По следам. Несказка.

Анна снова отвлеклась от чтения, как только перевернула страницу. Здесь лист был вырван, грубо и неаккуратно. Неровные обрывки так и остались торчать и выглядели жалко. Анна осторожно провела по этим бумажным кусочкам кончиками пальцев. Она помнила, как и почему так вышло. Тогда, она попыталась записать все это на следующий день, мыслей было так много, и эмоций было еще больше, и затея эта была не лучшей. Она даже плохо помнила, что именно писала тогда, помнила только, что слезы капали на лист и размывали чернила . Сначала ей было все равно , потом она начала злиться из-за этого, пытаться справиться с собой но ничего не выходило, она разозлилась на себя, пробежала взглядом написанное, вырвала лист и скомкав его, зажала в кулачке и разрыдалась. Анна вздохнула, вспоминая все это. « Тогда мне было наверное сложнее всего, ведь именно тогда я начала понимать, что все мои мысли и действия имеют определенное название, вот только назвать это тогда я так и не смогла, даже для себя, даже здесь. С этой странной, больной любовью пришло что-то новое, это новое было сложным и ушло что-то другое, я тогда стала другой, жизнь стала другой, и уже не было той девочки с косичкой на велосипеде, какой я была какое-то время назад. Вместе с этим летом кончилось детство. И он прав был, конечно, тогда, считая меня ребенком, но вот с этой истории ребенком я быть перестала. Но именно тогда все стало еще сложнее, чем было. Мне непременно нужно дочитать все это до конца» С этой мыслью она снова перевела взгляд на написанное. Эти дни я вероятно запомню навсегда, даже сейчас, когда прошло столько времени с той жуткой ночи, как мне приснился тот кошмар, я помню все до мельчайших деталей но даже сейчас, сомнительно, что я смогу описать все, ибо все началось с кошмара во сне а закончилось кошмаром наяву. До этой истории жизнь казалась совсем иной, все казалось легче и проще, теперь же мне надо все хорошо обдумать. Обдумать и взглянуть на все это трезвым взглядом. Поскольку сначала я пребывала в ажитации, потом в каком-то странном оцепенении, но сегодня что-то изменилось. Мне уже не так тоскливо, как раньше, уже не хочется плакать, а хочется все же увидеть его и объясниться. Или не нужно объясняться, а нужно еще подождать? Что-то поменялось во мне, и я никак не могу понять, что. Пожалуй, здесь самое место для того, чтобы понять, что произошло и понять, что делать дальше. Просто жить, как раньше, уже не получится, но как же тогда? В ту, первую ночь мне снова приснился сон. Он поначалу был очень похож на тот, самый первый, где я впервые увидела его, но здесь все было совсем иначе. Какое-то странное место, как будто наполненное светом из моего прошлого сна, я в прелестном бальном платье стою и как будто жду чего-то, подходит он, и мы танцуем, кружимся, и он улыбается мне и его лицо близко – близко и взгляд, в котором восхищение и что-то еще. Мы останавливаемся, он пристально смотрит мне в глаза и я чувствую, что сейчас произойдет что-то и тогда его ладонь уже у моего лица и я чувствую на своей коже ее тепло, он наклоняется и касается своими губами моих губ, затем еще и еще, нежно и осторожно, затем все смелее и смелее, у меня кружится голова и кажется, что это блаженство будет длиться вечно, но внезапно все меняется, его уже нет рядом и я с ужасом вижу, как он падает навзничь, вокруг возникает толпа каких-то людей, они все смеются и выглядят странно. Затем я снова вижу его лицо, происходит что-то непонятное, какая-то странная драка и кто-то, невидимый мне, наносит удар за ударом. Штольман пытается отбиться, но видимо ничего не выходит и неизвестный наносит последний удар, и я откуда-то понимаю, что это конец, что все пропало и что возможно, Штольман убит, меня охватил дикий ужас и я с криком проснулась. Было нехорошо до тошноты – Это место, что это, похоже на площадку для боев, ринг, Господи, что это такое – пронеслось в моей голове, и я подхватилась с постели. Было мне как-то не слишком хорошо и в душе прочно поселилось острое беспокойство. Спускаясь вниз, я услышала, как папа с дядей что-то оживленно обсуждают, но уловить успела только то , что говорили они о боях и дядя рассказывал о каком-то особенном, смертельном ударе, внутри у меня все похолодело а дядя уже вышел из дома и я выскочила следом. Он удивился, увидев меня, и видимо на лице моем было странное выражение, так как он спросил тотчас: - Да что с тобой, на тебе лица нет… Дяде я всегда могла рассказать о своих страхах, мне больше и некому было, и я рассказала о своем кошмарном сне. Но он не воспринял меня всерьез и проговорил беспечно: - И ты думаешь это сон вещий? – на что я дрожащим голосом спросила: - А разве у меня другие бывают?