Покров Шута.

Тикки Микк чувствовал себя пьяным. Безобразно, безгранично, безбожно и вообще… полностью пьяным. И это было вдвойне странно, учитывая, что спиртного он не принимал ни капли последние… Очень давно уже. Очень-очень давно. Кажется, целую вечность от того момента, когда он встретил своего Малыша в Ковчеге, с того момента, как Малыш его принял, и до сегодняшнего дня. Казалось, что с момента их нового расставания тоже прошло немало времени. Гораздо больше положенных восемнадцати часов. А ведь уже наступает на пятки новый день. Значит, они встретились вчера. А он до сих пор, как идиот, не может сдержать улыбки, мнёт, так и не зажигая и не донося до рта, сигареты и гуляет по сонному пригороду. Город в это время порой до безобразия мерзок. Впрочем, наверное, сегодня Тикки не смог бы подумать о нём плохо. Он вообще толком не мог думать. Он не соврал Аллену про свои переживания. Ни разу не соврал. Разве что умолчал кое о чём, опасаясь показаться совсем ненормальным: это же надо было влюбиться в однажды встреченного мальчишку и потом целый год им грезить лишь для того, что бы встретить вновь в плаще экзорциста! В плаще с серебром, который тот, хитро улыбаясь, демонстративно поставил на кон. Будто красуясь, будто говоря: привет, видишь, до чего я дожил, я уже не тот безродный бродяжка! А Тикки был в ужасе. Потому что мальчик стал его врагом. Потому что мальчик был экзорцистом, а значит, мог умереть в любое мгновение. Потому что Малыш казался счастливым и довольным настоящей своей жизнью — жизнью без Тикки Микка. А ещё он просто фантастически мухлевал в картах. Не будь этого плаща на его плечах, Тикки, не задумываясь, продолжил бы путь с мальчиком, попытался бы назначить встречу, вообще забрал к себе, в свою компанию. Потому что он осознал, что это судьба. Что не зря они встретились снова, это должно значить хоть что-то! Что ж, это и впрямь была судьба. Но Тикки отступил. Теперь уже из-за плаща экзорциста, так же, как когда-то он отступил от идеи приютить этого мальчишку, когда тот откровенно восхищался своим Учителем и его делом, не понимая, в чём именно оно заключается. Причины были разными, но все они сводились к экзорцистам. А судьба пошла дальше. Тикки Микку приказали его убить. Убить его Малыша, уничтожить, как опасного врага, как человека, что мог знать то, что знать не дозволенно. И Тикки Микк, уже убивший немало других экзорцистов, погрузившийся в свою тьму и совсем позабывший об этом ребёнке, почему-то его узнал. Узнал, взглянул в это отчаянное лицо и… Разозлился. Это была вполне естественная ярость на судьбу, что так неудачно их сводит, на собственные желания и навязчивые идеи, на боль, которую вызывал упрямый взгляд затуманенных болью и горечью глаз, — Малыш его не узнавал. Не узнавал, тогда как Тикки Микк, даже будучи в самом тёмном своём обличии, продолжал беситься при одном его виде и требовать, чтобы этот мальчик был с ним. Это бесило. И самым простым решением тогда было лишить маленького экзорциста его чистой силы. И он собственными руками причинил ему боль, обещая себе, что таким образом лишь ограждает его от боли куда большей. Неточный приказ Графа, вызванный почти смешным замечанием усталого Тикки Микка, спас положение. Но ведь не было никаких причин надеяться на то, что ему и дальше так будет везти! А потом… почему он не забрал мальчика с собой, хотя отчаянно желал этого, зачем сделал всё, чтобы его нашли свои же? Почему оставил там? Может быть, потому что юноша так удивительно знакомо ответил на его поцелуй как раз перед тем, как потерять сознание? Или потому что тащить Уолкера ему было некуда? Как бы Ной не изворачивался, но у него не было способности переноситься в пространстве со скоростью света