Покров Шута.

— Четырнадцатый. Неа Уолкер, к твоим услугам, — провозгласил Аллен неизбежное. Такое известное имя, такое громкое имя. И именно Аллен… Лави едва удержался на ногах. Потерял концентрацию, боль от глаза полыхнула в голове, мысли спутались, и он чуть не упал. Аллен вовремя подскочил, перехватывая его за плечо. Лави попытался его оттолкнуть, но рукой наткнулся на выпирающий живот и замер, успокаиваясь. Два образа не желали соединяться. Два кусочка пазла ни единой гранью не были подобны или противоположны. Они были просто разные. — Прошу прощения, мой глаз доставляет некоторые неудобства… — Три часа это не слишком..? — Нет, всё нормально. — Может, сядешь хотя бы? Аллен довёл Лави до своей кровати, и за время этих нескольких шагов тот успел прикинуть ситуацию с новой стороны. Вряд ли Аллен враг сейчас. Он Шут к тому же. Это уже не говоря о том, в каком смятении должен был оказаться подросток, когда столкнулся с этим странным положением вещей: он экзорцист, спавший с Ноем, забеременевший от него ребёнком, что должен был стать Сердцем. Трудно представить более идиотское положение, учитывая так же, что в прошлом поколении он предал Семью Ноя и теперь его должны были окружать лишь враги или, как минимум, недруги. Как Аллен жил с этим и не свихнулся? Может, и впрямь не думал? Может быть, Юу в чём-то был прав, и в мозгу Уолкера есть кнопка временного включения, чисто для безопасности мозгов несчастного? — С каких пор Ной? — он сжал ладони с силой, желая сжать виски. — С того дня, что не удержал Камнепад. Потратил много сил на защиту, и чистая сила больше не могла сдерживать пробуждение. Это частично было по моему плану, — взгляд снова переместился в сторону, юноша признавал вину, но ничего не мог поделать с собственными доводами, — я должен был сбежать. — Но ты знал раньше? — Лави нужно было знать, «когда». Как книжнику и как человеку. — Моя память начала проклёвываться сквозь скорлупу сдерживания чистой силы раньше. Первый раз на миссии с цветком. Я вспомнил, как Плащ, когда я уничтожал его, укусил меня. Так это ощущалось - небольшим, несильным укусом. Но я тогда ничего не понял. Чистая сила начала меня сдерживать, и потому я позже потерял сознание. Потом, через время, мне снился кошмар о моей смерти. Тогда, когда я проснулся с воплями и долго-долго сидел, опять же, в Плаще, как в коконе. Ты можешь это вспомнить. Трижды я видел воспоминания о снах, в которых ко мне в прошлой жизни приходил Шут. Точнее это было то, что он вложил, как послание, в чистую силу. Может быть, его заранее отрепетированная речь, одна из многих, не думаю, что он точно знал, каков будет следующий Шут. Или, может быть, он вложил частицу собственной оценочной системы. Или ещё что-то. Это сложно для меня, но он был тем, кто вместе с Сердцем разработали всю эту операцию с временным разломом и спасением последнего. Так что не думаю, что он не мог. К тому же я его видел. Целых три раза. И в конце третьего сна я всё понял. Это было не так уж давно. Лави кивнул. — У тебя есть что выпить? И можно, может, что приложить к глазу? Желательно тёмная тряпка холодная, — тихо попросил он, настраиваясь на довольно долгую беседу, и Аллен, вскочив на ноги, начал суетиться в поисках названных предметов, обыскивая комнату так быстро и легко, будто и не было этого живота. Лави привык представлять себе беременных женщин, погружённых в самих себя и планы на будущее с малышом, хотя и понимал, что они до самых родов частенько заняты трудом, заботами… Конечно, кроме тех, у кого слабое здоровье и у кого есть заботливые мужья, слуги или родственники. Аллен, казалось, к новому состоянию своего тела привык просто и с лёгкостью, беременность, устроенная чистой силой, никак не влияла на его бойцовские характеристики, характер в целом и не сильно мешала жить. Наконец послышался треск ткани, Аллен вылез с запылённой бутылкой, полной бренди, и тряпкой, которую тут же и смочил в алкогольной жидкости. — Ничего