Покров Шута.

Ускользнуть из Чёрного Ордена, когда все вокруг за тобой наблюдают, изучают, а кое-кто ещё и считает беременным? Легко, радостно и беззаботно! Насчёт беззаботности Аллен, конечно же, себе привирал. Он был немного озабочен тем, на какую взбучку наткнётся при возвращении, и тем, что его могут начать искать, и ещё много чем, но все эти заботы и тревоги стоили единственного шанса тихонько улизнуть из башни прямо в город. Всё же он там не очень часто бывал. И нет, он не пользовался вратами Ковчега - если бы открыл врата, то закрылись бы основные. И он не сбегал под покровом ночи. И не свершал ничего противозаконного! Нет! Аллен поступил шустро и хитро, именно так, как его приучила поступать жизнь с Марианом Кроссом в лице учителя. Всё же как он не расписывал Генерала подлецом и сволочью, Аллен был готов даже с благодарностью принять все его изъяны и грехи, кроме бесконечной стопки долгов. Вот только всего неделя как эта зараза отчалила в Центр, (Аллен тогда на радостях чуть ритуальные пляски не устроил) а уже пришли новые счета. И как он умудрился? И где? Он же отправлялся с людьми Ордена, значит, все расходы на их же шее, причём тут Аллен вообще? Но в любом случае Уолкер был доволен отъездом учителя.Разузнать у него о Ковчеге всё равно ничего не получалось, а если бы Учитель был бы здесь, когда обнаружилось, что Аллен, видите ли, носит ребёнка, то он точно бы прознал и устроил головомойку… за что именно, Аллен не знал, но понимал интуитивно — в таких вопросах Кросс находит причины проще, чем они в самом деле появляются. Впрочем, причина уже появилась. И Аллен предпочитал об этом не думать. Он предпочитал гулять на свободе, не думая вообще ни о чём, что могло бы его побеспокоить. Да и план его «побега» из Ордена тоже был довольно прост и немного даже гениален. Довольно часто тем или иным учёным требовалось что-то в городе. То письма на почту отнести вне очереди, то связаться со своими людьми в мастерской, то ещё что-то, почти всегда по мелочи. Конечно, они могли бы отправить и Искателей, но отчего-то куда охотнее принимали помощь хитрых экзорцистов. Если у них были выходные, то экзорцисты вполне могли получить разрешение на выход в город от какого-нибудь начальника группы учёных, у которых кончилась краска, клей или ещё что угодно. Тогда экзорцист уходил в город на вполне законных основаниях. Об этой схеме Аллен узнал от Лави довольно давно и сам так пару раз уходил в город, когда Джони или Таппу что-нибудь было нужно. Например, когда они страдали из-за сгоревшего последнего набора шахмат. Сам Лави этой схемой не пользовался часто, потому что его и так посылал в город Книжник, и все об этом знали. И выходной в городе превращался в работу в городе, которая обычно была куда более надоедливой, нежели работа в Ордене. Сегодня же Комуи успел сразу же распространить информацию об Аллене (общую, разумеется) по всему своему отделу. Вот только в Башне появились представители и другого отдела, которым как раз очень часто чего-то не хватало. И вот они носились между своим отделением, городом и Башней. И Искателям не очень доверяли. И Аллену ничего не стоило «случайно» притесаться к американцам, услышать, что им нужно, дружелюбно улыбаясь предложить свою помощь. В Башне о нём ходили самые благоприятные слухи, люди его любили, и новоприбывшие за время, которое находились здесь, тоже как-то успели привыкнуть к тому, что кроме монстра Канды обитает дружелюбный мальчик Аллен Уолкер, с которым можно поболтать по душам (если без алкоголя, который в принципе был почти запрещён в Ордене) или дать ему несложное поручение. Так что Уолкер с лёгкостью получил небольшое задание в городе и, основываясь именно на него, безболезненно покинул Орден по подземному каналу. С поручением он справился к пяти вечера, что