или звука, не было и врат-порталов. У него был только жёсткий график от Тысячелетнего Графа, у которого всё было расписано по минутам, и Тикки как раз должен был срочно отправляться к новому месту встречи для новых уже указаний. А потому он оставил Аллена экзорцистам, надеясь, что они ему помогут. Надеясь, что теперь юноша больше не будет экзорцистом. Что сам Ной сумеет ещё его найти. А потом он сорвался при Графе, и тот приказал убить Аллена. Много чего было. Слишком много для него одного, и это было прекрасно. Ему больше не нужно было неясное волнение бродяжничества и шутливая поддержка его друзей. Он с удивлением ощущал, что гораздо больше обеим его сторонам нравятся эти бури, нравится хорошее окончание этих бурь. И ему было сыто и хорошо. Это было гораздо сильнее и хуже, нежели алкоголь, отсюда этот дурацкий страх возвращаться в Ковчег. Но возвращаться было необходимо. Он больше не мог позволить себе оставаться в стороне от Семьи. Если там уже идут серьёзные беседы, о которых он ни слухом ни духом, - это уже очень большой повод для беспокойства. Если Аллену будет грозить опасность, он может об этом даже не узнать. Граф вряд ли пожелает опять сообщить Тикки о таком заранее. Несмотря даже на то, что прошлый раз он сам, вроде бы, даже не пытался сорвать планы по убийству Аллена с помощью акума. С другой стороны, он не сумел убить Уолкера в Ковчеге. Но оправдание здесь было более чем правдоподобное: до этого Аллен сумел атаковать его тёмную сущность, и вполне допустимо, что на некоторое время Ной мог слегка свихнуться и думать лишь о собственной безопасности. То есть пришиб других экзорцистов, не сумел справиться с Алленом первыми ударами и затаился. А потом ещё Ковчег заблокирован оказался, это тоже могло сбить его с толку. В общем, всё было не так уж плохо. Кроме того, что Тикки был безобразно рад одним только поцелуям с этим самым Алленом Уолкером и не желал ни в каком виде нести эту радость в Ковчег. Было удивительно, что Аллен не стал забивать голову вопросами как, почему, зачем и за что, а принял его объятия и объяснения. Это было практически нереально. Но почему-то именно так и сложилось. И теперь Тикки уже меньше, чем прежде, но переживал, что мальчишка, вернувшись в Орден, всё же задумается и начнёт ломать себе голову на тему того, что он делает, целуясь с Ноем. Впрочем, Малыш был скорее деятелем, нежели мыслителем. Ещё в их первую встречу Тикки понял, что мальчик пережил немало плохого, и если бы имел привычку занимать самокопанием, самоедством и самоанализом, то либо прилично озлобился бы, либо сошёл с ума, либо погрузился бы в непреодолимую депрессию и вряд ли вообще дожил бы до их встречи. В общем… Тикки считал, что Уолкер не сильно изменился, если после Ковчега встретил его не так уж плохо и только кивнул на слова Тикки, что тот ещё навестит его. Кивнул и выразил надежду на то, что не пожалеет об этом. Тикки был готов отдать всё что угодно, кроме самого Аллена и возможности добиться его благосклонности, только для того, чтобы ожидания Малыша были оправданы. И чтобы у них получилось хоть что-нибудь. Хоть что-нибудь, о чём они не будут вспоминать с горечью. Может быть, у них впереди был длинный путь. А путь Тикки лежал к ближайшему экипажу и до самого поместья Шерила Камелота. Не основного поместья, в этом пригородном они не жили. Здесь проводились лишь кое-какие собрания только для посвящённых, этакий закрытый клуб. Но там же были врата в Ковчег, и их легко мог открыть любой Ной. Стоило позже так же уточнить, где их врата ещё установлены. Так, на будущее. В итоге путь затянулся до самого вечера, и уже выспавшийся и потерявший свой благоприятный настрой Тикки, не так радужно и светло глядящий на свою