же, что она огнеопасна? Лави, уже собиравшийся приложить её к глазу, замер, так и не донеся руки, и подивился буйной нойской фантазии. — Я не имел в виду то, о чём ты подумал. — Передо мной член семьи Ноя. — Я мирный. — Убил всех своих сородичей. — Из-за чистой силы. — Убил сородичей из-за чистой силы, — повторил юный книжник, прислушиваясь к тому, как именно звучат эти слова. — Великолепно. — Промоченный кусок ткани шлёпнулся на глаз, хотя бы охлаждая его, но так же даруя сомнительную перспективу в будущем рассматривать капли воды и остатки ткани между ниток и швов, но пока всё было неплохо. Пока он не пялится на что-то живое. Жаль, конечно, не было ни шанса рассмотреть хорошенько самого Уолкера, но он послушает. — Допустим, я поверю, что ты хороший, мы знакомы очень давно для такой веры, и я уже подумал над этим и решил. — Второе было решающим фактором, да? — Ты мой источник уникальной информации, — Лави не удержался и поднял взгляд к лицу юноши и в ответ на реакцию Уолкера продолжил: — Ты ведь сам сказал, что я тебе нужен как книжник, чего ожидал? — Что ты хочешь знать? — Аллен неуклюже подтянул ноги под себя, почти усаживаясь на одну из пяток. — Всё! — Жизнь до пяти лет я точно не помню… — Аллен! Давай нормально! Я мог разобраться, что было у вас с этим Ноем, ладно, тут я понимаю. Почти. Но есть ведь вопросы другие, например, как ты теперь в Семье, как тебя приняли, как ты договорился обо всём этом, что тебя окружает и как сбежал из Ордена. Кто тебе помог, Вайзли? — Ну, Тикки пришёл, Эван вовремя заметил, что я пробуждаюсь, он тоже здесь, кстати. — Тикки? То есть Эван? Этот не важен. Но Аллен проигнорировал удивлённый вопрос Лави, протягивая фигурную печенюшку в форме звёздочки. — Будешь? — и Лави принял у него лакомство чисто машинально, — что касается моего нахождения здесь, то, если совсем уж честно говорить, это то, что пугало меня больше всего. Я очень боялся, что из-за произошедшего в прошлом мы станем врагами, но это вообще не так. Меня ждали. Искренняя улыбка Аллена умиляла. Умиляла бы… Пара «бы» не давали умилиться. Этот мальчик ещё совсем не привык, что его могут ждать. Что он кому-то нужен. Нужен Семье, Аллен ведь сирота, отвергнутый родителями из-за чистой силы в его руке, считавшейся проклятием и отпугивающей своим жутким внешним видом. Ещё одно доказательство, ещё один повод никогда не довольствоваться лишь знаниями о внешности человека. То, что скрывается в глубине, гораздо важнее, все это знают, но продолжат глазеть и отключать свой мозг. Печенька оказалась с томатной прослойкой. Заинтригованный Лави даже не отказался от ещё парочки таких же, отвлекаясь не только на слух, но и на вкус. — Значит, с Семьёй у тебя порядок. И муж здесь, и родня разная по разным признакам. А то, что ты Шут, сильно их беспокоит? — Они считают эту проблему вполне решаемой. — Это прозвучало так, словно они планируют превратить тебя в «НеШута». — Тогда они смирились, решив, что это не смертельно. В самом деле, один из главных врагов оказался родственником, мы не можем нанести действительно серьёзного урона друг другу. Мы вообще не умираем! Тем более так. И, по сути, я выведен из игры. Я тот, кто должен сейчас замещать Сердце, помогать экзорцистам, добиваться безопасности для ребёнка, делать немало дел. Немало дел, которые обусловлены сваленными на меня обязанностями! Первый телохранитель стал первым заместителем! Как мне строить планы? Как я могу что-то делать против Ноев, когда я сам один из них, пусть даже тот, что, по мнению Шута, умел сопротивляться собственной тёмной сущности и любил людей? Тикки вон тоже подходит под это описание, а Плащу попался почему-то я. Шут сказал, это потому что я не несу память*. А ещё я не знаю, сколько будет расти Сердце! Насколько обычным ребёнком он будет? Как будет выражена его необычность? Что он такое, это Сердце? Насколько оно человечно? Сколько мне за него отчитываться и как это будет выглядеть в итоге, когда он