По следам. Несказка.

Я снова ошиблась. Но в этот раз, как ни странно, благодаря этой ошибке я поняла, что поступаю правильно. Не надо торопить события, пусть все идет, как идет. И в этот раз, мне не понадобится много дней для того, чтобы понять, оценить и позже записать то, что я думаю и чувствую. Быть может, я неправа, и позже, перечитывая это, я что-то добавлю или вовсе снова вырву этот лист, но сейчас я просто именно хочу это записать и перечитывая, снова пережить моменты о которых следует написать подробнее. Это утро ничем не отличалось от прочих. За окном, совсем поздняя осень, мрачное, серенькое небо, и ничто не предвещало никаких перемен. Все было как всегда и как обычно по утрам я присела к зеркалу и задумалась, глядя на свое отражение. думы тоже не сильно отличались от того, что приходило в голову каждое утро а именно о том, что не мешало бы прогуляться в город и возможно, почему нет, удастся увидеть того, кто снился все чаще и чаще. И только я подумала именно об этом, как вздрогнув от неожиданности, увидела за своей спиной стоящего человека. Я даже не сразу поняла, что это дух. Понимание пришло чуть позже, и я внимательнее всмотрелась в то, что увидела. Это был очень молодой человек, почти мальчик, хрупкий, в студенческой фуражке и в очках. Он смотрел на меня каким-то неимоверно грустным взглядом, и мне стало почему – то его очень жаль. Он ничего не сказал, а тотчас исчез. Понятно было, что явился он не просто так, и я удивилась, как странно совпало, только я подумала о Штольмане, как мне явился некто. Я вышла к завтраку, папы не было, и я спросила у мамы, где же он. Она каким –то странным, недовольным голосом, язвительно сообщила мне, что он отправился к Елагиным, потому как в их лесу кого-то убили, какого-то молодого человека и я догадалась, что студент, явившийся мне, явился не случайно и эти два события связаны. Хорошо, что мама была так занята своими мыслями, что когда я тотчас же заявила о том, что мне просто необходимо прогуляться, не стала чинить особых препятствий, она конечно попыталась, но удержать меня после таких новостей было невозможно. Не то, чтобы я сразу подумала о том, что мы непременно встретимся, раз уж произошло убийство но и сказать, что не подумала, было бы неправдой. Я быстро дошла до елагинского особняка и на счастье, встретила прислугу, которая, наряду со всем прочим, рассказала мне о том, что ее « уже допрашивал полицейский». При этих ее словах сердце мое забилось чаще, но я попыталась отогнать ненужные сейчас мысли и убедить себя в том, что я здесь только лишь ради того, чтобы побольше узнать о несчастном студенте. До охотничьего домика я добралась быстро, дверь оказалась заперта, но это меня не слишком расстроило. Раз уж он явился мне, то здесь, на месте убийства, должен быть непременно – подумала я и не ошиблась. Едва отойдя от сторожки, я увидела его. Он был также серьезен и также несчастен, но в этот раз лицо его показалось мне беспокойным, он как будто бы что-то хотел сказать, но в этот момент за спиной моей хрустнула ветка, я оглянулась, а когда повернулась обратно, его уже не было. Я вернулась домой и решила, что если до вечера ничего не произойдет, то нужно попытаться вызвать дух студента и выяснить, зачем же он приходил ко мне и что с ним случилось. За ужином разговоры были лишь об этом. Папа рассказал о том, что Елагина считает, что над их домом висит злой рок, мама была чем – то раздражена, ничего интересного я не узнала и лишь утвердилась в своих намерениях. Теперь уже я действовала увереннее, поскольку за последнее время общаться с убиенными мне приходилось уже не раз. Я звала и звала его, но он все не приходил, и когда мне показалось, что вот сейчас, сейчас что-то произойдет, я услышала, как кто-то сказал что-то за моей спиной. От неожиданности я испугалась, не сразу поняв, что это дядя решил меня навестить. Пришел он все же весьма кстати, и я поспешила рассказать ему о том, что студент сегодня дважды уже приходит ко мне и неосознанно озвучила то, что видимо весь день вертелось в моих мыслях: - А может, мне надо об этом Штольману рассказать? Спросила я и тут же сама себе ответила, что не стоит этого делать, это