жизнь, некоторое время мялся перед вратами, думая о том, что вот так без предупреждения и спроса идти в Ковчег несколько неудобно. Странно, он настолько не привык заявляться к Графу сам без вызова, что уже не помнил, когда такое было! Да и не было такого. Его обычно силком нельзя было затащить в Семью. Не будет ли это слишком подозрительно? Он подошёл к стене, в которой были врата, и замер с поднесенной к ним ладонью. Стоит дотронуться пальцами, и Ковчег распахнётся. Должен распахнуться. Перед любым Ноем. А что если он — исключение? Что если его нет в списке, его не ждут и вообще не доверяют и не собираются туда пускать? Он ведь ни разу не открывал врата сам! Паранойя. Тикки впервые беспокоился, что Граф может вычеркнуть его из списка Семьи, в то время как раньше мечтал, чтобы это случилась, веря, что тогда он сможет затолкать тёмную сторону подальше и, может быть, через года, постепенно отвыкая, забыть о её существовании. Идиот. Как же он был тогда наивен. Сейчас он точно знал, что тёмную сторону нельзя отбросить. Но можно найти что-то, что равно заинтригует обе. А значит… — Тикки, а что ты здесь делаешь? Он едва не подпрыгнул, резко разворачиваясь на звонкий голос запыхавшейся Роад. Очень милой, стоит признать, Роад, в нарядном коротком пальто и смешной рогатой шапочке. Видно, среди людей необходимо было показать, что о здоровье девочки заботятся и одевают согласно погодным условиям. Впрочем, на улице и впрямь была температура ниже нуля. — Я? Да… — он даже забыл слова от неожиданного возникновения подобной компании. — Тоже в Ковчег? — словно он каждый день туда ходил, легко спросила девочка, потянувшись к стене и открывая врата. — Хорошо, что ты тут задумался, я надеялась тебя нагнать и пойти вместе. — Хорошо, — вполне искренняя улыбка. — Милли! — громко прокричала девочка, обернувшись, и кинула стянутую шапочку в руки выглянувшей и покорно выдавшей «да, госпожа» служанке. Определить, акума это или нет, Тикки не смог. А ведь Нои как-то это умели! Снова стало тошно от неполноценности этих способностей. — Не забудь предупредить мистера Бёрнера, хорошо? Папочка будет недоволен, если что-то пойдёт не так. И толкнула Тикки во врата, прямо на залитую солнцем огромную площадь. Он даже растерялся в первое мгновение, понимая, что никогда не был в этом секторе и не видел город с этой стороны, и даже позволил себе изумлённо оглядываться по сторонам. — А ты сегодня прилично выглядишь! — подколола его Роад. Ну да, хоть и лохмат, но зато без очков и старых тряпок вместо одежды. — Боялся встретиться с Шерилом. Ну, не говорить же, что возвратиться к совершенно светлому образу он не мог? Слишком уж нервничал, разве что волосы вон лохмами повесил, но и те скрыл под капюшоном, опасаясь, что его обнаружит кто-либо, и уже третьи сутки бродил по городу в поиске экзорцистов. И обнаружил своего Малыша, почти под ручку выходящего из ресторана с какой-то девицей! Несколько часов тщательной слежки ушло на то, чтобы успокоиться, и только тогда он был уже уверен, что не кинется при первом случае на Малыша с обвинениями. Он убедил себя, что Малыш просто гуляет со своей коллегой, что им выходной дают в один день, решил приблизиться. И оказалось, что Аллену уже снова пора на встречу с этой Линали. Тикки готов был волосы повыдёргивать этой девчонке. Волосы, только волосы, это друг Аллена (слово подруга лучше не употреблять), и выдёргивать почки, печень и сердце нельзя! Он был занят и взвинчен. А вот теперь ещё и паниковал без повода, что было для него странно вдвойне. Роад в это время щебетала о делах Шерила и собственных скучных продвижениях в человеческой жизни. Похоже, Граф отослал её подальше, потому что был слишком занят работами по восстановлению