Покров Шута.

— И кто ты такой? Его голос был живым и громким, слишком громким для окружающей его тишины. И стоящий перед ним парень лишь улыбнулся в ответ. Он не знал, откуда он это знает, потому что лицо парня было практически полностью скрыто этой тёмно-серой тряпкой, в которую тот был закутан с ног до головы, но он точно знал, что парень улыбается. — Это мой сон, не так ли? — Это твой сон, — кивнул парень. И этот новый вступивший в игру голос был куда звонче и легче. Певучий — вот как можно было его назвать. — Тогда что ты здесь делаешь? — спросил хозяин сна. Подозрительный гость с лёгким шорохом отошёл в дальний угол комнаты, перемещался он при этом словно летящее приведение: полы его одеяний волнами спадали с локтей и спины, волочились по полу, а двигался он чересчур гладко и легко. Будто всю жизнь провёл в диковинном танце. — Или всё же я привидение, — отозвался гость. — Эй! Ты читаешь мои мысли! — возмутился юноша. — Возможно, — пожал плечами гость. Слишком легко он согласился с обвинениями, и от того стало ещё обиднее. Что за странный сон, в самом деле? — И зачем ты здесь? — Любоваться, — парень в своих многослойных одеждах склонил голову на бок, от чего глубокий капюшон полностью закрыл не только глаза, но теперь ещё и нос. И каким образом этот тип здесь любуется? — Я отлично всё вижу. — И продолжаешь читать мои мысли! — Юноша скривился, вскакивая на ноги и оглядываясь по сторонам. — Чем тут можно любоваться? Пространство сна на сей раз и впрямь не поражало воображение ни красками, ни масштабом, ни оригинальностью. Это была комната. Тёмная комната, освящённая парой оплывших свечей с неправдоподобно однородными и стойкими язычками пламени. У стены большая пышная кровать, у другой стены пузатый комод. Так что богатством мебели эта комната тоже отличиться не могла. А ещё здесь не было окон. И, если юноша правильно сумел вглядеться в тёмные стены, двери тоже не было. Как будто его принуждали беседовать с этим гостем. — Всё не так… — едва выдохнул парень, качая опущенной головой. Но лишь через мгновение же вновь вскинул подбородок и посмотрел сквозь капюшон в глаза юного хозяина сна. — Тобой, — всего одно слово, но столько реально ощутимой силы, что юноша вздрогнул и впервые подумал, что надо бы проснуться. Впрочем, мысли о пробуждении пролетели где-то на задворках сознания, напоминая, что его ещё и никто будить не будет. Потому что он до этого трое суток снова не спал. Да и когда лёг, всё ещё не хотел. Но на сей раз уснул сам без снотворного. Но всё это было несколько призрачным, несущественным и почти нереальным. — Что мной? — не понял юноша, подавляя желание начать нервно расхаживать по комнате. — Любуюсь. — Любуетесь мной? — сила, которая обрушилась на него с прошлым всего одним словом, вынуждала бояться. Отступать, хотя бы на словах, пригибаться к полу. Гость приподнял ладонь и провёл ею, словно отрицая что-то. — Тебе не стоит меня бояться. Разве я могу причинить тебе вред? Я могу лишь желать помочь. — Мне не нужна ничья помощь! — раздражение всколыхнулось внутри — Я знаю… — гость почтительно склонил голову, и его сила, не угрожающая, но давящая, опасная, возможно, вражеская, отступила так же. — Это удивительно, разве нет? — куда-то в пол спросил этот закутанный в тряпки парень. — Удивительно что? — он уже устал от этого. Или он устал от чего-то другого? От этих тёмных стен без малейшей лазейки, может быть? Здесь не очень-то уютно. Но если он хозяин этого сна, то почему бы не придумать что-то другое? Когда ты осознаёшь, что сон это сон, то хотя бы сменить свое местоположение или, что ещё лучше, проснуться ты можешь. Например, крепко накрепко смежить веки во сне и, прощупывая связь с реальностью, распахнуть их и здесь, и в реальном мире. Правда, это обычно немного больно. Но, может быть, боль как раз и есть залог пробуждения? — Ты удивителен. Кажется, не прошло и мгновения, пока он обдумывал возможности пробуждения или смены декораций. — Уникален, — продолжал в это время гость. — Даже не думал, что мне так повезёт, и я получу такой дар. — Я не дар! Гость отступил на шаг, вновь приподнимая