было довольно быстрым результатом, если учитывать, что, освободившись после всеобщего совещания, Аллен едва успел на поздний обед и именно тогда, за едой, придумал план, как улизнуть в город. А впрочем, он должен был благодарить за эти уловки и ощущение свободы всё же Линали. До того как она вытащила его в город в прошлый раз, он не любил подобные вылазки, считая их практически бесполезными. Да и лишний раз находиться среди чужих людей не хотелось. В Ордене все они всё же были связаны знаниями о тайном противостоянии и служили одной цели. А здесь — целая куча совершенно чужого народа. Как обычно в таких выходах он снова натянул глубокий капюшон, что не казалось чем-то необычным из-за наступивших холодов, и влился в предчувствующую праздник толпу. До Рождества оставалось всего-то пара дней, послезавтра уже Сочельник, и Аллен, никогда не праздновавший этот праздник, впервые на самом деле ощутил радость и внутреннее ликование людей на улицах. Вроде бы ничего необычного не грядёт, — думалось ему, пока сапоги хрустели изморозью — всего лишь очередная дата, которая бывает из года в год, а вот людям нравится почему-то. Люди верят, что их ждёт что-то чудесное хотя бы в эти светлые праздники, люди верят настолько, что совсем забывают об опасности, о болезнях, о голоде или долгах… А кто-то не помнит о долгах круглый год. Но сегодня это воспоминание вызвало лишь желание рассмеяться в голос, но Уолкер попытался сдержаться, понимая, что будет смотреться слишком странно, когда уловил у одного из серых, двухэтажных домиков знакомую ему фигуру. И тут же слегка оскользнувшись на незамеченной подмёрзшей луже, вновь обернулся, всматриваясь в то же место, но понял, что ничего там нет. А ему мерещится Тикки Микк. Ну что за мания? Тикки в голове, Тикки во снах, Тикки в страшных, грозящих перерасти в параноидальные, предположениях. Жизнь и смерть, война и битвы, друзья и враги, клятвы и обещания, - почему всё это померкло, стоило выйти на сцену одному единственному имени: Тикки Микк? Особенно Тикки во снах напрягал. Очень напрягал определённую часть тела. Впрочем, это тоже была логичная физиологическая реакция тела и совсем не на Тикки, а на то, что Аллен вступил в коварный переходный возраст. Или даже готовился уже из него выступить. В любом случае, Уолкер даже мимоходом дал себе зарок, что когда в следующий раз Лави заведёт при нём просвещающий разговор и предложит смотаться в одно весёлое, интересное место (да, да, однажды именно это ему и предложил Лави!) необходимо будет согласиться и пойти. Может его хоть чуть отпустит. Может ему теперь критически не хватает чужой ласки и секса? Стоп, чужой? Нет. Не чужой… Всё из-за Тикки. Тикки Микк. Тикки Микк, Тикки Микк — его имя заполонило всё будто в отместку за годы незнания этого самого имени, за годы, которые португалец были лишь безымянным знакомым, которого приятно вспоминать в одиночестве с блаженной улыбкой и чувством полного удовлетворения. Ничего удивительного, что он уже начал мерещиться юноше. Странно, что тот ещё ни разу не видел его в тёмных углах Ордена. Может быть, там его сознание было слишком ясным и понимающим простую истину: они, вообще-то, враги. Но это не мешало им заниматься любовью и целоваться тайком от всех. Аллен надеялся, что тайком, мало ли на что идут эти извращенцы, может быть, Тикки по возвращении кому-нибудь рассказывает из семьи своей о своих подвигах в приручении экзорциста. Мерзость-то какая! Подобные мысли в голове Аллена надолго не задерживались - он всё же позитивно принимал реальность, приукрашивая её парочкой благонадёжных фантазий. Интересно, можно ли после этого назвать его реалистом в самом деле? Нет — понял он, спустя мгновение, когда, заворачивая в узкий проулок, был-таки перехвачен выскользнувшей из стены фигурой. — И как я