожданное и более чем заслуженное, и он же может обладать некой очень нужной Аллену информацией о том, например, что говорил на этих собраниях Кросс. И теперь оставалось только заглядывать в этот яркий зелёный глаз, гадая: насколько серьёзен этот парень на самом деле? Сгрузив коробки на полу комнаты, Уолкер вдруг вспомнил о самом главном. — Обед! – воскликнул он, хотя время было скорее для позднего завтрака, и, не терпя возражений Лави, почти в припрыжку помчался в столовую, притормозив только у дверей, и на одном дыхании выпалил Джери: — Мясо! Всё что угодно, но с мясом, пожалуйста, и лучше, чтобы оно было не слишком прожаренное или проваренное… Эм, можно так? Джери с готовностью отозвался названием нескольких блюд, лишь некоторые из которых были знакомы Уолкеру, и тот радостно закивал. — Мясо? Тебе не хватает белков? — тут же вылез рядом стоящий Лави, запыхавшийся от долгого бега по лестницам. — Я просто хочу мяса, — повёл плечами Аллен, не в силах понять, как вообще может быть связанно его желание и нехватка белков. Впрочем, Лави тоже заказал себе один из супов и, усевшись напротив обедающего Аллена, уже привычно начал лениво есть собственную порцию, во все глаза наблюдая за уничтожающим пищу Уолкером. — Никогда не устану наблюдать за этим зрелищем, — произнёс он наконец-то, когда Аллен уткнулся в кружку с ароматным чаем. — Слушай. Ты точно сдавал отчёт, когда я к тебе прибежал? Он должен быть не самым маленьким. — Конечно, я писал его две ночи. — А спал ты когда? Аллен отрицательно махнул рукой, ибо рот его был уже занят сочным беконом. — Когда ты спал последний раз? — Подожди… О… — Аллен хотел было произнести «в Ковчеге», но вспомнил, что об этом лучше не упоминать. Как он мог там спать, если находился вместе с врагом, пусть даже этот враг скрылся с глаз? Враг… Кажется, он едва не покраснел и закусил себе щёку, стараясь ничем не выдать так и просящую вырваться наружу улыбку. На самом деле, вспоминая об этом Ное, он начинал чувствовать себя совсем неоднозначно: смущение, раздражение, обида, некоторая благодарность, хотя, казалось бы, откуда ей там взяться? А ещё он чувствовал тревогу, потому что отлично помнил слова Микка о том, что его вполне могли убить за невыполнение приказа. — С тех пор, как я вернулся с Ковчега, я не спал, — наконец-то нашёл приемлемый ответ Аллен. И получил удовлетворение, увидев, как вытягивается лицо Лави. — Может быть… Ты зомби? Или киборг? Новая версия Комурина, не дай Боже! Подожди, Аллен, тебе точно-точно не пора ещё спать, ребёнок? Ты четыре дня точно на ногах, ещё и работаешь без перерыва, я начинаю понимать беспокойство Ривера! — Я отлично себя чувствую и без сна. То есть, я ведь навещал госпиталь, и, возможно, мне дали там что-то бодрящее, — ложь, конечно, но удачно вписывается в реальность. К тому же Аллену действительно совсем не хотелось спать, энергия била ключом, тело требовало действий. — Ну, если ты уверен, — в голосе Лави всё ещё слышалось сомнение. — Всё в порядке. Я просто, кажется, слишком возбуждён… И не в том смысле, про который ты точно подумаешь! — Аллен всё больше для проформы легонько треснул Лави пустой тарелкой, вскакивая на ноги. И обернулся к нему, ослепительно улыбаясь. — Я просто очень рад… Что мы все живы, Лави. Юный книжник прикрыл глаза, улыбнулся кончиками губ и кивнул, принимая подобное объяснение.* Возвращение в комнату не заняло слишком много времени. Врата открылись удивительно легко и уже привычно. Аллен мимоходом подумал, что вполне сможет сделать индивидуальные врата, которые можно будет открывать из управления… Или они должны будут быть двухсторонними? Вообще-то ему действительно было интересно, что там придумают с устройством врат, и не терпелось снова взяться за работу. Наверное, именно это и называют задором юности, молодостью, когда всё по плечу, и спать ночью кажется расточительным. Ведь столько ещё не сделано! За вратами их уже ждало Азиатское отделение и Книжник, который, вместо того чтобы приняться за работу, сложил принесённые ящики в угол, поблагодарил парней за быструю доставку. И затем отправил не успевшего разомлеть от неожиданной похвалы Лави разбирать ящики, сам же предлагая Аллену немного отдохнуть здесь, в этом отделении, потому что, по его данным, до завтра для него работы не будет. А утром надо будет обратно перетащить и ящики, и их с Лави в Центральное Отделение. А врата, которые были постоянно открыты и всего в одну сторону, сейчас тщательно изучались, осматривались... Это при том, что на их открытие Аллен потратил два дня. По неведомой Аллену причине врата в Азиатское отделение открылись из Ковчега с лёгкостью, а вот за врата до Башни пришлось бороться. Неудивительно, что теперь там собрались все, пытаясь понять их устройство, и Книжник катастрофически не успевал разобраться с делами из-за этих очередей и толкучки. — Ох, но… тогда я просто не знаю, чем мне заняться, — расстроено протянул Аллен, совершенно не желающий ложиться спать или заниматься чем-то ещё более скучным. — Если ты не против, то почему бы тебе не отправиться в тренировочный зал и не потренироваться с твоей обновленной чистой силой? — резонно предложил Книжник, — Я знаю, что ты не совсем понимаешь её сейчас, и вполне возможно, что это из-за отсутствия практики. И если ты не против, я бы хотел понаблюдать за этим, всё же твоя чистая сила повела себя не совсем типично. — Я буду только «за», — заметил Аллен, не обращая внимания на протестующее мычание Лави, которого они с «наглым Пандой» собирались бросить один на один с работой. В его голове уже созрел неплохой план; Аллен отлично помнил, что в рукопашном бою, старому Книжнику в Ордене, пожалуй, не было равных, и он уже готов был прыгать от накатывающего энтузиазма. — Но только если вы согласитесь помочь мне в тренировках!! Книжник согласно кивнул, Лави зарычал, начиная мученически биться головой о тёмную поверхность принесённого ящика, а Аллен уже выскочил за дверь, однако тут же притормаживая. — Стоп! А где здесь тренировочный зал? *В этом предложении нет опечатки. Оно просто написано с точки зрения всевидящего автора.