Ковчега. — Кстати, башню центральную они уже восстановили! Тикки задрал голову и убедился, что да, башня целая и невредимая. Только Тикки не помнил, чтобы у неё была такая странная верхушка в форме раскрывшегося цветка. — Значит, Шерил в Ковчеге не бывает? — Ну почему, заглядывает время от времени, но да, сейчас почти не бывает. Узы вон тоже были выдворены, но позавчера прорвались. И сразу же умудрились на что-то нарваться. Точно не знаю, но, кажется, на нового пробудившегося Ноя. А я даже не знаю, кто это! — Почувствуй себя на моём месте. — Да тебе это даже неинтересно! — Конечно, учитывая, что каждый новый Ной это новая для меня тайна и интрига за спиной. — Тикки машинально провёл рукой по карману, вспоминая, что сигареты закончились ещё позавчера, а купить новые он так и не удосужился. — Ворчал бы поменьше да побольше слушал, интриг было бы поменьше. Роад прошмыгнула в невысокую дверцу, проходя в которую Тикки пришлось нагнуться, проскакала вверх по лестнице и вывела их уже на одну из самых верхних площадок башни. — Здоровский вид здесь! — прыткая девочка уже перевешивалась через перила открытого балкончика, а через мгновение поспешила в сторону не замеченной до этого Тикки двери. — Но ладно, посмотрим, что там с Графом. И закричала во всё горло: — Господин Граф, давайте вылезайте из работы!! Нечего так долго засиживаться, геморрой заработаете! «Геморрой?» — Тикки едва удержаться, от того чтобы не рассмеяться. А Роад продолжала: — Господин Граф. Мы же не в прядки играем, идите сюда, кыс-кыс-кыс! Или как вас там звать-то? Новый Ной пробудился? Экзорцисты атакуют? Сердце уже здесь! — Последнее нельзя, у меня инфаркт может случиться!! А в итоге инфаркт чуть не случился у Тикки, из-за спины которого внезапно донёсся этот голос. — О! — Граф тоже заметил незапланированного гостя и прямо таки замер с повисшей на его шее Роад. — Тикки, какой приятный сюрприз… — Какая постная мина… — Это было слишком неожиданно, я не успел сообразить, что это ты, а не морок, наведённый моим собственным истосковавшимся по тебе сознанием!! — и Тысячелетний, как был с Мечтой на шее, кинулся обнимать Тикки. И тому пришлось это терпеть, потому что отбиться или пройти сквозь Графа было невозможно. Он уже пробовал. — Как ты себя чувствуешь? Либо Тикки ничего не понимал в этой жизни и в этой семье, либо Граф и впрямь за него беспокоился. Это было подозрительно. Очень. Но думать о подозрениях неудобно, когда тебя лишают даже возможности дышать, так что Тикки сначала при помощи локтей заставил Графа дать себе хоть немного свободы, убедился, что тот выглядит разочарованным и наконец-то произнёс. — Нормально. — Я встретила Тикки у врат, когда он собирался в Ковчег! — похвасталась Роад, руша планы Микка. Тот только понадеялся, будто Граф решит, что его приволокла сюда Мечта. А теперь вот он дождался полного изумления взгляда главы Семьи. — Тикки? Что-то случилось? Почему Граф так за него переживает? — А что-то должно было? — попытался навести Тысячелетнего на подсказку Ной. Но он слишком мало общался с Главой Семьи, чтобы проворачивать подобные трюки. Это Роад могла бы совершить что-то подобное, но уж точно не он, отщепенец. — Нет, нет, конечно. Просто нам немного странно лицезреть тебя здесь просто так. — Ну, я вроде бы как… — ах да, раньше он бы с гордостью удалился к своим друзьям, но не теперь. Во-первых, это значит подставить их под удар. А во-вторых, проморгать жизненно важную информацию в Семье. И в то же время он чувствовал, что от него всё ещё ждут хоть какого-то ответа, и ответ этот должен быть хоть отчасти честным, иначе Граф всё поймёт, и его планы провалятся ещё на подготовительном этапе. — Я хотел узнать, что происходит, — наконец-то сумел