Покров Шута.

Тикки радовал семью своим охреневшим выражением лица около получаса. Радовал, думал, пытался себя не выдать. Семья в лице Роад, Шерила, Фидлера и мордах Уз неожиданно деликатно помалкивала. И лишь проводила его заинтересованными взглядами, когда Микк наконец-то встал, вздохнул и отправился к двери. Замер перед ней, огляделся по сторонам. — Тикки, что-то случилось? — не выдержал в итоге Шерил. — Мне душно. Три красноречивых взгляда остановились на распахнутых, огромных окнах, раздувающихся от сильного ветра шторах, на придавленных стаканом и небольшим фуляром бумагах, ибо без подобной предосторожности они разлетались во все углы. — Пойди, проветрись в реальном мире. Иногда сидеть здесь действительно очень тяжко, — заметила Роад, переворачивая на языке небольшой леденец. — Тяжко? Моей дорогой Роад здесь не нравится, да? — тут же насторожился Шерил. — Мне немного скучно, — улыбнулась ему Мечта, — но я же понимаю Тикки. Думаю, ему стоит прогуляться снаружи где-нибудь. Наши врата сейчас настроены на восемьдесят семь свободных точек, можно выйти в любой. — Я знаю от силы три. — Ну так, где-то был список… — Роад перегнулась через ручку своего кресла, начиная шарить на столе с бумагами, и Тикки заинтересованно подошёл поближе. Вообще-то он уже решил, куда отправится, но если этот поход будет выглядеть как идея Роад — будет куда безопаснее. А потом, наступая на самый край и надеясь, что его данные о свободе передвижений Роад всё ещё верны, он произнёс: — А что сама не сходишь развеяться? Вот хотя бы со мной. — Я бы с удовольствием, но Господин Граф попросил меня посидеть в Ковчеге. Сказал, я даже нечаянно умудряюсь пересекаться с теми, с кем лучше не встречаться. — Роад ответила именно то, что ожидал Тикки, но никаких эмоций по этому поводу Микк не выразил. Мечта же сунула Ною в руки измятый список постоянных точек выходов. — Так вот, выбирай любой по тому названию, что приписано в скобках. Иногда попадаются идиотские — их придумал Граф. Так что просмотри сейчас, вдруг что-то покажется тебе непонятным. — Всё понятно, — быстро пробежавшись взглядом по списку, выдохнул Тикки. — Готовится что-то серьёзное, что Граф устраивает такое затишье? — Затишье? Ах, ты обо мне и том, что мы ничего не делаем? — Собираем данные мы, — вместо Роад ответил Шерил. — Чтобы не допустить больше промашек, как с Ковчегом. Одарённость до сих пор недоумевает насчёт их Исполнителя, похоже, тот физически не может знать всего, что знает о Ковчеге. С другой стороны, его сейчас, вроде бы, туда и не подпускают… Как обычно, маразм и недоверие со стороны Ватикана. Хотя уверен, что со дня на день Трайд всё же отправится сам навестить экзорцистов. Ему натерпится посмотреть на кандидатов в жрецов и понять, что это такое. — Кандидаты? Тикки уже знал, кто такие жрецы. Жрецами в прошлую войну называли защитников и воинов Сердца. То есть это те, кем должны были бы стать нынешние экзорцисты. Однако предполагалось, что нынешние экзорцисты вовсе не жрецы. Не обладают такой же связью со своим оружием и не являются такими же сильными противниками. Отчего так произошло? Возможно, от того, что люди начали синхронизироваться с чистой силой до того, как появилось Сердце. Была вероятность, что экзорцисты не могут быть жрецами в принципе, пока нет Сердца, но эта идея была отодвинута в сторону. Скорее, люди сами многое напутали: и то, что прививали кристаллы насильно, и то, что пытались разобраться в войне, не разбираясь в ней, и то, что наверняка планировали или даже использовали экзорцистов и в иных, недопустимых