- в тот момент я была так испугана, я не понимала, что делать теперь и дядя подсказал ответ: - Ну предупреди Штольмана, чтобы не выходил на ринг – спокойно сказал он и поцеловав меня, как ребенка в лоб, ушел по своим делам. Я попыталась успокоиться, но ничего не выходило. Мне непременно нужно было узнать хоть что-то, но после нашего последнего разговора идти сразу с предупреждением, снова без оснований и молоть ерунду мне очень не хотелось. Но делать что-то было нужно и я решила для начала пойти и посмотреть, что это за место. Дядя уже вернулся, и я уговорила его пойти туда. Добрались мы довольно быстро, дядя что-то говорил в дороге о часах и о чем-то еще, но слушать его внимательно мне было сложно и ,наконец, мы вошли в здание склада. Было пусто, и дядя показал мне, где все произошло, Илья Сажин - назвал он имя бойца и отошел от меня, понимая, что мне нужно осмотреться. Я оглядывалась вокруг в надежде хоть что-то прояснить для себя, это место удивительно было очень похоже на то, что я видела во сне, я задумалась, попыталась сосредоточиться и у меня получилось – я увидела бойца, потом сам бой, человек явившийся мне после окончания боя пошел с площадки, вошел узкий проход, но не пройдя и нескольких шагов внезапно упал, как подкошенный. Видение исчезло, и я пошатнулась, дядя подхватил меня и повел к выходу, в этот момент из дверного проема вышел человек с мешком на спине. Проходя мимо нас, он как-то странно посмотрел на меня, что-то было в нем, и с лицом у него было что-то странное, но мне было весьма нехорошо в тот момент, и я рассмотрела его не очень внимательно, только странное, нехорошее чувство и запомнилось. Мы прошли еще пару шагов к выходу и внезапно, в конце коридора, я снова увидела погибшего бойца, но он был не один. С ним была девушка, они стояли рядом и молча, смотрели на меня. Я сказала об этом дяде, он поразился, а мне стало так нехорошо, что выйдя из амбара, пришлось схватиться за столб у крыльца и отдышаться. Через время мы потихоньку пошли в обратный путь, но не прошли мы и нескольких шагов, как впереди нас из-за угла показался экипаж, остановился и из него на землю соскочил Штольман. Он пошел в нашу сторону, и дядя этак непринужденно воскликнул: - Яков Платонович! Какими судьбами? Лицо у Штольмана стало удивленным, он подошел ближе: - Мое почтение. Только это я вас должен спросить, что вы здесь делаете – произнес он каким-то официальным, полицейским тоном, а я все никак не могла отвести взгляд от его лица. Мы с дядей переглянулись и он, милый дядюшка, он не стал ничего говорить о моих видениях, а сказал лишь об украденных часах. На лице Штольмана промелькнуло недоверие и он, улыбнувшись своей, не верящей ни во что, улыбкой, спросил язвительно: - Здесь, на складе? На что дядя поинтересовался: - А Вы, часом, не по поводу смерти бойца? Он усмехнулся сначала, но все же спросил несколько обеспокоенным тоном: - Какого бойца? И я поняла, что он не знает ничего и тогда решилась заговорить. - Мне кажется, мы здесь по одному делу – осторожно, стараясь сохранять спокойствие, проговорила я. Он снова посмотрел на меня совершенно отрешенным и снисходительным взглядом и даже головой от неудовольствия закрутил: - Ох уж мне эти Ваши частные расследования, Анна Викторовна – но, тем не менее, поинтересовался коротко: - Что там у Вас? И я, опять же, стараясь выглядеть спокойной, рассказала про погибшего бойца и про то , что «сегодня умерла его невеста». Он конечно же, даже мысли не допустил, что я что-то могу знать и каким-то не слишком довольным тоном произнес: - Быстро же здесь слухи разлетаются – и серьезнее добавил: - Может быть, Вам и имя ее известно? Я отрицательно покачала головой и спросила, не удержавшись: - А Вы знаете, как она погибла? Но он с усмешкой отвратительной, просто издевательски, ответил вопросом на вопрос: - А какое это к Вам имеет отношение? Я держалась очень хорошо, как мне казалось и не обратив внимания на его усмешки, попросила, вот попросила просто: - Можно, я скажу Вам два слова с глазу на глаз ? Он соизволил согласиться, и к моему счастью или к несчастью, ответил: - Конечно. Сказано это было тем же недовольным тоном, но мне было не до этого. Я понимала, что он мне может не поверить и наверняка не поверит, но не предупредить его я просто не могла и сказала то, что хотела: - Я видела очень странный сон, Вам грозит опасность – голос мой все же дрогнул, но я собралась и, указав на склад, быстро, пока он не перебил меня, заговорила снова- Все это связано с этим местом, с кулачными боями. Он при этих моих словах заулыбался так как-то понимающе, по взрослому, и насмешливо так спросил: - Так Вы здесь из-за меня? Мне стало неловко, и я как-то не очень уверенно проговорила: - Я просто хотела узнать, что там. И Вам рассказать. Было очень обидно от этих его улыбочек и тона этого снисходительно взрослого, а он еще и улыбнулся снова, как будто я очередную нелепость сказала и все еще улыбаясь, проговорил: - Да Вы не волнуйтесь так. Я сам справлюсь. Вот тут я не смогла стерпеть, и мне стало, наверное, нехорошо, мне стало так страшно за него, что я, не сознавая видимо, что делаю, раскинула руки и воскликнула6 - Нет! Ни в коем случае Вам нельзя драться. Никаких кулачных боев! – слова мои звучали странно даже для меня и я не знала, как его удержать, что сделать, чтобы он не входил в это страшное место и он, глядя на всю эту странность, конечно же не поверил мне, усмехнулся и уверил меня: - Да не собирался я драться. Я Вас прошу, Вы идите домой а я.. Я себя в обиду не дам.- Он снова улыбнулся мне своей снисходительной улыбкой и разговаривал со мной, как с ребенком. Возможно, я и выглядела глупо, но ведь искренне хотела его предупредить, просто сделать это нужно было иначе. Мне стало обидно, слезы навернулись на глаза, я обошла его и пошла прочь. Дядя, увидев мое расстроенное лицо, и попытался успокоить. - Ревнует наш сыщик- неожиданно сказал он с улыбкой. На что я, как будто безразлично уже, спросила: - Да с чего ты взял? Это ведь его дело, преступников ловить, а тут такая фея- пошутил он. Шутка мне понравилась, но все еще было не по себе, и я мрачно спросила его: - А может быть, я для него – ведьма? Но он возразил: - Нет, фея, смотрел, как на фею. Дяде я не поверить не могла, настроение мое чуть улучшилось, и я даже попыталась улыбнуться ему. Мы пришли домой, и я места себе не могла найти, а дядя еще все рассказывал про этот смертельный удар с этим жутким названием – сметень. Он все говорил о том, что ударить можно утром, а умрет человек от удара вечером, и только еще больше расстраивал меня всем этим. Я ходила по комнате в смятении, слушая его и внезапно, прямо перед собой увидела этого бойца и я, не обращая внимания уже на дядю, спросила его что он делает и он ответил мне каким-то потусторонним голосом- «Готовлюсь к бою» мне стало уже страшно, какие-то дикие догадки замелькали в моих мыслях и я спросила: – Но с кем? - С врагом – загадочно ответил он. - А кто твой враг?- с ужасом, снова спросила я. - Не знаю, но он придет. Скоро. Я поспешила спросить его про сметень, но он почему-то исчез, так и не ответив мне. Мне стало так плохо, что дышать стало нечем и дядя, испугавшись и усадив меня на стул, обеспокоенно спросил: -Аннет, Аннет, это он, это был дух? Все смешалось в моем сознании и я с ужасом проговорила: - Смертельный удар, которого никто не видел. Этот сметень, он не дает мне покоя. Тайная угроза. - Кому?- спросил дядя Но я уже решила для себя, кому, я связала сон и этот удар и то, что сказал дух и мне не было уже никакого дела до дяди, одна мысль билась болью – я должна его предупредить. Эта больная, жуткая мысль, одна единственная, была в моем сознании, пока я шла в город. Потом мне немного стало легче и появились другие мысли, что мне было ему сказать, чтобы он поверил, да ничего. Мысли мои вернулись к причине всего этого и я подумала о бойце, о девушке, обо всем этом. Я постаралась сосредоточиться и взмолилась мысленно, обращаясь неизвестно к кому, да помогите же мне, ради всего святого, что же мне делать теперь? И видимо, сознание мое изменилось от переполняющих чувств, я ощутила нечто странное, огляделась и увидела дух убитой девушки. Она смотрела на меня и молчала, а потом пошла по улице. Я поняла, что она показать мне что-то хочет и немедленно отправилась за ней. Шли мы довольно долго, уже вышли на окраину, к кромке рощи и я попыталась спросить у нее куда она ведет меня и что хочет показать, но внезапно она исчезла а навстречу мне вышел