вырастет, поймёт, кто есть кто, осознает себя, как глава всех Жрецов? Я его отец, а он мой босс! Что за ужас? Очевидно, эти вопросы беспокоили Аллена не первый день, но он не решался озвучить их вслух. Уши вокруг всегда были слишком заинтересованными, чтобы дарить их владельцам такую интересную пищу для размышлений. Уши тех, кто мог считаться друзьями, но в то же время был и врагом. Врагом, которому Аллен не мог причинить вред. А Семья наверняка могла изолировать его или ещё что-то вроде того, значит, Аллен должен был быть достаточно хитёр и умён, но это было почти безумие! Аллену было трудно раньше. Но ему было трудно и сейчас. — Здесь лучше, чем в Ордене? — что-то важное вертелось в голове, но пока Лави не мог уловить это за хвост и решил пойти лёгкими путями. — Да. Здесь его Семья, какая бы противоречивая она не была. Лави поймал себя на том, что улыбается и полностью игнорирует все неудобства, что доставляет ему глаз. Интересно, зачем всё же Ноям нужно было это условие? Хотели проверить решительность Лави? Так им и без этого известно, что он может без повязки часов шесть точно. — А твой ребёнок, — мысль была совсем рядом, только протянуть руку, и Лави даже сам слегка наклонился вперёд, — может ли он считаться членом Семьи? Если взять за истину, что его отец Тикки Микк, а в роли матери всё же выступаешь ты. — Да, — Аллен нахмурился, потирая шрам на щеке. — С самого рождения или как? — С рождения любой ребёнок Ноя, что был уже пробуждён на момент зачатия, а Тикки был пробуждён вне всякого сомнения. Обычно у Ноев вообще не может быть детей, у Пробуждённых. Да, пробуждённых Ноев, но был я, — Аллен буксовал, обдумывая что-то важное, до тех пор пока не решился и не поднял голову с широко распахнутыми глазами, — Я и Мана родились так, но лишь потому, что нашей матерью была женщина, впоследствии ставшая Ноем. Она была такой с рождения, встретила Тринадцатого, у них родилась двойня, она пробудилась и стала Страстью. Потому она не считает нас своими детьми. То есть Нои не всегда привязаны к кровной Семье. Это породило бы много противоречий, ведь так? — Вам хватает Тикки, который живёт со своими друзьями. — Что-то типа того. Но вот в чём вопрос: дети Ноев могут родиться, только если оба родителя по сути Нои, один будущий, другой действующий. Это доказано на практике. Так же, как доказано и то, что ребёнок таких родителей тоже станет Ноем. Новым Ноем. Это без вариантов. Есть, конечно, и неизученная теория, согласно которой у двух не пробуждённых Ноев родившийся ребёнок тоже может стать новым Ноем, но там уже идут проценты вероятности. Семьдесят процентов или около того, что пробудится такой ребёнок, но это и подстроить гораздо сложнее и такого не было, но суть не о том! — Сердце должно быть Ноем! — уже понял Лави. Да и невозможно было не понять. — Именно! Они переглянулись и поняли, что это звучит невероятно и смешно одновременно. — Сердце ошиблось?** — медленно предположил Лави. Кто победит? Кем станет ребёнок, Ноем, как положено по родителям, или же Сердцем, как загадала чистая сила? Но ведь влияние Сердца ощутимо уже сейчас, разве не это они с Пандой обсуждали? Именно это. Значит, ребёнок уже был Сердцем и не будет Ноем, так? Или же сущность Ноя не так слаба? Что он упускает? Что не даёт ему понять, эта головная боль и смазанные пятна, складывающиеся в чудовищно раздражающую картинку. Игнорируй её! Думай! И он понял. Потому что это было так просто, что стыдно! Он так долго не понимал очевидного! — Это гениально! — Аллен явно не ожидал крика, но только лишь обернулся и вопросительно предложил ещё печенье. Лави отказываться не стал. — Сердце это ведь, насколько я понял от Старика, Хранитель человечества. Пока он жив - убить людей нельзя! Даже если истребить всех, они всё равно вернутся, каким угодно способом! Это их мир, и мир этот нельзя уничтожить, не уничтожив его Сердце, его Хранителя! И Хранитель оказывается неуязвим для главных врагов! Если он стал Ноем, то