только посмел подумать, что ты галлюцинация? — Что? Не лучшее приветствие. Но ругаться, кусаться, выяснять отношения, спорить, спрашивать, узнавать и уточнять ему не хотелось уже традиционно. Аллен не был уверен в том, чего именно ему хотелось, и пристально вгляделся в лицо Ноя, который вновь был в плаще тоже с глубоким капюшоном. Лицо всё же прячет умник и шевелюру, и вообще себя. Знакомые карие глаза, круглая родинка под глазом, которая всегда привлекала внимание Аллена, волосы взлохмаченные и, кажется, успевшие немного отрасти. По крайней мере они свисают из-под капюшона даже чуть ниже плеча. Когда успели? Впрочем, в прошлые встречи Уолкер отчего-то совсем не обращал внимания на длину чужих волос. Его интересовало многое другое. Например — руки. Те самые, которые он сейчас старательно сжимал в своих промерзших ладонях, будто в надежде согреться. И грелся даже - руки Тикки были большими и тёплыми, будто бы и не было этого мороза на улице. Только покрасневшие щёки показывали, что внешняя температура как-то воздействует на этого Ноя. — Что ты здесь делаешь? — Искал тебя, быть может? — Снова? Тикки кивнул, не спуская глаз со стоящего прямо перед ним Аллена. А Уолкер, в отличие от Микка, не забывший, где они находятся, только нервно покосился в сторону светлеющего выхода из проулка и подумал, что на сей раз уж точно не будет заниматься такими глупостями, как поцелуи на улице, почти у всех на виду. А потому он старался не встречаться с Ноем глазами, иначе можно пропасть. И плевать, что глаза у Ноя сейчас не хищные золотые, они всё равно подействуют так, что Аллен потеряет голову. — Тебе что, делать нечего? — Нет. Я здесь тебя всего неделю караулю. И то с отлучками. Просто удивительно, как легко нам удаётся встретиться. «Да уж, легче лёгкого» — с налётом раздражения подумал Аллен и, опустив голову, принялся рассматривать туфли мужчины, блестящие от влаги подтаявшего снега. — Нам надо поговорить. Малыш? — Да, наверное, надо. — А как же иначе? Давно пора разъяснить, кто они друг другу: враги, друзья, любовники, соратники или те, кто в любой момент могут ударить в спину, предать. Потому что всё лучше узнавая Тикки, Аллен всё меньше верил в то, что сможет причинить ему вред. Разве что ему снова заткнут уши и глаза каким-нибудь лунным безумием, как в тот раз, в Ковчеге. А он так и не понял, что это было. — Интересно, что бы сказали в твоей семье, если бы узнали, что ты уходишь в город, подстерегаешь меня в тёмных закоулках, только для того чтобы прижать к стене, заявить, что нам надо о многом поговорить, и вместо этого целоваться всё время встречи... — Думаю, что-то оригинальное, до чего мы с тобой никогда не додумаемся, — Тикки коснулся губами ямочки впалых щёк, и сердце Аллена уже привычно и почти не страшно ускорило темп ударов о грудную клетку. — А они не знают? — А должны? — и Аллен услышал, как Тикки смеётся. Прижимается своей колючей щекой к щеке юноши, обнимая за талию, и смеётся. — Ты выглядишь уставшим. Очень. Последние мысли о том, что неплохо было бы прямо сейчас развернуться и, не думая об этой встрече, отправиться в Орден, где его уже наверняка ждут, испарились из головы, стоило только оказаться в этих объятиях. Почему Тикки такой невыносимо притягательный? Аллен хмыкнул сам, поворачиваясь к Ною и улыбаясь ему в лицо. — С чего ты взял, что я могу тебе доверять? Ты опасное создание, которое косо смотрит на мою левую руку и непонятно по каким причинам отлавливает по городу. — Я скучаю! Я беспокоюсь, мало ли что ты там в своём Ордене обо мне надумаешь! — А надумывать нечего? Аллен прижался к Ною ещё сильнее, чувствуя, как начинают мёрзнуть уши. — Я тихо и смирно ничего не делаю. — А если прикажут? Тикки выругался. — Вот и я о том же. — В ближайшее время, вроде, приказывать не будут. Из-за