странный человек с лопатой на плече, он прошел мимо меня а я поспешила вперед и тут кто-то схватил меня под локоть, от неожиданности я взвизгнула но это оказался Антон Андреевич. Он сказал, что наблюдал за этим человеком, что мимо прошел, меня осенило, что все это как-то связано и коли речь идет о могилах, видно девушка хотела показать мне место, где зарыт ее жених. Но все оказалось напрасно, похоже было, что я снова ошиблась и решила что раз уж у меня ничего не выходит, попрошу Антона Андреевича предупредить Штольмана, может быть его он выслушает, подумала я. Он как ни странно, поддержал меня и еще что-то добавил про этот удар, отчего мне стало еще хуже, чем было. Весь вечер я не находила себе места и все думала над всем этим. Сама не своя я поднялась в спальню, улеглась и мысли все крутились, наскакивая одна на другую и этот сметень никак не выходил из моей головы. И от этой безысходности видимо, мне снова приснился кошмар, как будто продолжение того, предыдущего кошмара. Но теперь Штольман лежал на полу и я откуда-то знаю, что удар этот уже нанесен и поэтому он упал, но поверить в то, что удар этот смертелен я не могла, это ужасное чувство, когда ничего не можешь сделать, я не забуду никогда. Я опустилась на колени и все смотрела в его лицо, но он лежал неподвижно, я позвала его, потом еще раз, но ничего не получалось. Тогда мои руки сами собой потянулись к нему, сознание путалось от боли и отчаянья, я лепетала что-то невнятное и уже называя его на ты, умоляла открыть глаза и уже не зная, что делать, наклонилась над ним и прикоснулась губами к его губам. Я тотчас проснулась, вне себя от этого кошмара и от всего остального. И мысль, видимо пришедшая оттуда, из сна, так и осталась в сознании, когда я в ужасе села на постели- Как же так? И другая- Как же я могла? Ужас и смущение слились воедино и в полном смятении я, взяв свечи, вышла на улицу, на воздух. Не успела я подумать о своих ощущениях, как неожиданно возник дядя, напугав меня. Мы заговорили о снах и он на мои страхи, заметил, что сны в моем возрасте должны быть романтичными и чувственными, мне стало как-то полегче и я смогла усмехнуться его словам, да, видимо он в чем-то несомненно прав – и то и другое в моих снах присутствовало точно, если бы не кошмары вместе со всем этим. Смущение все же не уходило, как я могла поцеловать мужчину сама, укорила я себя и тут же подумала, но ведь у меня не было выбора, это был жест отчаянья и успокоив себя подобным образом, я отправилась спать. С утра мама снова завела свое обычное, о женихах и гостях и не преминула уколоть меня Штольманом, сказав, что он мне не пара. Господи, как я от этого устала. Я вышла на крыльцо и услышала, как папа упомянул Штольмана, я тут же спросила в чем дело, и он со смехом рассказал о том, что «господина полицейского» вчера ударил подозреваемый. У меня как будто что-то взорвалось в сознании и тотчас же этот сметень возник и я, не обращая внимания на мамины крики, почти бегом отправилась туда, где, как мне казалось, мне могли помочь а именно к доктору Милцу. Я спросила его про этот ужасный удар и снова залепетала о том, что Штольману грозит опасность, на что он ответил, что все эти вещи вряд ли существуют в природе, такого рода удары. Я была расстроена, и видимо это отразилось на моем лице, и Александр Францевич пожалев меня, рассказал про доктора Головина и я поспешила туда. Не могла же я снова пойти к Якову Платоновичу, которому в этот раз до моих умозаключений не было никакого дела. Доктора я ждала долго, но напрасно. Он был очень убедителен и сказал мне примерно то же, что и Милц, что этот удар не более, чем легенда. Доктор показался мне странным, но мне было не до него, я всю дорогу размышляла о том, как же так, почему же тогда мне приснился этот жуткий кошмар, причем еще два раза подряд. Эти сны не давали мне покоя и я уже не могла разобраться, что волнует меня больше – существование этого удара или то, как он целовал меня в моем первом видении и то, что я сама поцеловала его во втором. Я все думала над этим и внезапно мне снова привиделась эта несчастная девушка. Помнив о том, что в первый раз я так ничего и не выяснила, я не слишком доверяла ей, но ведь не просто так она мне явилась, подумала я и поехала за ней. Я доехала почти до того же места, где она исчезла в прошлый раз и она исчезла снова. Это было там же и мне стало немного досадно что я снова