он, как и ты, не сможет их убить, но не сможет и быть убит от них, понимаешь? Аллен сидел, не шевелясь и никак не реагируя. Очевидно, в глубоком шоке. А Лави не мог сейчас молчать, сейчас, когда его мысли прорвали лавину и хлынули полноводной рекой в страну жажды и засухи, где их так ждали. — Только у меня есть вопрос насчёт того, как же… Нои периодически умирают, будет ли считаться его такая смерть отсутствием и возможностью уничтожить мир? Потому что если это так, то почти не имеет смысла. Больше минусов, чем плюсов. — Разумеется, нет! Нои не мертвы между перерождениями. Мы находимся здесь же! Я отлично это помню, потому что сам в детстве интересовался. — В детстве? — безжизненно уцепился за странные слова Лави. — В первом детстве. — А да… — Второго у меня и не было. Ну, разве что годы с Маной, — Аллен мечтательно улыбнулся. — А вообще мне больше интересен механизм разлома времени. Ведь, по сути, всё это время Сердце тоже было, вроде бы, живо. — Или же это работает по-другому. Для того, чтобы уничтожить мир, надо именно что убить Сердце. Убить Сердце, а когда оно кануло в разлом до поры до времени, оно даже если не вполне было в этом мире, то не было убито. А может быть, его присутствие всё же было ощутимо. Я не знаю, может, Старик обладает подобными знаниями, прошедшими через тысячелетия, но не уверен. Первый Книжник о многом умолчал. — Разве в истории так не принято, умалчивать и перевирать? — Так принято даже в настоящем, в политике, дипломатии, даже в отношении жены и мужа. Это везде. Но мы то храним истинную, тайную историю! Обидно, что тот, кто всё начал… — Он был Жрецом, и его цели немного разнились с целями нашего поколения. Семь тысяч лет — прозвенело в голове Лави, и тот понял, что срок и впрямь не маленький, и современные книжники вполне могли исказить свою идею, даже облагородить, не забывая при этом и о главном. Может быть, оно даже к лучшему. — Интересно, Сердце будет совсем новым со стороны личности и памяти, или всё тем же Хелеосом? — Если новым, то я точно не смогу относиться к нему иначе, чем как к своему ребёнку. А если в нём проснётся память и личность Хелеоса, мне будет немного страшно. — Вспоминая, о ком мы говорим, у меня тоже мурашки бегут по коже. Или это от чего-то другого? — последнюю фразу Лави простонал, переворачиваясь на бок и подтягивая к себе согнутые колени. Аллен, сидящий на кровати, смотрелся так забавно с этим большим животом, действительно большим, по крайней мере для мужчины. Для женщины он, наверное, был не так велик. — Какая это неделя? — Ась? — не сразу понял Аллен, затем остановил взгляд на поглаживающий живот руке и пояснил, — он пинается сейчас часто. Это неудобно. А когда я его так глажу, успокаивается. И да, это какое мая? Двадцать седьмая неделя по срокам, но по развитию я проскочил три первых недели, которые обычно женщины проживают до оплодотворения. У меня вся эта подготовка и развитие сложилось за пару часов, получилось. Так что на самом деле у меня уже тридцатая неделя. — В июле всё? — Ага. — Ты, знаешь ли… — Лави внимательно оглядел своего товарища, — Очень легко всё это переносишь, никаких отёков, спина не ноет? — Бывает немного, с этим животом ходить неудобно, но он у меня небольшой вообще, Комуи говорил, что у девушек на этом месяце и больше бывает, но это тоже по-разному и от того, в который раз рожают, тоже зависит. — Но ты то в первый и последний. — Мне почти понравился этот опыт, но надеюсь, что да, в последний… Как думаешь, почему Граф вообще собирается убить всех? Невообразимы пути мыслей беременных — решил для себя Лави. — Это ты член этой семьи, и я должен задать этот вопрос. — Никто из нас этого не знает. То есть, вроде, Правосудие помнит. Но мы чувствуем себя обязанными ему помочь. Это одна из причин, почему в прошлый раз я не смог нормально соединиться с тёмной сущностью и боролся против неё. — А вторая? — Эван, конечно. — Эван? — Ах да, его зовут так сейчас. В прошлый раз его звали