целях. Нои ожидали, что с появлением Сердца настоящие жрецы среди экзорцистов могут отделиться от Ватикана и пойти за Сердцем. Этот человек, бывший Сердцем в прошлой войне, не был похож на того, кто будет подчиняться и играть по чужим правилам. Так что ожидалось что-то интересное. Оттого наверняка была довольно пристальной слежка за Уолкером, тем, кто должен был привести Сердце в этот мир. За Шутом, первым действительно опознанным жрецом. Аллен… Как он мог так вляпаться? — … Так что жизнь полна сюрпризов, а ты, кажется, меня не слушаешь! — услышал Тикки окончание речи Шерила и лишь слегка качнул головой. — Нахал! — Уж какой есть. — Микк свернул и засунул листок с точками врат во внутренний карман. — Благодарю, Роад. Если я кому-то понадоблюсь — не знаю, когда я буду. — Это очень важная информация, — фыркнул Дебитто. А Тикки смог наконец-то покинуть зал и, едва сдерживаясь от того, чтобы перейти на быстрый шаг, вразвалочку пошёл к вратам, делая вид, что ничем не озабочен. А он был более чем озабочен. А как же! Ему страшно было представить, что случилось, если Аллен сам с помощью голема вчера оставил короткое сообщение с просьбой о встрече: «Тикки, я хочу тебя увидеть». И время с датой. Соскучился? Конечно, нет! Подобной ерундой мается только Тикки Микк. Ну, может быть, и Аллен, Тикки надеялся, что Уолкер таки вспоминает его периодически. В собственной привлекательности и шарме, когда это надо, он был уверен. Но вряд ли то была простая скука. Аллен слишком горд и предан своей идее, чтобы так быстро забыть, кем является Тикки Микк. И он явно придумал что-то, что позволяет ему встречаться с Тикки и не противоречить собственным суждениям. В общем… Должно было что-то случиться. И это что-то, скорее всего, было чем-то неприятным либо для Тикки, либо для Аллена, либо для них обоих. А потому, отправляясь навстречу Аллену Уолкеру, Тикки никак не мог успокоиться. Сгорбленную фигурку Аллена Тикки узнал несмотря на то, что Уолкер сегодня даже не подумал натянуть на себя форму экзорциста. В самом тёмном углу глухого тупика, куда выходил задний выход из гостиницы, узнать его было несложно. К тому же теперь седые волосы не скрывало капюшоном, да и одет юноша уж чересчур легко, не по погоде. Когда третьи сутки льёт дождь, слякоть, а по утрам изморозь - ходить по улицам в одной кофте не самое верное решение. И это лишь укрепило выводы Тикки о том, что что-то происходит. Или уже произошло. — Аллен? — называть его Малышом сейчас не хотелось. Казалось неуместным. Стоящий перед ним человек похож на большого ребёнка, чем-то очень сильно обиженного. Юноша вздрогнул. Сгорбившийся, опирающийся на грязную, плесневелую стену, не жалеющий поднимать голову Аллен — хотелось плюнуть на все меры предосторожности, шагнуть вперёд, обнять и прижать к себе это безвольное тело крепко-крепко, чтобы отогреть, чтобы успокоить и расспросить. Но Тикки позволил себе лишь коснуться ладонью плеча. — Что-то произошло? — Я рад, что ты пришёл. Подросток поднял голову позволяя увидеть своё осунувшееся лицо, тёмные круги под глазами, но лёгкую улыбку. Аллен улыбался Тикки. И Ноя это более чем устраивало. — Ты совсем замерз, — рука Тикки сжала ледяную ладошку юноши. — Может, пойдём в тепло и ты всё расскажешь? — Да нечего рассказывать. Я…. Я ничерта не понимаю, Тикки. — И снова улыбка, на сей раз почти отчаянная. — И я устал. «Не улыбайся настолько явно, — громко и грозно провозгласил себе самому Ной. — Не улыбайся, ещё ничего не ясно, ничего не ясно. Не смотри так на это бедное, измученное создание и не думай о