ладони на сей раз в заградительном жесте. — Прости. Я имел в виду дар наблюдать тебя. Видеть такое чудо, как ты, вблизи, касаться, понимать, изучать, впитывать. Это удивительно. — А я не люблю, когда меня рассматривают! Мне претит лишнее внимание! — Ну, в таком случае мне и впрямь лучше покинуть тебя на какое-то время. Благодарю. Когда Аллен наконец-то обнаружил себя в сбитых простынях на собственной кровати в собственной комнате, он первым делом вспомнил последние слова из яркого сна. Яркого сна, после которого тоже что-то снилось. Он проснулся далеко не сразу, но запомнил только эту беседу. Дословно запомнил. Холодок пробежался по спине, но, возможно, это был всего лишь сквозняк из приоткрывшегося окна. Всё же на улице далеко не лето, не стоило так легкомысленно относиться к сквознякам. Кое-как выпутавшись из одеяла, Аллен босыми ногами по ледяному полу допрыгал до окошка, захлопнул его, провернул шпингалет и, только прыгнув вновь в свою уютную, прогретую постельку, понял, что спать-то, собственно, больше и не хочет. Совсем не хочет. А за окном пасмурная, неопределённая погода, по которой определить время решительно невозможно. Время помогает определить только его желудок, подсказывая: пора перекусить! А потому уже с большим энтузиазмом вскочив на ноги и быстро напялив на себя штаны да сапоги, Уолкер небрежно набросил на себя рубашку и пошёл в сторону ближайшего туалета, надеясь, что умывание лица поможет ему проснуться не хуже холодного душа и одновременно продумывая, что теперь с ним будет дальше. Эти три дня он был занят. Эти три дня он отвечал на вопросы, экспериментировал, пытался настроить ручное управление открытия врат в управлениях, вносил свои поправки, перепирался, спорил, ломал свой мозг, бегал по управлениям в панике от того, что заблудился и… Ни разу не вспоминал о Тикки — понял Аллен, взглянув в зеркало на собственное взлохмаченное отражение. И решил, что вспоминать и не стоило, потому что лицо сразу же приняло измученное, страдальческое выражение. Но пришлось идти есть таким, какой есть. — Доброго утра, Аллен! — поприветствовала его Линали уже у входа в столовую. — Ты сегодня припозднился. — До этого работал в убойных темпах, — улыбка привычно явила себя в самый подходящий момент. — Тебе хорошо бы отдохнуть… — Ли воровато оглянулась по сторонам и затем, приблизившись к Аллену, почти шёпотом продолжила, — ты это, как поешь, к начальству не спеши. Я выбила для тебя сегодня выходной, выберемся в город, пройдёмся по магазинам. До самого Рождества нас, скорее всего, больше не отпустят. — Всё так серьёзно? — уточнил Аллен, пытаясь сообразить, где там приближающееся Рождество, какое сегодня число и какой всё-таки месяц. — Да. Приехал уже директор с инспектором. Я его и раньше видела, он, вроде как, останется даже в Ордене. Рувелье, возможно, тоже. — Уголки губ Линали опустились, а глаза закрылись на пару мгновений. — Так что сегодня нам лучше, пока они не видят и не слышат, сходить в город. Лави, к сожалению, не отпускают, потому что он сильно занят по делам Книжника, Юу уже ушёл куда-то один, хотя он и так целыми днями пропадает, я спокойна только от того, что вчера ему вручили восстановленный Муген. Мари, Кроули и Миранда, кстати, тоже попозже отправятся в город, после обеда. — О! — только и выдал Аллен, удивлённо хлопая глазами. — Значит, сегодня общий выходной. — Прибывают другие группы учёных, они какой-то проект будут вести в Башне, у нас, видите ли, условия лучше. Так что сегодня им точно не до экзорцистов. Братик так и сказал, что отправляет нас всех на выходной и тебя в том числе. Не беспокойся, если кому-то потом перепадёт за эту выходку, то только ему. — Я подставляю Комуи? — не то чтобы Аллен никогда не желал хоть как-нибудь отомстить Смотрителю за тех же Комуринов, но сейчас-то речь шла о серьёзном. — Ну, на самом деле он как бы говорил, что за тебя сейчас отвечает Говард Линк, я думаю, ты его уже видел, молодой ещё инспектор. И, вроде как, он с ним уладил этот вопрос до того момента, пока ты не будешь передан под его присмотр. — Присмотр? — дело нравилось Аллену всё