Маной. — Он всё же был Ноем, — Лави был готов требовать похвалу Панды за собственную сообразительность. И замолчал. Они говорили уже почти час, и он чувствовал себя неплохо. Нет, конечно же, он знал, что три часа для него не так уж много, не критично, но опасение, что он не сможет соображать ясно, всё же были. —Он Ной, я верно услышал? — Да, — охотно ответил Аллен. — Он как бы Пятнадцатый. — Пятнадцатый? — словно не веря своим ушам, повторил Лави. — Да. Мана. На некоторое время юный книжник подвис, размышляя, затем кашлянул и продолжил свои размышления уже вслух: — И даже если отодвинуть многие вопросы в стороны, остаётся неясным одно: как? Насколько я знаю, Нои перерождаются после своей смерти во вновь родившихся детях. — Он дождался кивка Аллена. — И когда Мана умер, это было не так уж давно, Эван уже был давно рождён? И более того, с участием души Маны Граф едва не создал акума. — Он не знал, что Мана всё же числится Ноем.. — Как, я спросил, это возможно? Аллен потёр нос, отводя взгляд и размышляя о том, как нормально можно на это ответить. — Да. Но не смог. Мы... мы были двойняшками. Мы различались друг от друга и внешностью, и характером, знаешь, так бывает? Лави кивнул. Он знал и с чем это связанно, но сейчас уточнения были лишними. Первое, чему учатся книжники — молчать и слушать. — Ну и мы, я не знаю точно, как нам удалось это сделать, но из-за некоего негативного окружения гены Маны начали пробуждаться слишком рано, он бы не смог это выдержать. Ты знаешь, что пробуждение Ноев всё же происходит по-разному? То есть идёт уклон на разное воздействие. Например, Вайзли при пробуждении ничего не рушит, но точно убьёт окружающих, точнее взорвёт их головы или тех, кто подальше, навсегда оставит безумными. Мечта опрокинет наблюдателей в кошмар. И так в зависимости от дара, что несут наши гены, есть и некоторое негативное воздействие, что они оказывали на наши собственные тела, изменения. Гниение вот обзаводится паразитами внутри, Лулу полностью трансформирует тело, у Вайзли появляется демонический глаз, как центр стигмат. Воздействие дара, что должен был быть у меня, было более щадящим. Мы обменялись дарами и, что выходит из этого, названием. Я не знаю, почему мы смогли это сделать. Может быть, потому что были кровными братьями? Или потому что оба ни разу не были пробуждены? Или даже всё проще и на самом деле я был старшим из нас на эти несчастные сорок минут и номера за нами были с самого начала. Но он стал Пятнадцатым, то неверное пробуждение было засчитано, ну, а я пробудился Четырнадцатым. — Нои не знали об этом? — Нет. Мы и сами с Маной долгое время об этом не подозревали. На самом деле мы выяснили это чисто случайно, и я дико был рад тогда. И даже готов был смириться со своей сущностью, но это было через три дня после инцидента с кусающейся чистой силой. Моя сущность уже приготовилась встать на дыбы, дабы дать отпор воздействию чистой силы. Так что либо это череда совпадений, либо то, что принято называть судьбой. — Или чьим-то тщательным расчётом, — намекнул на Шута и Хелеоса Лави, и его намёк был понят. Аллен прикрыл глаза, улыбаясь. Он красиво улыбался сейчас, гораздо красивее, нежели в Ордене. Спокойно, не сильно, не прилагая к появлению улыбки ни малейшего усилия, она сама вылезала на его лицо и смотрелась удивительно органично. Если Аллен так улыбается в этом месте, Лави может быть за него спокоен. По крайней мере, пока. — Мы с ним необычные. Мы с Маной. Может, потому что новые, но наше пробуждение странное. Особенно у него. Первое пробуждение было неудачным, а потом мы и вовсе махнулись своими тёмными сущностями, и это ненормально. Это дико. Но мы были близнецами и решили, что в том вся мысль. Мы не думали много. Мы извлекали выгоду. Но перерождение Маны сейчас идёт совсем по другим законам. Ещё до нормальной активации тёмной сущности он начал вспоминать. За месяцы. Это удивительно. И сейчас, когда мы прибыли к Ноям, мы точно знаем, что