том, что у него под одеждой, под этой чересчур лёгкой, но уж точно лишней одеждой….» Как же Тикки по нему соскучился. — Аллен… — голос всё же был хриплым. — Идём в тепло? Седовласый подросток неопределённо качнул головой. — А нас здесь точно не узнают? — Не узнают, пошли, капюшон накинь на свою белую головушку и уж точно тебя не запомнят. — Раз ты так говоришь… Надёжная комната с приличной звукоизоляцией и пустыми номерами вокруг нашлась довольно просто. Тикки знал, где устраивал Аллену встречу, и, пока договаривался обо всём, то и дело бросал на оставшегося в тени юношу взгляды: а вдруг передумает, сбежит, решит, что уже успокоился. Но Аллен стоял в сторонке, скрывая лицо, низко опустив голову, будто стыдясь собственного поступка. В комнату они поднялись молча, однако юноша позволил взять себя за руку и даже чувствовал себя из-за этого спокойнее. Но заговорил он, только когда ключ скользнул в замочную скважину и закрыл комнату от посторонних. — Если ты думаешь, что я преследовал конкретную цель, напрашиваясь на эту встречу, то ты ошибаешься. Обдуманное, длинное предложение, вырвавшееся у юноши сразу же, как только они остались одни. Аллен явно собирался с мыслями и продумывал, что и как объяснить Тикки. Только вот Тикки совсем не нуждался в объяснениях. Ему хватало и того, что Аллен сейчас стоял перед ним, и что они были одни… Да... Аллен растерян и, похоже, что-то случилось в Ордене, а он думает только о том, какой простор даёт им уединение. — Что там случилось-то у вас? — У нас? А это так очевидно, что что-то случилось? Или у вас в Семье судачат о том, что происходит в Ордене? — Аллен прошёл к окну, с интересом рассматривая стебли искусственного вьюна, украшавшего большое зеркало. Тикки бы предпочёл, чтобы Аллен так рассматривал его самого, а не какие-то зелёные подобия растений. — Ты своё лицо видел? — Лицо? — А ответы свои слышал, свою речь? — продолжал напирать Тикки, одновременно приближаясь к юноше. Тот лишь как-то странно покачал головой, отводя взгляд. — Мысли бродят где попало. «И явно не там, где я бы хотел, чтобы они бродили» — пронеслось в голове Тикки. Ной без каких-либо раздумий подступил к Аллену сзади и обнял за плечи, сцепляя пальцы в замок и начиная поглаживать живот юноши большими пальцами через шерсть кофты. — Малыш, если ты не хочешь рассказывать, что случилось… — Я хочу! — резко перебил его Аллен. — И это тоже… — уже гораздо тише добавил он. — А? — Я хотел тебя увидеть, — Уолкер с лёгкостью развернулся лицом к мужчине в его ласковом и мягком захвате и сам протянул ладони, обхватывая лицо Тикки и привставая на цыпочки, чтобы оказаться ближе к нему. — Иногда мне начинает казаться, что я жуткий эгоист, который считает, будто бы весь мир крутится вокруг него, все подозрения сходятся на нём и вообще всё происходит, потому что я существую… — Знаешь, в этом есть некий философский смысл. Ну, типа мне снится этот мир, или миру снюсь я… Уолкер сморщился и едва слышно фыркнул, сдувая длинные волосы с лица. — Философский смысл… Что такой как ты может знать о философии? — То, что слышал от благополучных дяденек и родственников? — пожал плечами Тикки. — Родственники, — Аллен склонил голову, облизывая блестящую пуговицу у самого воротника Тикки. — Эта тема вгоняет меня в тоску. — Ты уже в ней… Вкусно? — его голос дрожал от смеха. Аллен только прищурился, склонил голову набок и снова лизнул металлическую, резную поверхность, через мгновение смыкая свои губы и начиная задумчиво посасывать своё «блюдо». Выглядело это настолько развратно, что Тикки опасался не