меньше. — Ага. И Комуи сказал, что лучше тебе выходить пораньше, пока ты не столкнулся со своим будущим… надсмотрщиком. — Так может мне и в столовую лучше не заходить? — неловко пройдясь пальцами по волосам, всё ещё взъерошенным и немного сырым от воды, попавшей на них во время интенсивного умывания, поинтересовался Аллен. Линали замерла, задумавшись. Покосилась в сторону заветной двери, потом вновь окинула Аллена взглядом. — Хорошо. Тогда через десять минут встречаемся у канала. Аллен кивнул. Он всё ещё был голоден, но он так же ценил те усилия, которые наверняка пришлось приложить Комуи, для того чтобы выкроить этот выходной для экзорцистов и особенно для Аллена. Впрочем, Уолкер не совсем понимал, почему на него обратили столько внимания. Кажется, это было связанно напрямую с Четырнадцатым Ноем. И вот тут начинался настоящий кордебалет. Четырнадцатый Ной, как оказалось, - об этом знали в Ватикане, но среди Ордена эта информация не распространяется — был Ноем-отступником. Предавшим и с какого-то фигового дерева решившим уничтожить Семью Ноя. И, вроде бы, у него это даже частично получилось, кого-то он убил. А потом и сам был убит. Как звали этого героя, никто не знал… Ну, кроме Мариана Кросса, разве что, но тот никому никогда этого не говорил. (Кросс в этой истории вообще был самой подозрительной фигурой, подозрительней даже этого Ноя-предателя). Но было известно кое-что о Четырнадцатом. Первое: то, что он был знаком и даже дружил в своё время с совсем молодым ещё Учителем Уолкера. И, соответственно, с Кросса за это и шёл большой спрос. Второе: Четырнадцатый был братом некоего Маны Уолкера — вполне себе человека. Это не было странным, ведь Нои пробуждались и в обычных людях, но странным было то, что обычно после пробуждения они не признавали кровных связей. А Четырнадцатый был привязан к брату. Мана исчез сразу после того, как произошло покушение на Семью. Соответственно, ни одной из сторон так и не удалось найти его. Кросс утверждал, что он так же не знал его местоположения. И что случайно перехватил информацию, когда занимался поиском Ковчега (Аллен подтверждал возможность всех этих слов, про себя повторяя, что если заметут Учителя, то достанется и ему). Согласно версии Кросса, он настиг постоянно перемещающегося Ману уже после смерти и как-то не подумал даже узнать, мог ли знать что-то мальчишка, который путешествовал с ним. Не взял он в расчёт Аллена. И уже Кросс думал отправиться дальше, как этот самый мальчишка призвал и сам же уничтожил акума. Ситуация изменилась. Аллен засветился перед Графом. Причём засветился в довольно личном деле - это ж надо было оказаться ребёнком, привязанным к дорогому брату их предателя-Четырнадцатого! Это было плохо для него как для будущего экзорциста. Отпускать его одного или с кем-то в Орден было опасно, а сам Кросс не поддерживал с ними контакты, чтобы лишний раз себя не засветить. У него, видите ли, и так год ушёл на то, чтобы более менее оторваться от всех хвостов. Всё же в Семье Ноя знали о странном друге Четырнадцатого. Так что он взял мальчика себе в ученики. Генерал он или кто? Право такое есть, значит им можно воспользоваться. А когда совсем подошёл к разгадке местоположения и проникновения на Ковчег, Аллен был уже достаточно большим и подготовленным мальчиком, чтобы отправиться в Орден стать экзорцистом и наконец-то в открытую вступить в войну. К тому же Кросс полагал, что Граф за четыре года мог немного и подзабыть об Уолкере. Что касалось шифра, так о нём Кросс тоже узнал случайно. То есть увидел, как Аллен пишет этими чёрточками, узнал в них шифр Четырнадцатого и узнал у ученика, что этот шифр ему открыл Мана. Кросс тогда не знал, была ли это передача Права Исполнителя или просто мальчика научили языку, но подозрения, что Четырнадцатый мог доверить ключ от Ковчега своему брату, зарождались и раньше. А о том, что партитура спрятана в големе, Кросс знал всегда. Потому что, видите ли, стащил её сам. Но партитура ничто без Права. Она подобна толчку, который поможет взаимодействовать с Ковчегом даже в критической ситуации, когда Исполнитель ничего не знает