это такое и что такое медленное пробуждение. Постепенное. И что от того, что мы молоды, или от того, что мы махнулись сущностью, она не связана абсолютно с нашими душами. Связь есть, и она нерушима, но это не плотное переплетение, а, скорее, поводок. И это может быть губительно. И... Мана, как и я, из тех странных новых Ноев, что не умирают как таковые. У нас сразу же осуществляется привязка к чему-то. В моём случае привязка существует к зеркалам. И то лишь от того, что смерть моя была слишком быстрой и насильственной. Иначе могло случиться как с Маной. От зеркал моя привязь пошла к уже зачатому мне, вместе с чистой силой, суть которой так переплелась с душой моей. И родился такой странный я. У Маны было по-другому. Он медленно угасал. Однажды родился ребёнок, названный Эваном, и к нему пошла привязка тёмной сущности. А сам Мана начал медленно угасать и сходить с ума. Адаптация в новом теле затянулась лишь от того, что Мана встретил меня, и его душа застряла, не желая уходить в новое, далёкое вместилище. В это время Эван был очень болезненным, слабым, инертным ребёнком. И лишь когда Мана умер, всё стало именно так, как должно было. Но так как душа его долго не уходила за сущностью, сразу их связь не восстановилась. От того Граф и сумел призвать только душу, что ещё сильнее повредило связь. Вообще, если бы Граф сделал такого акума, то… либо он со временем был бы разрушен, от того что к душе вернулась бы тёмная сущность, которая не смогла бы ещё долго поддерживать жизнеспособность Эвана, либо он был бы уничтожен другим способом, но душа Маны от того не пострадала бы. Она бы пошла к сущности. Но всё это сильно подорвало бы процесс перерождения, и, быть может, он бы погиб. Аллен вздохнул после долгой речи и позволил Лави её обдумать. Но, видно, тот принял всё рассказанное очень просто. — Итак, — он должен был поторопиться, чтобы иметь возможность хорошо соображать во время разговора, — этот ребёнок точно будет защищён с самого рождения? Он сразу же станет членом Семьи? Это точно? Или только если он ребёнок тебя и Тикки, а если это не так? Если Тикки не при чём, постаралась чистая сила? Или ещё лучше, чистая сила не взяла ничего от тебя, но приняла за отца Тикки? — Это невозможно. У Пробуждённого Ноя могут быть дети лишь от потенциального Ноя. — А чистая сила и экзорцист - носитель чем тебе не нравятся? Мы говорим не о людях, стоит продумать все варианты. Что думаешь об этом? О том, что Хелеос хотел получить Сердце от чистой силы и полноценного Ноя? — Я предпочитаю не думать об этом! — резко отодвинулся Аллен и тут же ахнул. — И ему твои домыслы тоже не нравятся! Это было почти больно, так что бери слова обратно! — Он ничего бы не понял, даже если бы слышал. — Он слышит. И он может быть кем угодно, даже ребёнком, понимающим смысл слов или хотя бы недобрых интонации ещё во чреве. — Сомневаюсь, что твой кокон можно назвать чревом… Злобный огонёк Тёмного Аллена появился в серых глазах. — Лави, я тут подумал, а ты, как книжник, не хочешь посмотреть, как действует мой дар Ноя? На себе, к примеру. — Что? Нет! То есть, я беру свои слова обратно! Доволен? — Поменьше грубости, — хмыкнул Уолкер с тёмной, но полной удовлетворения улыбкой на устах. — Хорошо, что ты думаешь делать теперь? — пришёл к тому, с чего следовало начать, Лави. — То же, что и раньше. Моя цель - не дать Графу уничтожить людей. Не давать ему даже вредить им. Кажется, мы пришли к тому, что ни Графа, ни Сердце никто убить не сможет, и я подумал, что нам останется только вечное противостояние, и только от нас, экзорцистов, будет зависеть, насколько хороша будет жизнь людей, как будут беспокоить их Нои и Граф со своими бредовыми идеями. У меня нет большого выбора. Что ещё я могу делать? Только ломать голову над тем, как мне договориться с Семьей, не стать изгнанником и в то же время быть этим самым Шутом. Отказаться от этой чистой силы уж точно не так-то просто. — Да уж, оторвёшь опять руку, а она