выдержать и, одним рывком развернувшись, опрокинуть Аллена на кровать. Она прямо там, за спиной, всего-то пару шагов сделать и всё… — Не очень. Гвозди интереснее, — не вполне понятно ответил Аллен, наконец-то выпуская изо рта влажную пуговицу и нагло улыбаясь Микку. — Ты шутишь? — Нет, гвозди мне и впрямь нравятся больше… Так что самый большой плюс этой пуговицы в том, что… Он вновь наклонился к пуговице, цепляя её зубами и губами, и с лёгкостью выталкивая из петли. — В том, что она расположена на твоей одежде. Понимаешь? — То есть я крашу свои пуговицы. — Ты что угодно украсишь. — Тебе не кажется, что комплименты здесь должен делать я, а не ты? — Мне казалось, мы оба мужчины. Двухминутную паузу Тикки практически считал по секундам, внимательно всматриваясь в хитрющие глаза Аллена. Подросток дрожал под его руками от едва сдерживаемого смеха. — Ладно, сдаюсь, — эта игра в гляделки явно была Аллену не по зубам, и подросток опустил голову, утыкаясь носом Тикки в шею. — Может, мы займёмся чем-то более приятным, нежели эта болтовня? — А? — Тикки, не строй из себя идиота. Пожалуйста, только не сейчас, — глупо хихикнул наглый мальчишка. Постойте-ка, Аллен что, сам вот так собирается… Это было бы слишком хорошо, чтобы быть правдой. — Я чего-то не понимаю. — А ещё считаешь себя умным человеком. Наверняка умнее меня. — Тебя в Семье чуть ли не вундеркиндом считают, — хмыкнул Микк. — Даже не знаю, что мне делать: обвинить тебя в том, что ты поднимаешь неприятную мне тему, или поинтересоваться, чем я заслужил столь высокую оценку? — Своей системой врат, — ответил Тикки, заправляя за уши волосы, свисающие перед серыми настороженными глазами. — Но лучше бы ты сказал, что не хочешь ничего слушать. — Так я же, — Аллен приблизился, и Тикки с жадностью проследил движение кадыка во время шумного сглатывания, — Я же и предлагал не говорить. Поговорить я с кем-нибудь худо-бедно смогу и в Ордене. — А спать там не с кем? — грубоватый вопрос был порожден шипящим возмущением, Аллен говорил так, словно ему плевать на деле с кем спать, и он здесь только для того, чтобы… А что, если так и есть? При этой мысли что-то в его лице переменилось, и Аллен отступил от Ноя на шаг, нахмурившись. Тикки уже было ждал нового раунда уговоров, успокоения и обсуждения с оправданиями, когда подросток зацепился пальцами за край собственной кофты и одним довольно ловким движением содрал её с себя через голову, оставаясь лишь в тонкой сбившейся рубашке. — Не буду слушать твой бред, потому что помню, что ты по этой части мастер, — ехидно заявил мальчишка. — Это я то мастер бреда? — Ну не блефа же? Вместо ответа Тикки ухватил Аллена за плечи и вернул его как раз туда, где ему самое место — то есть в свои объятия. — Ты прав, мы слишком много разговариваем, — тихо шепнул Ной, подобравшись губами к самому ушку, и Аллен вздрогнул, но улыбнулся. — У меня мурашки от этого твоего тона, — доверительно сообщил он, подчиняясь Ною и усаживаясь на край кровати. Небольшой, но всё же двуспальной кровати. Хотя, по меркам Тикки, это была полуторка…. Можно спать, обнявшись и тесно прижавшись друг к другу по вполне невинной причине, — тут же подумалось ему. А Аллен в это время, тоже окинув взглядом их поле деятельности, лениво подтянул к себе ноги и вопросительно посмотрел на Тикки, сверкая лукавыми глазами. — Мне кажется, твоё настроение уже улучшилось. — Кровать под весом Тикки прогнулась, но не заскрипела, как тот ожидал. В последний момент их ложе показалось Ною слишком уж хрупким. — Может быть, — Аллен всё так же невинно улыбался и