зря потратила время но все же беспокойство не отпускало и я решила оглядеться внимательней. я прошла пару раз туда и обратно и только тогда, чуть в стороне от того места, где пропал дух девушки я заметила, что трава в этом месте растет как-то странно и приглядевшись внимательней, увидела, что она сложена и притоптана, куски свежего дерна были плотно подогнаны друг к другу и заметить что-то не приглядевшись, было невозможно. Ощущение тоже было соответствующим, и я поняла, что нашла могилу Ильи Сажина. Я осторожно огляделась, отступила к велосипеду и подобрав его, покатила в участок. Ни Штольмана ни Коробейникова в участке не оказалось, но Ульяшин выслушал меня очень серьезно, и прибыв на место, полиция действительно нашла труп. К тому времени, как приехал Штольман, труп уже откопали и положили на край могилы. Я стояла поодаль, и когда он метнулся ко мне, обернувшись, сразу увидела на его лице какое-то странное, беспокойное выражение. Он подлетел ближе и сразу, без приветствий, спросил каким-то невозможным тоном: - Как?! У него было какое-то странное, возмущенное лицо и я постаралась ответить как могла, так, чтобы не разозлить его окончательно, но и лгать мне не хотелось тоже: - Этих свидетелей Вы не сможете вызвать. Он снова возмущенно посмотрел на меня и тем же тоном продолжил: - Анна Викторовна вы что, не понимаете что то, что Вы нашли тело, бросает на Вас подозрение в соучастии? Это было вовсе неожиданно, и я ответила вопросом на вопрос: - Вы что же, теперь меня подозревать будете? И он, уже спокойнее, ответил и я поняла, почему он был так возмущен или сильно обеспокоен, так наверное будет правильней. - Я – нет. Но как я объясню полицмейстеру и прокурору этот Ваш – он покрутил тростью в воздухе и закончил с каким-то пренебрежением - феномен. Я сразу поняла, что ответить - А вот Вы скажите, что это Коробейников нашел. Потому что он здесь вчера проходил. И тут он спросил странную вещь: - А почему Вы ко мне сразу не обратились? И я ответила ему совершенно честно: - Потому что Вы мне бы опять не поверили, как всегда. А господин Ульяшин сразу откликнулся. Я уже успокоилась, выглядел он хорошо, но я все же, решила спросить - Яков Платонович, а как Вы себя чувствуете? Я не могла не спросить. Он посмотрел мне в глаза и ответил коротко: - Превосходно. И тотчас отошел к могиле. Я перевела взгляд в сторону и внезапно увидела Сажина, но не только его, в сознании возникла картинка – деревенская драка, как на ринге, один человек нанес другому сокрушительной силы удар, удар был очень жестоким, второй боец упал, и видно было, что он покалечен, похоже было на то, что ему выбили глаз. Это было страшно. - Анна Викторовна, вы так и будете там стоять? – услышала я как будто издалека его голос, но обернуться не могла и очнулась только тогда, когда он крепко взял меня под локоть, я вздрогнула, посмотрела в его лицо и снова отвела взгляд. - Что с Вами?- очень обеспокоенно спросил он, все еще поддерживая меня, а я, все еще глядя туда, где возник дух, едва смогла выговорить: - Я видела человека.- он тут же переспросил очень серьезно: - Какого человека? И я попыталась объяснить: - Он дрался с кем-то и это лицо…это лицо, оно знакомо мне. - Где Вы его видели?- услышала я и посмотрела на него: - Здесь. Сказала я и видимо выглядела я странно, потому что он уже легче как-то проговорил: - Вы просто переволновались- и он хотел было увести меня, но я возразила - Нет, нет, нет, я видела его, я только не могу вспомнить, где. Ему видимо все же надоело это, по его видимо мнению, представление и он, уже раздраженно, спросил: - И как Вам все таки это удается? - Удается что?- уловив раздражение в его тоне, спросила я. - Мешаться мне под ногами- совершенно по хамски ответил он. Это было уже слишком и я возмутилась: - Ну знаете ли, я Вам эту грубость прощаю за счет удара в голову, который Вы получили. Кстати, Вас ночью ударили?- уточнила я. Какая-то мысль уже зрела в моем сознании но додумать мне сейчас ее было некогда. Он снова переменился, заулыбался мне и я, почувствовав, что его раздражение ушло, заявила: - Значит эту ночь вы должны провести под наблюдением врача. - Анна Викторовна… – он попытался меня остановить, но остановить меня было сложно, и раз уж он слушает, я решила высказать ему все. - Никто не может сказать, что тот удар не был сметнем- выпалила я. На что он тут же сказал: - Да перестаньте, все это чушь. Но однако, никуда не уходил и я как-то осмелела и проговорила уже чуть улыбаясь: - Если вы спорить будете, я Вас сама отведу в больницу, ясно? Он вызвался меня проводить и я , осмелев окончательно, рассказала ему про этот удар и про докторов, которые мне ничего не объяснили и что я очень боюсь.