твоего ранения у меня появилось алиби для практически любых безумств. Тогда я, если ты помнишь, предстал в некотором ином обличии, и оно, кажется, оказалось более тёмным, чем я думал. — Я помог тебе стать темнее? — он ударил Тикки, намереваясь убить его, изгнать его тьму, а получилось всё наоборот что ли? — Ты сам посмотри на меня и реши. По-моему, ты просто смешал мне их. И открыл скрытые ресурсы. — А я из-за твоей атаки открыл собственное помешательство, — уткнувшись носом в плечо мужчины, просипел юноша. Руки Тикки сжались с такой силой, что кислород не мог свободно поступать в лёгкие. — Ты выглядел тогда страшно. А я боялся, что опоздал… — едва слышный голос донёсся до сознания подростка неясным шёпотом, в котором не было смысла. — Думал, что снял отрицание слишком поздно. «Снял отрицание? Это вакуум тот» — зубы сжались до скрипа от невероятного осознания. С чего он взял, что сам сломал ловушку Ноя? С того, что был безумен и безобразно силён? Воистину безобразно, потому что ни капли не контролировал собственные действия? Впившись пальцами в плечо Ноя, он всё же нашёл силы поднять голову, встречаясь глазами со своим наваждением, не желая думать о том, сколько ещё он не знает о Тикки и его действиях, предпочитая слабовольно не думать об этом. Позволяя мужчине приблизить лицо. Тикки медленно обвёл его губы кончиком языка, будто проверяя неизменность их вкуса, и, аккуратно раздвинув губы, провёл языком по зубам. Так, что Алену почти нестерпимо захотелось укусить его. Что он собственно и сделал, подтягиваясь к мужчине ближе, обвивая шею подрагивающей рукой и неожиданно и для себя, и для Ноя смыкая зубы. Зашипевший Тикки отшатнулся от него, так и не разрывая объятий, от чего тихо засмеявшийся подросток едва не навалился на наглого Ноя. — И что это было такое? — недоумённо нахмуренные брови, неявная и такая любимая улыбка. — Не знаю, просто захотелось тебя укусить. — Да с тобой опасно иметь дело, Малыш, у тебя прорезались зубки! — Они уже давно прорезались… Ох, блин, я вспомнил Лави, — рука прижалась к подрагивающим от смеха губам, а глаза Тикки опасно блеснули. — Чего-чего? О каком ещё Лави ты тут думаешь, дорогой мой, это не то ли рыжее недоразумение, идущее по стопам книжников? — А, аа!! Не, ты не о том подумал, — юноша отскочил от Ноя и замахал руками, — я не думал о Лави, когда целовал тебя. — А ты сегодня меня и не целовал, если что, — Тикки отдёрнул задравшийся рукав и обвиняюще ткнул пальцем в грудь, — ты только кусался. Аллен едва сумел сдержать странные кряхтящие звуки собственного смеха. С Тикки оказалось так просто и хорошо. Даже вот так, на расстоянии, дразня его и наблюдая за тем, как и сам мужчина тоже шутит. Впрочем, в его шутках изредка, но проглядывалось что-то серьёзное, возможно, даже угрожающее. Но уж явно это была угроза не для Аллена. — Интересно, можно сказать, что мы встречаемся? Судя по тому, что Тикки замер с приподнятой ногой, на пару мгновений окаменев, вопрос был для него неожиданностью. — Тайно? — Тайно встречаемся? — уточнил Уолкер. — Тайно встречаемся, — Тикки деловито кивнул. — Осталось только придумать способ общения. Некстати подумалось о том, что если бы Аллена подпустили поближе к Ковчегу, он мог бы найти там что-нибудь полезное. Или убедиться, что умеет незаметно для других открывать врата. — Тебе не кажется, что всё это выглядит словно детская игра? — Ты не поверишь, но вся человеческая жизнь выглядит словно игра. Особенно когда дело касается боя, сражения, войны, драмы. Всё одни и те же куклы. Куклы… Взгляд Тикки замер, всматриваясь во что-то за Алленом, но тот, обернувшись, ничего не увидел, лишь накрепко заколоченное окно, обшарпанную, кирпичную стену. Ной о чём-то крепко задумался, и только Уолкер пожелал вернуть его на землю, как тот вернулся сам. — В