и не имеет, кроме этого Права, ни-че-го. В итоге Аллен сам запутался, где правда, а где ложь. Но он отлично помнил, что, к примеру, Кросс на самом деле следил за Маной ещё тогда, когда тот был жив и они с Алленом не начали своё путешествие. Так что наткнуться на него случайно Учитель не мог. Он следил за ним давно. А ещё Аллен не был уверен в том, что Кросс действительно не знал, где находится Ковчег. А ещё Аллен не верил, что Кросс таскал с собой ученика только для того, чтобы защитить того от Графа… Хотя, в этом что-то было. Или же Генерал сумел запудрить мозги даже ему. Ситуация выходила подозрительная. Кросса, вроде бы как, снова, по-старому начинали подозревать в сговоре с этим самым Четырнадцатым, вроде как, были какие-то люди, которые выполняют и сейчас некий его план, и что Учитель делает то же самое, и что Аллена он тоже вовлёк в это, или Аллен был вовлечён с самого начала. Громкий ужас! Даже громогласный, учитывая, что у очень многих представителей начальства был неприятный, мощный голос. Аллен предпочитал не сильно вникать во всё это и потому просто занимался своей работой: отладкой новой системы врат Ковчега. Как оказалось, настроить её так, чтобы она работала удобно и эффективно, не так-то просто. Всё началось с того, что Орден должен был сам уметь открывать и закрывать врата, а максимум, что мог сделать Аллен вначале, это установить постоянные врата, зафиксировать их и открывать закрывать из комнаты управления. Комната же управления вместе с привинченным намертво к полу фортепиано слушала только Аллена Уолкера и никого больше. Но Аллен не мог сутками сидеть в Ордене, открывая и закрывая врата, когда это необходимо. В итоге пришлось потратить немалое время на создание совсем других, но похоже предусмотренных программой самостоятельных, главных врат. Такие врата могли иметь свой собственный пульт управления, который позволял открывать и закрывать их когда угодно. Программа, впрочем, была не то чтобы предусмотрена… Ковчег подозрительно часто, можно сказать, постоянно ссылался на некие архивы, которых не было! Не было вообще, хотя по данным некоторые из них были восстановлены вместе с Ковчегом, но через какие-то мгновения рухнули. Так что Аллен не знал, откуда, как и почему он знает всё это, но надеялся, что это всё Право Исполнителя. А потом подкралась новая проблема: организация всей этой гигантской системы. В идеале Ордену необходимо было иметь врата во всех местах света, по крайней мере там, где есть их люди. А таких мест было больше пары сотен точно. И при этом кодировать под каждое место определенные двери в Ковчеге не имело смысла. Ведь в управлении могли управлять лишь главными вратами, ведущими в Ковчег. А все эти врата опять должен был вручную открывать Аллен Уолкер из комнаты управления. Сколько бы учёные не бились над Ковчегом, они довольно быстро сообразили, что дело это скользкое, гнилое и недоброе. Да и Ковчегу, похоже, данное копошение не нравилось, и пару раз он уже забросил нескольких особенно назойливых гостей в пару труднодоступных мест. Благо Аллен вовремя заметил небольшую сноску внизу центрального экрана, иначе всё могло бы закончиться трагично. Ковчег называл это «системой безопасности» и «защитой жизненно важных и коммуникационных систем от несанкционированного вторжения» Чем больше он изучал Ковчег со своего руководящего места, тем больше убеждался в ощущении, что тот вроде как живой. Ну или, по крайней мере, имеет собственный характер. И от того противный холодок пробегал по позвоночнику, вызванный осознанием: Граф хотел убить, списать это великое творение. И Граф же его создал. К тому же с самим Ковчегом тоже не всё было в порядке. Судя по всему, не смотря на восстановление, в нём восстановилось далеко не всё что было. Это было подозрительно, Аллен считал что всё, что свернулось, должно было развернуться и восстановиться обратно. Но, похоже, восстановилась лишь пустая оболочка и все живые люди, вокруг было немало пустых, но ранее явно активно используемых комнат, помещений, да целых улиц с подозрительной архитектурой и обрывками уничтоженных систем. С другой