хлопал ресницами. Милая, не способная защитить себя жертва, так и призывающая к себе страшного, злого маньяка. Хищник, в засаде напирающий на мелкого, отчего-то виляющего хвостом пушистика - вот как ощущал себя Тикки, медленно наползая на покорно укладывающегося под ним Аллена. — Мне вечером придётся вернуться в штаб, — тонкий пальчик очертил скулы Ноя. — Это серьёзно, и я надеюсь, ты проследишь за временем. Что-то всё же случилось в Ордене, очевидно, стоило только взглянуть в серые глаза и сразу же разглядишь плещущуюся на самом дне грусть, обиду, и что-то совершенно неразборчивое. Ничего странного в том, что Аллен хочет забыться. Кулаки сжимаются при мысли, что всего лишь «забыться». Мешая дышать, жар затопил грудную клетку от понимания, что Аллен за утешением, даже таким вот, пришёл именно к нему. — Я прослежу за всем, за чем ты пожелаешь, — мягко улыбнулся Тикки, и тут же был вознаграждён горячим поцелуем. В первое мгновение в голове даже возникал мысль о том, что у Аллена жар, но тут же растворилась под напором хитрого подростка, пожелавшего отвоевать себе доминантную роль в этом небольшом сражении. И Тикки тут же показал юноше, кто хозяин положения, проталкивая язык в чужой рот, жадно исследуя его, щекоча нёбо, переплетаясь с языком Аллена и с наслаждением вслушиваясь в невнятное, но уж точно довольное мычание юноши. — Оу, — вздохнул мальчишка, когда губы Ноя спустились к его шее, — Даже за увеличением популяции африканских бабуинов? — Конечно, заведу кроликов, назову их африканскими бабуинами и буду следить. Пристально, если ты так хочешь… — руки Ноя с ловкостью расстегивали пуговицы тонкой рубашки аккуратно, на сей раз не допуская порчи чужой одежды. — Ты пошляк!! Смех Аллена, полуприкрытые глаза, пьяная улыбка на расползающихся в стороны губах, которую никогда не вызовет алкоголь. Потому что это тело невинное и чистое, не опороченное никакими дурными человеческими привычками и ядами, что обычно называют источником удовольствия. И душа в этом теле тоже такая же светлая и притягательная, с одним единственным изъяном, глупостью. Так глупо допускать к себе Тикки Микка! И от того, сдирая с узких ног неприлично обтягивающие штаны, чувствуешь себя самым главным демоном преисподней, сумевшим совратить праведника, что никому не был по зубам. — Сегодня, я так понимаю, оставить тебе напоминания не получится? И объясняя, что за напоминания, Тикки нежно лизнул кожу как раз там, где слышно биение пульса, движение крови, и щекочет ноздри аромат жизни и её великой силы, силы, с которой справляется только смерть, мелочная, бесполезная и глупая до безумия. — Боюсь, что нет… — словно очнувшись, юноша дёрнулся в сторону, перехватывая Тикки за плечи и не давая приблизиться к себе. Гипнотизируя взглядом, шумным дыханием и собственным, запылённым ароматом. Взгляд юноши такой серьёзный опустился с лица Ноя, становясь всё более заинтересованным. Тикки, легко преодолевая наигранное сопротивление, коснулся губ языком, прослеживая пальцами линию позвоночника и притягивая юношу ближе. Кому нужна смерть, когда в твоих руках плавится тело любимого? Аллен охотно поддался вперёд, обвивая руками шею, тут же запуская пальцы во вьющиеся, спутанные волосы. Тикки со вчерашнего дня, как получил сообщение, так ни разу и не расчесался, и это даже немного больно, когда прижимающийся к нему подросток, приподнимаясь, дёргает пальцы с намотанными на них волосами. Он делает это специально, с некоторой долей жестокости, изгибающей уголки опухших от поцелуев губ. И каждый новый поцелуй обязательно превращается