Но тут он прервал меня на полуслове: - Довольно, Анна Викторовна. Это уже переходит все границы. Я не ребенок. - А упрямитесь, ну точно как ребенок- тут же нашлась я. - Вы слишком молоды, чтобы давать мне оценки- усмехнулся он. -Вы сердитесь на меня?- спросила я. Он не то чтобы был сердит и непонятно, зачем я это спросила, но он не ответил а глядел в сторону и было заметно, что он чуть улыбается. И я спросила снова: - Что, я очень навязчивая?- вспомнив и тот, прошлый разговор в парке и все остальное.Я думала, что он сейчас снова скажет что-то ехидное в ответ но нет. - Я просто не привык, что кто-то так заботиться обо мне- Не глядя на меня, проговорил он, эта откровенность была неожиданна и приятна необычайно, мне стало как-то легче, и я осторожно спросила: - Не привыкли? И он, глядя себе под ноги, сказал: - Живу один. Он был так трогателен в этой своей неожиданной откровенности, и мне стало так хорошо от всего этого, и я позволила себе пойти дальше: - А если я и так уже перешла все границы, можно мне еще один вопрос? Он посмотрел на меня своим невозможным взглядом и остановился, приготовившись выслушать, а я от этого как-то смутилась и от смущения принялась водить пальцем по велосипедному рулю, но все же он ждал и я произнесла: - Та дама…Ну Вы же жизнью из – за нее рисковали, что же она не заботилась о Вас? Вот такого вопроса он, очевидно, не ожидал, и моментально лицо его изменилось, он покрутил головой и каким-то таким странным тоном воскликнул: - Да что Вам за дело? Но тотчас взял себя в руки и уже спокойно договорил прежним, каким-то доверительным тоном: - Все миновало и я просто не хочу об этом говорить. Боже мой, он сказал это, сказал это мне – возликовала я, и уже садясь на велосипед, улыбаясь, переспросила его: - Миновало? И мне стало так хорошо, что я, разогнавшись и обогнав его, воскликнула: - Как хорошо! Мне действительно было хорошо, просто замечательно было мне. Мы поговорили и очень хорошо и говорил он со мной не как с ребенком, и он наконец-таки сказал мне это, то, что я так хотела услышать- думала я и внутри меня все пело и еще я подумала, что все же он видимо прав и этого сметня не существует вовсе, а приснилось мне все это оттого, что его ударили тогда, ночью и просто я почувствовала это, потому что люблю его. Когда я проговорила это мысленно, я сначала себе не поверила, а когда поверила, резко затормозила и остановилась. О господи боже. Эти сны, они все связаны между собой не только кошмарами, они как будто бы продолжают друг друга и показывают мне то, что происходит или то, что возможно, может произойти. И как-то так я поняла, что неважно, как это называть ,но то, что я чувствую, очень похоже на то, что я подумала. Мысли мои потекли в обратном направлении, и вторая часть моих снов снова напомнила о себе. И я подумала - Теперь, когда поняла, что я буду делать, если с ним что-то случится, как же я жить смогу- эта мысль возникла и заполнила все сознание целиком и мне стало просто необходимо узнать, как погиб Сажин, теперь я понимала, что разгадка именно в этом и от этой разгадки зависит вся моя жизнь. Видимо мое состояние сыграло тут определенную роль, потому что выяснила я это быстро, я тотчас, как пришло видение, узнала этого калеку и вспомнила, где я видела его прежде. Только теперь я поняла кто и что может угрожать Штольману. Это осознание привело меня в чувство и я, не помня себя от волнения, поехала на склад. И меня преследовала одна единственная мысль- Мне надо успеть. И я успела. Почти .