стороны, присутствовали и сигналы о том, что кое-что восстановлено всё же было, но вскоре после этого само по себе по неопределённым причинам разрушилось. И речь шла не только о рухнувших архивах. Ковчег, когда Аллен пытался вызвать информацию о подобных комнатах, отзывался лишь столбцом непонятных символов, которые, возможно, и не имели смысла. Учёные Ордена предположили, что подобные объекты в Ковчеге нуждались в дополнительной поддержке, которая Алленом оказана не была. И Аллену казалось, что ещё немного, и он свихнётся. Управление Ковчегом было совсем не простым. По крайней мере, игра на фортепиано помогла ему только в случае экстренного восстановления Ковчега. Секретный код разблокировки и возвращения к состоянию до блокирования. И это он пока касался только перемещения между помещениями и установки врат. К тому же, кажется, это Право Исполнителя выгодно отличало его от других смертных, и иногда Аллену начинало казаться, что он слишком часто действует на оголённых инстинктах и получает как раз то, что нужно. Какой гениальный ум создавал это? И мог ли когда-нибудь Аллен подумать прежде, что будет почти восхищаться работой Графа и его семьи Ноя? Впрочем, вспоминая акума, Аллен опасался также и того, что, возможно, в создании этого Ковчега тоже кроется какая-то страшная тайна. Если для создания одного акума, который, в общем-то, ничего из себя не представлял особенного по сравнению с Ковчегом, уходила целая душа, то что же ушло сырьём на Ковчег? Он старался не думать об этом. После некоторых экспериментов и лёгкого проектирования Аллен наконец-то сообразил кое-что новое: объединение Главных врат, что устанавливались в Управлении с ему подконтрольными, можно было провернуть с помощью синхронного открытия ещё других врат, которые можно было вплести в связку. Выходило прочно и довольно эффективно. Благодаря этим третьим вратам, можно было настроить режим защиты, в настройках которых Аллен запутался окончательно и изрисовал всю комнату управления чёрным мелком. Оказалось, что пианино стоит для отдачи закодированных уже команд, а вот для создания новых… приходилось чертить на полу, на специальном, открывающемся поле, огромные странные символы напоминающие пентаграммы, руны и что-то ещё очень древнее. Значение некоторых давалось самим Ковчегом, значение других нужно было узнавать из архивов. Но Аллен знал и так. И пока решил отложить эти изыски на более позднее время. К тому же Ривер как раз спохватился, что Уолкер не спал новые пять суток, и ему пора бы уже отдохнуть. Всё же основную задачу Аллен выполнил, а обеспечивать безопасность открытия врат можно было и с помощью передаваемого пароля хотя бы. Так от белого фортепиано Аллена отогнали и послали спать, отдыхать. А Аллен совсем не чувствовал себя уставшим. Более того — он увлёкся. И не терпелось добить установку врат до по-настоящему приличного состояния. К тому же были и непредвиденные даже этой схемы проблемы. Например, больше одних главных врат в центральное отделение открывать одновременно не удавалось почему-то. Да и те словно давали сбой, каждый раз задерживая открытие на несколько минут. Или это что-то не то было с Центральным Отделением? В остальные отделения главных врат можно было становить хоть сколько. А тут — нет. Подозрительно. И на случай эвакуации не пойдёт, всего один выход получится. При этом Аллен сам так же не мог открыть собственные врата, если были открыты эти главные. И с трудом устанавливал их, если они были в закрытом состоянии. Вот это уже и впрямь напрягало. С другой стороны, ему явно дали понять, что несанкционированное использование врат нежелательно, особенно с его, такой подозрительной стороны. Со стороны, которая напрямую связана с Марианом Кроссом. Аллен начал действительно понимать, почему его Учитель не любил этот Орден, Ватикан и прочих... Если он и хоть на какую-то часть и впрямь для них собирал информацию прямо из рук Ноя, а после был обвинён в предательстве… Эти три дня Аллен успел многое сделать и обдумать. И пока его никто не прижимал, юноша вполне мог воспользоваться внезапно всплывшим на горизонте выходным.