triple d

– Давайте замутим фристайл, – предлагает Хиджун, наблюдая за Хёнгу, импровизирующим под хип-хоп что-то своё перед тренировкой. – Предложение принимается, – откликается Джинхо. Он возится со шнурками кроссовок, сидя на полу. – Как раз все опаздывающие добежать успеют. – Они охренели, – констатирует Хёджон, сверившись с часами, – как обычно.       Хвитэк пожимает плечами ("ну а что ты хотел, наша группа не меняется") и поправляет на Хёджоне свою рубашку, призванную скрыть яркие следы от кое-чьих зубов. Тот вырывается из назойливых конечностей и идёт переключать трек на проигрывателе. «Конфетка, подвинься». Хёнгу смущённо застывает у стеночки, к которой только успел прислониться во время танца. Вырванный из совершенно другого измерения, он оглядывается на старших так, словно его застали на месте преступления. Джинхо хлопает в ладоши. – Превосходно, Хёнгу-я. Многим стоит у тебя поучиться так же смело фристайлить перед публикой. – Но не нам, – Хвитэк подмигивает макне и идёт отбирать у Хёджона место в центре.       Хёнгу украдкой скашивает взгляд в сторону лидера, стоящего совсем рядом с ним. Джинхо с непроницаемо серьёзным лицом наблюдает за другими танцорами, и младший в который раз задумывается, чем живёт и дышит этот хён, чья макушка едва достаёт ему до подбородка. От Чо веет внутренней силой и надёжностью. Не просто потому, что он – лидер. Кан не знает почему, но непроизвольно хочет стать ближе этому человеку, и, в то же время, безумно боится разочаровать его. Вдруг все таланты Хёнгу окажутся никчёмными при сравнении? Он ведь так молод. И ничего из себя ещё толком не представляет.       Йенан с Чангу прокрадываются в студию спустя не меньше получаса, оправдываясь тем, что их задержали на студенческом собрании. «С каких это пор прогульщики остаются на собрания?» – наигранно удивляется Хиджун. Опоздавшие синхронно поворачивают головы в его сторону. «Бля, меня же не отпиздят в переулке?» – нервно хихикает О, прячась за спину Чжихуна, тоже пришедшего позже обычного. Тренировка получается на редкость выматывающей: впереди новый фестиваль, на который надо для начала пройти, а времени, как обычно, ничтожно мало. На улице становится уже совсем темно, когда Хвитэк со стоном требует «вооооздуха» и вываливается на улицу за компанию с Чангу. Пока Ё курит, старший устраивает голову у него на плече и закутывает дополнительно в свою расстёгнутую куртку, такую большую, что в ней спокойно поместились бы два Хвитэка. – Ты так совсем заболеешь, – Ли щёлкает донсэна по носу. Тот давится дымом от неожиданности. – С твоей заботой точно загнусь, – замечает Чангу, прокашлявшись, – да и плевать как-то. – Хей, – Хвитэк не знает, какие подобрать слова, ступая на этот тонкий лёд. Он просто не хочет видеть, как его друг разрушает свою жизнь, – тебе не в чем себя винить – Всё отлично, – младший широко растягивает в стороны уголки губ, и смотреть на это оказывается охуеть, как больно. – Ты ничего не смог бы изменить, – беспомощно выдыхает Хвитэк.       "Разве что умереть вместе с ним", – добавляет про себя Чангу с пугающим спокойствием. Окурок летит в идеально белый сугроб, образуя в нём уродливую чёрную дыру. Нечто похожее должно по идее находиться у Чангу в груди, расползаясь оплавленными краями. Он резко разворачивается, собираясь зайти в помещение, и врезается на пороге в Йенана. Китаец опускает неожиданно тяжёлую ладонь на его плечо и смотрит, нет, не тоскливо, а с неприкрытой злостью. – Как же. Ты. Заебал.       Чангу открывает рот и сразу закрывает. Он чего угодно ожидал, но не этого. Не от милого, стеснительного мальчика, которого с трудом мог назвать своим сверстником. – Ты, наверное, переутомился, – неуверенно улыбается Чангу и прикладывает ладонь к чужому лбу. Терпение Йенана громко трещит невидимыми швами. – Скажи честно, ты совсем ничего не замечаешь? Не думаешь о себе – хорошо, подумай, что будет со мной без тебя. – Ох, – Чангу робко отступает на шаг от пылающего гневом Йенана, и оказывается стиснут чужими руками так, что слышно, как хрустят кости. – Всегда помни об этом, слышишь?

***

      Хёнгу ускоряет шаг, не оглядываясь на замёрзшие огни вечернего Сеула. Снег закрывает практически весь обзор, назойливо силясь залепить в глаз или в ухо, но Кан превосходно ориентируется даже в эту ненормальную, но ужасно красивую погоду. «Всё хорошо, мам, я поел суп из водорослей», – Хёнгу поскорее прячет закоченевшую руку в карман, когда мать, наконец, вешает трубку. «Просто ещё один обычный день», – говорит он себе, поднимаясь по ступенькам в студию. – Пришёл! – громкий шёпот режет уши похлеще сигнализации. – Хёнгу-я, с днём рождения! – вопит Хвитэк. А стоящий за ним Джинхо улыбается так тепло, что Кан зависает и пропускает тот момент, когда ему в лицо врезается праздничный торт. – Наш сладкий малыш, – ржёт Хёджон, отчаянно цепляясь за дверной косяк, чтобы не сползти на пол.       Хёнгу девятнадцать, и он, возможно, даже любит свою жизнь. Иногда.