Я вошла и сразу увидела их, они стояли друг против друга и закричала я тогда напрасно: - Яков Платонович, это он убийца. Он из одной деревни с Сажиным! Штольман обернулся ко мне и пропустил удар, но все же ответил и калека отлетел к стене. Я подошла ближе, но как-то так как будто отодвинул меня, этим своим: - Анна Викторовна, не подходите! И было что-то такое в его голосе, странное и я кожей почувствовала, что вот сейчас может случиться что-то ужасное. Калека снял свой жилет и встал в позу кулачного бойца. Я, уже страшась того, что происходит и понимая, что это мне не остановить, все же попыталась, но он не слушал меня. Я с ужасом наблюдала, как он положил на бочку трость и принялся снимать пальто. - Не делайте этого – в ужасе прошептала я но нет, он упрямо готовился к бою. У меня было такое чувство, что я сейчас сойду с ума и когда калека, ударив его в очередной раз, разбил ему бровь, я в ужасе прижала пальцы к губам, чтобы не закричать и не помешать. Силы наверное были равны, но я страшно боялась, наблюдая за ними, и в какой-то момент мне показалось, что калека сильнее и тут я увидела Сажина, он ходил вокруг них кругами и тут все произошло как-то очень быстро – Яков Платонович ударил этого человека, где-то рядом мелькнул Сажин и через секунду убийца уже лежал навзничь на полу и похоже, подняться не мог. Я с облегчением выдохнула, и еще не веря до конца, что все уже кончилось, подошла к Штольману и протянув руку к его лицу, прошептала: - Я не должна была Вас отпускать. Но он поймал мою руку и посмотрев в мои глаза , сказал мне: - Вы не должны были сюда приходить. Тут с криком ворвался Коробейников и полицейские, он отпустил мою руку и мы обернулись на вошедших. Полиция быстро забрала задержанного, все ушли и мы снова остались одни. - Я видела Ваш бой во сне. Я поэтому пыталась предупредить- сказала я, мне нужно было объяснить ему все до конца. Он посмотрел на меня и спокойно, безо всяких усмешек, сказал просто: - Значит, это изменить было невозможно - Нет- покачала головой я и подступила к нему ближе: - Вам просто нужно было поверить мне. И я, осмелев окончательно и ощущая одно лишь облегчение от того, что он здесь, он жив и с ним ничего не случилось, потянулась к нему и коснулась своими губами его губ. Он замер, точно так же как тогда, в кабинете но я прикоснулась снова, а он так и стоял, не шевельнувшись. Тогда я отстранилась и улыбнулась ему а он посмотрел мне в глаза и сказал зачем –то: - Кажется, Вас сильно впечатлил этот бой – как-то странно сказал он и сейчас я понимаю, зачем он это сделал. Он просто хотел дать мне шанс отступить или себе, теперь это не важно уже. Но мне этот шанс был не нужен, и я снова потянулась к нему и сказала совершенно искренне, чтобы он понял, наконец, и перестал сомневаться: - Я просто очень боялась за Вас, а вдруг этот сметень существует. Во взгляде его что-то изменилось и как будто в нем самом что-то изменилось, он тоже подступил ближе и я, потянувшись к нему, почувствовала, как его губы шевельнулись в ответ, ожили и это был тот самый поцелуй, из сна и у меня уже начала кружиться голова, а губы его становились все настойчивее…и вдруг раздался голос Антона Андреевича: - Совсем забыл из-за всей этой суеты- он уже подходил к нам и все продолжал - Из управления сообщили, что Вам пришла телеграмма, некая дама приедет из Петербурга через неделю и остановится в гостинице. Будет Вас там ждать.- закончил он свой длинный монолог. У меня в сознании что-то вспыхнуло от этих его слов, я едва осознала сказанное и посмотрела на Штольмана - Это так срочно, Антон Андреевич?- услышала я его вопрос, но мысли мои были уже не о том. - Вовсе нет, прошу прощения - ответил Коробейников и удалился. Я смотрела на него в немом оцепенении и все же смогла выговорить: - Вы же мне сказали, что все миновало – скорее не спросила, а просто сказала я. Он как – то странно закрутил головой, и на лице его отразилась масса эмоций, он попытался дотронуться до меня, и начал было: - Я… Но я перебила его. - Вы меня обманули – потрясенно произнесла я и начала отступать к выходу а он, подступая ко мне даже не спросил а как-то нервно, злясь то –ли на меня, то-ли на себя проговорил - Я разве обязан оправдываться? Слышать это было просто невозможно и я, все еще отступая все дальше, махнула на него рукой и ответила придушенным голосом: - Нет, нет, конечно нет – и выбежала без оглядки. Пока я шла до дома, оглушенная всем этим в мыслях было только одно – как он мог, как он мог так поступить со мной? Я вошла в дом и услышала, как папа с дядей о чем-то громко спорят в кабинете. Я подошла ближе, они говорили о нем! Вернее о нас, папа видимо до моего прихода говорил, что все это нехорошо, а дядя уверял его что ничего серьезного не происходит, а если и происходит то «Штольман не позволит себе ничего лишнего» и что « он взрослый человек» и у него есть с кем пообщаться в случае чего- с «женщинами, не требующими обязательств». До того, как я услышала это, мне было плохо, а теперь