в борьбу, в которой нет проигравших. Аллен уже знает, что от меток, засосов и царапин уже застрахован, хотя и определенно напрашивается на то, чтобы разукрасить его тело всеми оттенками алого. Он живой и жаждущий, вжался пахом в пах, стонет и медленно всеми когтями, что есть у него на руках, провёл по обнажённой коже спины мужчины, как можно только ему. Продолжая тереться о Ноя, вызывающе, нагло, отлично понимая, что ничего-то ему за это не будет, кроме того, чего он сам так отчаянно желает. Забвение, забытьё или банальное отвлечение — Тикки плевать, что это сейчас для Аллена. Он опрокинул мальчишку на кровать, наконец-то перехватывая проворные ручки и заводя их над головой. Аллен, тяжело дыша, часто моргает и не сопротивляется ничем, кроме взгляда, что наполнен ясным даже в пелене страсти вызовом. Чертовски жаль, что под рукой нет верёвки. — Знаешь, за что я люблю тебя, Тикки? Тикки готов любить его уже за одни эти слова. — С тобой я живу… — юноша улыбнулся, почти скалясь, и замерший над ним Ной точно не знал, как ему поступить. Отпустить на минуту мальчишку, дабы раздеться, или продолжить игру. У них не так много времени. — С тобой так всегда было, — решил всё за него Аллен. К чёрту время! Они двое, двое судорожно избавляющиеся от одежды, ухмыляющиеся в губы друг друга, выискивающие в чужих глазах что-то от самого себя, может, отражение собственных душ? Вот они двое, вдыхающие один воздух, шепчущие банальные глупости и подколки с самым изумительным сакральным смыслом. Эти двое, бросающие вызов собственной непохожестью, различностью, несовместимостью, и всё же не желающие разделяться, продолжающие свои безумные встречи из недели в неделю или из месяца в месяц. Словно яркое воплощение самой жизни, не смазливой девчонки, ни опытной старухи, ни существа женского пола, хотя, казалось бы, именно в женщинах жизнь и зарождается…. И эти двое, перекатившиеся в страстной борьбе к самому краю кровати, являлись ярчайшим подтверждением тому, что смерть…. Ничто. Пока они есть друг у друга, непобедимые, желанные, пылающие страстью до самой последней клетки тела. Сминающие одеяло, стаскивающие наволочки, изгибающиеся под, казалось бы, непредусмотренными природой углами. Смеющиеся в глаза друг другу, задыхаясь от недостатка раскалённого воздуха. И раскинувшийся на одеяле мальчишка лишь протяжно стонет, когда в него, наконец, проникают вымазанные холодной смазкой пальцы. И Тикки улыбается, втягивая тяжёлый воздух через приоткрытые губы и наблюдая за непередаваемой сменой эмоций на этом до невозможного живом и практически совершенном лице. — Ты очень красив, Малыш, ты знаешь это? — прошептал Ной, поглаживая бедра и живот юноши, но наблюдая лишь за выражением лица, отгоняя странную мысль, скребущуюся у порога его сознания, отгоняя её, потому что сейчас не время. — Ах… если тебя привлекают уроды… — юноша закусил губу, пытаясь сдержать новый стон, когда пальцы Ноя наконец-то добрались до бугорка простаты. — Думаю, это психическое заболевании…. ккии! Аллен протяжно застонал, выгибаясь и сильнее насаживаясь на пальцы, кусая губы, выглядя при этом настолько соблазнительно и порочно, что мужчина, впиваясь пальцами в нежную кожу бедра и с наслаждением впитывая в себя слабое «ох» и трепет юноши, подтянул Аллена ближе. Тот вцепился левой рукой в мятую подушку, мгновенно вспарывая когтями и выбивая наружу небольшой комок перьев. — Тебе никогда не говорили, что ты красивый? — вкрадчиво уточнил Тикки. — Не издевайся! — и было не вполне понятно, о чём потребовал Аллен: о словах или бездействии