сформировать собственные мысли он. — То есть я слышал что-то странное обо всём этом Ковчеге, о первом и о втором, и о Предателе из Ноев, и при этом… Он даже начал нервно расхаживать по залу, провожаемый двумя пристально наблюдающими Ноями. — Короче, я так и знал, что не следует сюда идти, что вы начнёте так на меня пялиться, спрашивать, что да как, а я не буду знать, что ответить! — наконец Тикки вспомнил, что лучшая защита — нападение. — Ах, Тикки. Нет, просто мы беспокоились о тебе! — тут же запричитала Роад. — И, разумеется, никто не имел в виду, что тебя здесь не ждут. Тикки, как ты мог о нас такое подумать? — Как? — изумление превысило точку допустимого. Они что, решили претворяться, будто всё нормально? — Стоп! Но разве это не я провалил задание с Уолкером, потом опять же подставился под удар, который едва из меня душу не вытряс, и вообще веду себя в высшей степени подозрительно и неправильно? — А, так ты из-за этого так долго во врата не решался войти? — снова не к месту влезла Мечта. — Но ведь так никто не думает. У всех бывают неприятные дни, это нормально. И дурацкие поступки и провалы! — Тикки… — устало протянул Граф, взмахом руки заставляя Роад замолчать, и пробормотал себе под нос, — Из одной крайности… То не виноват, теперь провалил… Ты не о том. Всё в порядке. На самом деле, как я уже говорил, мы несколько переживали за тебя. Ты провёл полное высвобождение, пусть и спровоцированное ранением. А это совсем не тот уровень, на котором ты контактировал с сущностью раньше. На самом деле ты мог сойти с ума из-за подобного. Нет ничего удивительного в том, что мы беспокоимся и удивляемся любому твоему действию. Потому что даже не знаем, что от тебя ожидать. И не знаем, что в твоём состоянии нормально, может быть, все твои выверты и хитрости тоже прелюдия к подобному раскрытию. — А! Так значит вот что… — Тикки дотронулся до виска, наконец-то понимая. Понимая, откуда могли быть те выворачивающие его тело боли, которые он испытывал, переходя из одного обличия в другое. Впрочем, виски ломило вообще часто и до сих пор. А ещё, когда он только получил тот удар, он, кажется, на некоторое время оказался выбит из реальности. Не потерял сознание, а именно ускользнул куда-то в глубину, потому что когда он нормально сфокусировался на происходящем, он уже невиданным образом управлял теми странными потоками тьмы и намеревался убить Аллена. Правда, он вовремя сумел постараться смягчить удар, а там и верёвки плаща мальчишки подсуетились. — Я думал, это последствия удара чистой силы, — наконец-то ответил он. — Скорее… А что именно? — Граф тут же встрепенулся. — Подожди, тебе было нехорошо? — Ничего серьёзного, — при воспоминании о сводящих с ума, но кратковременных болях его передёрнуло. — В любом случае, не стоит недооценивать атаки Шута, — заметила уже Роад, сиротливо косясь на Графа. — И Граф, насчёт атак Шута. Я всё хотела спросить о его… Мы ведь ничего раньше не могли с ним поделать? — С чем? — тут же уточнил Тикки. — С его главным приёмом! Глупо моргавший в это время Тысячелетний Граф тихо рассмеялся и покачал головой, открывая дверь прямо в огромном окне. — Роад, ну ты меня разочаровываешь. Ты и впрямь думаешь, что за тысячелетия, что прошли с наших сражений, я не найду, что ему противопоставить? Вы — да, не найдёте. И то не все, для парочки из вас у меня есть тоже отличный способ побороть его блистательную защиту. — Что ещё за защиту-то? — продолжал недоумевать Тикки, подходя вслед за Главой к дверям. — Ох, это старая история, Тикки. Лучше расскажи наконец-то, как твои дела. И кстати, а вы в курсе, что мы собираемся к новому пробудившемуся Ною? Второй за неделю! Интересно, кто на этот раз? Есть у меня на кое-кого планы…