стало просто невыносимо. Вне себя я убежала в спальню и в смятении решила, что мне надо написать ему. Слезы мешали видеть строчки, но я упрямо смахивала их и снова продолжала писать. Теперь, когда с того дня прошло довольно много времени, я понимаю, что писала это тогда в таком состоянии, что мне удивительно, как я смогла вовсе это написать. Теперь я лучше понимаю, почему я сделала это и почему написала именно так. Мне было очень больно тогда, так больно, что было плохо и мало того, что то, что я услышала за дверью папиного кабинета, сыграло свою роль, но и понимание того, что происходит со мной, сыграло свою роль тоже. Я поняла, почему мне снились эти сны, и почему мне было так страшно за него. И потом, когда он так поступил со мною, и я думала, что это все обман и что он позволил себе играть со мною, мне хотелось, чтобы и ему было больно. Я уверена, что это и было так. Может быть и не надо было этого писать тогда, но после того как я написала, мне стало легче. Стало легче и стало как – то иначе. Я по другому стала смотреть на мир, на себя, на все вокруг. Что мне делать теперь, когда я не вижу его и не знаю, что с ним. Нет, знаю, мне не снятся кошмары, а значит ничего не случится. Иногда он мне снится, так, как будто память просто показывает картинки из прошлого, этого прошлого ничтожно мало, но все же и наверное, все это теперь так и будет со мной, навсегда. Но почему я тогда решила, что он солгал мне, сказав что «все миновало»? Он был так трогательно откровенен тогда, на дорожке, быть может, нам нужно объясниться снова? Но почему же тогда он сам не пришел? Ни письма, ни записки, ничего. Впрочем на такое послание ответов не пишут. Видимо я все же ошибаюсь и ему уже все равно. Видимо так. Но выбросить все эти мысли не удается и видимо не удастся. И при случае все же стоит объясниться, но похоже никаких случаев не предвидится и что и как это может быть? Как говорить с ним после всего? Нужно успокоиться и попытаться забыть все это и все будет проще. *** Анна снова отвела взгляд от страницы. « Как странно я рассуждала тогда, впрочем, все это объяснимо, тогда я многого не понимала. Я думала только о себе и погрузилась в собственные ощущения настолько, что не замечала того, что происходит вокруг. Однако даже тогда я смогла понять, почему написала это письмо. Не только смущение и обида было в нем и послужило причиной, мне действительно хотелось, чтобы ему было больно, пусть не так же, как мне, но больно. Почему мы, люди, всегда делаем это? Почему, когда нам кто-то причиняет боль, нам хочется причинить боль в ответ? Редкие люди понимают, что так поступать нельзя. Вот и Антон Андреевич тогда, теперь я понимаю яснее, тогда он высказал все это не просто так – все, до конца, каждое его слово звучало как звук гвоздя, вбиваемого в крышку гроба, но он не понимал этого. Он действовал неосознанно, он увидел то, от чего ему стало больно, еще когда пришел в первый раз, и решил вернуться, и тогда ему стало еще больнее. И ему стало легче, ему, но не мне, и не Якову. Люди устроены так, в первую очередь они всегда думают о себе, но не о других. И судят по себе. Но ведь никто не знает другого до конца. Кто-то в ответ на такую боль будет рыдать в подушку, кто-то уйдет на войну, а кто-то ляжет на рельсы или войдет в темную, ледяную воду и вдохнет ее вместо воздуха и боль, что наступит, станет последней. И как потом с этим жить, зная, что стал причиной такой трагедии?» Анна вздрогнула- « Господи, что за мысли, пожалуй все же не стоит отвлекаться. Это просто эта история, история в которой мы переступили черту, так повлияла на меня. Теперь все в прошлом и его невозможно изменить. Все что произошло, уже произошло. И Яков жив. И мне нужно его найти. Но для этого нужно дожить до утра и чем-то занять себя…а насчет Антона Андреевича…возможно я ошибаюсь, судя по тому, что происходило позже, возможно причина его поступка была той же но он вовсе не хотел причинить мне боль, возможно, он хотел уберечь меня, так, как посчитал нужным. Можно расспросить его об этом, но стоит ли… и стоит ли мне читать все это…нет, пусть это сложно и местами очень больно но стоит, стоит…» Она перевернула страничку и пробежав взглядом по первым строчкам и улыбнулась своим выписанным тогда мыслям.- « Теперь я точно уверена- это судьба»- было выписано очень аккуратным почерком и было понятно, что человек, писавший это неплохо владеет собой.