нашей семье есть кое-кто действительно опасный. — Опасней тебя? Тебя, которого я подпустил к себе? — Речь ведь не только о тебе, — кисло ответил Ной, разочарованный подобной реакцией. Совесть надоедливо кольнула Аллена в самое сердце, напоминая, что Тикки пытается сообщить что-то важное, а он придирается. Другая его сторона, которую он не слышал по жизни, твердила, что это кое-что большее, нежели придирки. — Ты такой странный Ной. — А ты странный экзорцист. Лучше многих из них, — мужчина поморщился, поднося ладонь к губам, и Аллен снова не сумел удержать расползающиеся в улыбке губы. — Ну да, а вот из тебя Ной получился никакой. Что, язык болит? Тикки кивнул. Аллен с удивлением проследил за тем, как одинокая небольшая снежинка плавно спланировала на край его капюшона, и подумал, что это история из дешёвой сказочки о снеге под самое Рождество. И про примирение, воссоединение семей и про победу добра над злом. В любом случае после праздников всегда наступают будни и возвращаются все серые краски мрачного, не слишком красивого мира людей. Не слишком красивого, но уж явно не заслуживающего уничтожения. — А ты знаешь, что надо сделать, чтобы ранка не болела и быстро зажила? — прогоняя прочь грустные мысли и ёжась от вечернего холода и надвигающейся на город ночной темноты, заметил Аллен, воскрешая в себе то самое игривое настроение. — И что? — Облизать ранку, — снова потянувшись к Тикки, пояснил Аллен, следя за проступающим на лице мужчины пониманием. — Ну, раз ты так говоришь…. — с готовностью принимая юношу обратно в объятия, протянул мужчина. — Мы стоим посреди улицы, — напомнил Аллен прямо в губы мужчины. — И медпомощь отменяется? Уолкер тут же прижался к нему губами, немного неуклюже, легче принимая, когда целовали его, а не он, и решаясь углубить поцелуй лишь для того, чтобы несколько раз коснуться чужого языка, игриво, дразнящее, волнующе, пробуждая собственное желание и желание Тикки. — Здесь всё равно… — он неуклюже подтёр слюну с губ, — и мне пора… — Мы можем уйти отсюда. Аллен моргнул, принимая слова, оборвавшие его признание, что пора уже в Орден. Точно пора. Что его уже ищут. Если, конечно, вспомнили о его существовании за собственными переживаниями и фантазиями… Ребёнок, подумать только, чего только не придумают! А потому он с готовностью отозвался: — И куда же? Тикки в ответ лишь предвкушающее улыбнулся. От Автора: Немного о поведении Аллена. Итак, хочу пояснить некоторые моменты. Аллен не верит в то, что беременность это беременность. Ему могут говорить что угодно, он будет кивать и соглашаться, чтобы от него отстали, но на самом деле он продолжает надеяться на лучшее, на то, что все вокруг ошибаются. Так бывает с людьми, которые серьёзно больны и думаю, что для Аллена беременность это так же страшно, как для иных возможность смертельного заболевания. Так что говорить об этом Тикки он не собирается, как бы и кто бы этого не ждал. Тикки это превосходный способ отвлечься от безумия Ордена. Об Ордене, кстати. Аллен считает его своим домом. Своим первым, удивительным домом. Это не близкий человек, с которым он носится по свету, это место, куда он возвращается и где люди настроены приветливо. В его жизни были лишь единицы тех, кто принимал его, и ещё меньше тех, кто о нём заботился. Как он может думать о том, чтобы уйти из Ордена? Особенно сейчас, когда угроза Ватикана кажется такой нереальной, да и в ребёнка-Сердце он не верит. Возможно, это может показаться немного малодушным, что он не может увидеть опасность и взглянуть правде в глаза, и Аллен действительно привязан к Ордену, к этим людям - они значат для него немало, и он будет бороться за них до конца. Он будет избегать любой возможности признать правду о собственном состоянии. И вы, разумеется, заметите, когда именно он признает ее.