Микка, нависшего над юношей. — Ты действительно красивый и…. Ох бог мой, кажется, все мои слова вытекли вместе с мозгами… — слова сорвались с губ Тикки с заминками, во время которых Ной старательно припадал к телу юноши осторожными поцелуями, едва заметными щекочущими касаниями. И каждое касание легло на кожу обжигающим клеймом. Нельзя оставлять следов — и это сводит с ума не хуже сладковатого аромата нежной кожи. И сдерживаться больше невозможно, а потому Тикки резко выдернул разодранную подушку из когтей Уолкера, подсовывая ему под поясницу, не обращая внимания на выбивающиеся наружу тёмные перья. — Ты действительно прекрасен, Аллен. Настолько, что я, кажется, совершенно обезумел и предложения связно не составлю, — тихо-тихо произнёс Ной, оглаживая раздвинутые бёдра юноши. — А я всегда знал, что твой мозг… умх…. — Аллен со всей силы вцепился зубами в собственную руку, когда Ной одним плавным движением вгоняет в него свой член полностью. Напряжённые мышцы сжались, Аллен гортанно застонал сквозь руку, одновременно пытаясь отодвинуться и обвивая талию Ноя ногами. Так противоречиво его заполняют боль и восторг, ещё не удовольствие физического плана, а восторг от одного осознания происходящего. Это непередаваемый коктейль, от которого недалеко до полноценного безумия. Кажется, именно таким выбивают из головы всё самое неприятное. А Тикки опустился к юноше, сжимая ладони в кулаки и вгоняя ногти в ладони, но боль почти не отрезвляла. Слишком уж хочется не ждать, пока Аллен расслабится, а начать дико и неконтролируемо вбивать его в матрас, причиняя боль и даря удовольствие себе и ему… Надо же, ему так хочется, чтобы Аллену было хорошо… Нестерпимо хочется. Чтобы им двоим. Лёгкое движение назад, раньше, чем следовало бы, и снова податься вперёд, надеясь на собственное самообладание, на холодный разум, который давно махнул ручкой, потому что Аллен шипит от боли, а Тикки не может остановиться. — Мог бы и предупредить… — хрипло, стараясь не выдать собственную боль, выдавил Аллен, тяжело и размеренно дыша. И это словно сигнал. Глаза закрываются, чтобы не видеть это развратное создание, и Ной приостанавливается, вдавливая локоть в кровать со всей силы, перенося на него одного, кажется, весь свой вес и стараясь не думать о том, как горячо и узко сжимает его член, о том, как приятно толкаться в эту глубину. И слышать стоны, и видеть струящийся по бледной коже пот. Тикки попытался хотя бы не видеть, замереть. Но каждый вдох Аллена, каждый спазм или неосторожное судорожное движение в попытке расслабиться ощущались для Тикки, словно свои собственные. Как будто они и впрямь созданы друг для друга. Разные и оттого дополняющие друг друга до самой последней клетки. До самого последнего вздоха. — Двигайся… И Ной выполнил эту небольшую просьбу, так необходимую им обоим. Он вновь толкнулся в узкое кольцо мышц, понимая, что сопротивления теперь меньше, убрал руку от лица Аллена, чтобы тот слышал всего его стоны. Стоило только слегка изменить угол вторжения и тут же услышать пробирающий до самой души вскрик, почувствовать вонзившиеся до самого мяса когти мальчишки у себя на спине, и разум приказал жить долго, счастливо и уж точно без него. Потому что здесь, сейчас, Тикки с рыком, присущим только дикому тёмному созданию, мог лишь вбиваться в жарко стонущего под ним, доверительно открывшегося мальчишку с седыми, слипшимися волосами и шалым взглядом пьяных бездонных глаз. И мальчишка просил ещё, закусывая до крови губы, позволяя эту самую кровь слизывать жадному языку Тикки. И эти нехитрые