triple d

      В какой-нибудь из параллельных вселенных у них всё могло бы сложиться иначе. Хиджуну не пришлось бы придумывать причину, чтобы уйти утром поскорее, давиться чёрным кофе и ненавидеть себя за резко оскудевший словарный запас. И, возможно, по пробуждении он смог бы увидеть улыбку на лице Инсона в ответ на свою, передвинуться ближе к чужой подушке и выцеловывать каждую чёрточку до боли близкого лица. Хиджун даже сказал бы, что любит его – сентиментальная чепуха, которую он не признаёт, но Чону бы понравилось. Но слова застревают в горле: Инсон смотрит на него, как затравленный кролик на хищника, и Хиджун вместо того, чтобы признаться, как сильно скучал, кривится в усмешке и предлагает: – Хочешь, отсосу?       Старший неуловимо меняется в лице и отворачивается от него, плотнее закутываясь в одеяло. – Да ладно, хён, я ж пошутил, – хихикает Хиджун, хотя ему самому не слишком-то весело.       Выбравшись из кровати, он собирает по полу в беспорядке раскиданную прошлой ночью одежду и думает, ходят ли уже автобусы из этого конца города. Инсон практически не разговаривает с ним, отделываясь односложными «да», «угу», «не хочу», и младший догадывается, что заслужил такое обращение, но всё равно хочет пнуть по лодыжке, толкнуть, накричать. Чтобы Чон, наконец, стал «нормальным». («Нормальным» для чего?) Он почти срывается на бег, выйдя из чужого подъезда, условные прощальные объятия ощущаются фантомными иголками в области рёбер. Тремя этажами выше Инсон садится прямо на холодный пол за закрытой дверью, с силой прижимая колени к костлявой груди руками. Потом достает из кармана телефон, находит запароленную папку с фото и принимается методично удалять, одно за другим. У него не остаётся ничего, кроме спокойной уверенности в том, что младший больше не вернётся сюда. Никогда. И слава богу (которого всё равно нет).

***

      До совместной репетиции остается не больше получаса, когда Хёджон толкает спиной дверь в студию. Руки заняты двумя бумажными стаканчиками: один – для Хвитэка, другой – для него. Ким привык приходить в зал самым первым, однако теперь его привычка передалась и старшему, который решил, что для презентации написанных им песен без хореографии не обойтись. Хёджон вздыхает: танцует Хвитэк действительно замечательно, пусть и своеобразно, но вот выражение лица... – Хён, лучше не делай так на сцене. – Всё плохо? – Ли огорченно поджимает пухлые губы, стирая пот со лба рукавом наброшенной на плечи рубашки. – Всё отлично, но с мимикой ты очень уж стараешься. Как будто... – «сейчас кончишь» – добавляет про себя Хёджон. Он бы с удовольствием довёл эту мысль до сведения Хвитэка, но им в данный момент нужна готовая хореография, а не грядка с помидорами (Ли краснеет до кончиков ушей от подобного, хотя сам не слишком-то контролирует свои вездесущие маленькие лапки).       Не дождавшись ответа, Хвитэк скидывает в угол рубашку и включает музыку, чтобы продолжить работу над танцем. Хёджон даже отрывается от экрана смартфона, засмотревшись на пластичные и, в то же время, очень чёткие движения вокалиста. Хвитэк выглядит немного уставшим, но прорабатывает каждый шаг до мелочей, добиваясь того, чтобы танец смотрелся органично. Когда он неожиданно поскальзывается и с грохотом падает, Хёджон успевает только рот открыть. – Хвитэк-хён, ты жив? – спрашивает он, обеспокоенный тем, что Ли не собирается подниматься на ноги.       Старший не пищит на ультразвуковой чистоте, как делает, если совсем больно; только негромко охает, пытаясь сесть. Хорошая для всей команды новость заключается в том, что он всё же живой, плохая – у него разодрано колено. – Я же просил не скидывать всякий хлам на полу в зале, – сердито ворчит Хёджон, перерывая шкаф в поисках аптечки или её подобия, – нихуя нет, даже обработать нечем. – Хёджон-а, не страшно, – Хвитэк даже боли практически не чувствует, отвлекаясь на метания донсэна. – Страшно! Я сейчас, – бросает Ким, убегая в неизвестном направлении. Возвращается он, впрочем, быстро – со спиртовой салфеткой и жутким обрывком какой-то тряпки. Опускается на колени перед сжавшим зубы в предвкушении далеко не приятных ощущений Хвитэком и принимается протирать пострадавшее место. – Может не надо, доктор? – Ли цепляется за чужие плечи, почти не прикрытые майкой, и царапает кожу короткими ногтями. – Простите, пациент, я обязан оказать вам помощь, – хихикает Хёджон, ощущая, как руки старшего уже хозяйничают под его одеждой, мешая накладывать повязку. Хвитэк тихонько стонет, приоткрыв рот, и губы Хёджона непроизвольно находят чужие. Доделывать перевязку и целоваться одновременно трудно, но Ким как-то справляется и отрывается от покрасневших губ старшего, только когда от нехватки кислорода начинает темнеть в глазах. – Значит, тебя заводят ролевые игры? – довольно скалится Хёджон, сжимая ладонью член Хвитэка через неплотную ткань штанов. Ли морщится от боли, потому что младший случайно задевает раненое колено, устраиваясь на его бёдрах. Он задирает на Хёджоне майку и тянет, заставляя лечь на себя. Спутанное сознание как бы невзначай намекает, что времени перед тренировкой у них осталось немного, но возбуждение от этого накрывает только сильнее.       Собственно поэтому, заходя в зал, Хёнгу слышит какие-то подозрительные звуки на фоне музыки. А потом и видит. – Зайду попозже, – бормочет он, аккуратненько прикрывая дверь.