обидится и в голову вообще вживется. — Думаю, она способна на это, — согласно кивнул Аллен. — Есть момент с уже Жрецами, не экзорцистами. Я мог бы уже за них заступиться. Тебе позволили увидеть меня. — Чем они отличаются? — Во-первых, уровнем синхронизации. Он у них у всех за сотню. Но это не единственный показатель. Это что-то вроде посвящения своей жизни именно этой войне. А некоторые экзорцисты - совсем редко, но ты мне сам рассказывал об этом - приходили в Орден безо всякого желания. То есть не то пугались перспективы борьбы с монстрами, не то ещё что-то. В мотивах людей вообще сложно разобраться. Думаю, чистая сила и Сердце понимают их гораздо лучше. Что касается внешнего проявления, то такая чистая сила технического типа обязательно перетекает в кристаллизацию, то есть связывается с носителем через кровь, но это вы и сами знаете. У паразитического типа внешнего проявления как такового и нет... считают большинство, но оно есть, и именно то, которое было у меня, к примеру. Полное изменение вида чистой силы и более сбалансированное взаимодействие. Паразитический тип чистой силы убивает носителя, это сложная связь, что известно всем в Ордене, но на самом деле при нормальном содержании, напротив, чистая сила становится катализатором, работающим на щадящем носителя топливе. Короче говоря, она как раз таки защищает нас и так же даже продлевает жизнь. — И кристаллическая тоже? — уточнил Лави через некоторое время. Он уже хотел домой. Домой, потому что думать о чём-то ином было почти мучительно. — Линали, когда она тот удар совершила. Она должна была пострадать сильнее и позже тоже… стой, а если я уже Жрец, я что, бракованный, что ли? Или… ох… Он свернулся калачиком, затихая на некоторое время и ожидая ответа Аллена. — Ты точно в порядке? — Да. — Не похоже. — Просто ответь на мой вопрос! — Я думал, ты и сам должен отлично знать, что чистая сила, созданная для книжников, последняя чистая сила, отличалась от другой. У вас другой и уровень связи. Что-то такое старый Панда рассказывал — Лави помнил. Но говорить по этому поводу было не чего. И он, уткнувшись в подушку лицом, предложил Аллену поделиться планами на светлое будущее мира человеческого и отношение между Ноями и чистой силой. И обсудили. Аллен заверил, что его комната никогда в жизни не будет просматриваться или прослушиваться кем-либо, и они могли говорить о чём угодно. Иногда Лави прерывался, иногда подумывал о том, что жидкость с компресса нужно принять внутрь. Но за такое его покалечил бы уже Книжник. Возвращение Майтры он воспринял почти с ликованием, особенно когда тот протянул Лави его повязку на глаз и заметил: — Время подошло к концу, у меня, конечно, есть некоторые вопросы, по поводу… Но я придержу их пока при себе. Думаю, мы ещё встретимся. Так и передай Книжнику, что мы заинтригованы. Лави был уверен, что да, они увидятся. И он определённо заставит Старика рассказать и о происхождении его неудачного лечения глаз, и о том, кто был его дедушками-прадедушками. Вот только, подняв голову, он так и замер, неуверенный, стоит ли придавать значения тому, что он видит. Оглянулся к Аллену, уже держа оба глаза открытыми. Затем опять остановил взгляд на Майтре и спокойно завязал повязку на место. Тринадцатый Ной чему-то улыбнулся. Он определённо знал больше об этом проклятии, чем кто-либо. — Как выглядит чистая сила и реагирует на тьму? — Лави обернулся уже на выходе. — Соседствуют. Не сказал бы, что полностью спокойно, но Плащ умеет приспосабливаться. И на глазах Лави Аллен, подтверждая всё ранее им сказанное, с лёгкостью перешёл в свою тёмную форму со стигматами, почерневшим шрамом, тонкой серебристой узорной нитью расползающейся на серой коже там, где должна быть чистая сила. А затем на плечи лёг лёгкий, серебрящий плащ с черным плывущим узором. Лави кивнул, понимая как никогда ясно: ошибки не было, и если Шут и Тёмная сущность могут так сживаться в одном теле, то Сердце вполне может оказаться Ноем.