движения просто обязаны перейти в безумный поцелуй с критическим недостатком воздуха, без возможности оторваться друг от друга, бездумно цепляясь руками так, что, кажется, ещё одно неверное движение, и Микк просто рухнет на тело под ним, но пока не может. Рухнуть — значит остановиться. А они остановятся лишь вместе, почти одновременно, выкрикнув в застилающую мир пелену экстаза имена друг друга, а после, устало распластавшись в сетях другого мира, принадлежащего только им двоим, позволят реальности клубиться в стороне ещё некоторое время, отданное лишь им двоим. И только после этого реальность осторожно коснётся их разгорячённых тел и сообщит о том, что жизнь продолжается… Больше всего на свете Тикки хотелось сейчас перевернуться на бок, не разжимая рук, вместе с Алленом и так и заснуть, наплевав на неудобство и вопросы гигиены. — Во мне слишком мало света… — шёпот на грани сознания, утопающего в тягучей неге. В такие моменты Тикки всерьёз задумывался: над чем же, чёрт возьми, задумывается Аллен во время секса? Но ответил вполне серьёзно. — Но уж точно для такого тёмного создания, как я, хватит, — пробормотал Тикки на грани слышимости. — Почему мне напоминает это ангелов и демонов? — Аллен приподнял взлохмаченную голову и провёл когтями по плечу Ноя. — Не знаю, ты сам, между прочим, тот ещё демон… И хриплый смех в ответ. — Ты тяжёлый демон. Пробурчав что-то несуразное, Тикки таки соизволил откатиться в сторону, тут же, однако, обнимая Уолкера рукой и притягивая к себе, не обращая внимания на протестующее мычание о том, что надо в душ и что-то ещё. Как будто Аллен спешит сбежать от него, когда всё закончилось. И от этого хочется вцепиться в мальчишку ещё отчаяннее, чтобы он уж точно никуда не делся. Тикки закрыл глаза, приказывая себе не дёргаться, и начал медленно поглаживать приподнимающуюся от дыхания грудную клетку, постепенно спускаясь ниже. Дыхание юноши выровнялось, он уже никуда не рыпался и, кажется, сам впал в полудрёму, взбудоражив перед этим Ноя. Рука опустилась ещё ниже, проведя круг по животу юноши. Что-то было не так… Да, он, кажется, заметил что-то такое ещё во время секса, но из-за узкого и занавешенного окна в комнате было довольно темно, а Тикки не присматривался. Осторожно поднявшись и с опаской проведя пальцами вокруг пупка, Тикки приподнялся, задумчиво разглядывая соблазнительное тело своего Аллена. Кое-что и впрямь казалось немного странным. — Прекрати меня гладить так, если хочешь, чтобы мы спали! — промычал куда-то в матрас юноша, и Тикки хмыкнул. — Никак не могу понять, ты наконец отъелся? Раньше я у тебя такого живота не наблюдал, — снова проводя ладонью по животу юноши и отмечая его некоторую выпуклость, поинтересовался Тикки. — Ась? — Аллен резко развернулся, кажется, мгновенно проснувшись. — Только не говори, что ты в сговоре с нашими учёными! — Что? — пришла пора недоумевать Тикки. — Они второй месяц твердят, что я беременный! — раздражённо выдохнул юноша, и гневно сверкнувшие его глаза подсказали Ною, что это и было одной из причин отвратительного настроения Уолкера. — Бере… что?? Ной медленно опустил взгляд обратно на свою руку. — Что? — снова жалобно переспросил он, надеясь, что сейчас Аллен смилостивится. Вот только на лице юноши, остановившем взгляд там же, где и Тикки, он увидел лишь ужас. А жалобные слова, сорвавшиеся с дрожащих губ мальчишки, представляли из себя именно то, что люди обычно говорят во время конца света. — Тикки, это же нереально??? От автора: нет, я не буду утомлять вас описанием этой истерики, только последствиямиХД