бессмысленно, ведь студент ничего, совершенно ничего не сказал мне. Не хотелось выглядеть глупо. Дядя выдвинул свою версию относительно того, почему дух не идет на контакт, а именно- потому что ему может мешать более сильный дух. « Все может быть» - подумала я. С таким я еще не сталкивалась и решила пока больше не звать его. Было как-то немного страшно. Я никак не могла уснуть и все думала о том, что же мне делать теперь и все же решила, что нужно бы пойти к Штольману и поговорить с ним об этом деле. Только ли мне хотелось о деле поговорить? Конечно, нет. Но мы так давно не виделись и повод, пусть и не самый лучший, все же, был. Утром, сразу после завтрака, я отправилась в участок. Я долго думала, что и как буду говорить, и в размышлениях не заметила, как уже дошла до участка, обошла стоящий у входа экипаж и буквально столкнулась с Штольманом, который стремительно сошел с крыльца. Это было неожиданно, и додумать, как нужно говорить с ним, я не успела. - Яков Платонович…- начала я осторожно. У него было спокойное, доброжелательное выражение лица и он тотчас поприветствовал меня: - День добрый, Анна Викторовна. И я, недолго думая, сразу же спросила: - А Вам удалось узнать, кто тот студент? Лицо его мгновенно изменилось, стало каким-то неприятно равнодушным, он быстро отправился к экипажу и на ходу, спросил в ответ: - А почему он Вас так интересует? У него был очень деловитый вид, он уже положил в экипаж свой саквояж, и я, решив, что выкладывать то, что я знаю, сейчас весьма глупо, осторожно проговорила: - Сама не знаю. Такой молодой и такая страшная судьба. - А Вы что, уверены, что он только жертва? Явился он туда явно не с добрыми намерениями – Ответил он с каким-то странным выражением на лице и я все же не удержалась: - Мне кажется он жертва, безвинная. И он, конечно же, догадался, что явилась я не просто так, и спросил весьма высокомерным тоном в своей странной манере язвительности, которую вечно считал шуткой. - Ну а Вы поговорить с ним не пытались? И я, сразу не оценив этой язвительности, от неожиданности ответила: - Да пыталась, он не приходит. Он усмехнулся, глядя на меня и произнес, свое обычное, издевательски просто произнес: - Не приходит… От этой его язвительной усмешки я разозлилась на себя за то, что сказала и на него, за его это вечное недоверие. - Яков Платонович, бросьте Вы шутки Ваши. Дело серьезное- раздраженно ответила я на его эту, по его очевидно, мнению, шуточку. - Более того, Анна Викторовна. И с Вашего позволения я продолжу им заниматься. Честь имею.- выговорил он очень жестко, сел в экипаж и уехал. Я посмотрела вслед – «напрасно я пришла»- подумала я- « не надо было, ведь действительно, я ничем не могу помочь ни студенту, ни Штольману, так зачем все это.» Его отстраненность больно задела, настроение было испорчено, мне было очень грустно, и я все вспоминала наш разговор, и этот его язвительный тон и лицо его стояло перед моими глазами. « Если я хочу, чтобы он слушал меня, я не должна выглядеть так, как сегодня – любопытной барышней, развлекающейся от скуки тем, что нарочно, как он однажды выразился – « мешается под ногами»- думала я. Мне нужно знать больше, чтобы он так не думал.» Но то, что он был так равнодушен. Это его равнодушие просто убивало, и я никак не могла отделаться от этих невеселых мыслей. Вечером я едва дождалась, когда все разойдутся, и я смогу уйти к себе и попытаться снова поговорить со студентом. Я звала его и звала, но он снова не приходил. Как же так, думала я, зачем –то тогда он пришел ко мне, что-то же ему было нужно. И я в отчаянья попыталась просто поговорить с ним, по человечески. Но и это не помогло. Да что же такое, почему?- расстроено думала я и даже разозлилась, убрала доску и отправилась в постель, и сделала это очень вовремя, так как вошла мама. Я притворилась спящей, она погасила свечи и пошла к дверям. Я провожала ее взглядом и как только дверь закрылась, я тотчас увидела студента. Он все же явился и стоял напротив у стены с таким же отрешенным но в то же время беспокойным, лицом. Я попыталась приблизиться к нему, но не прошла и двух шагов, как увидела совсем иное – ночной лес, студент вынимает револьвер и стоит, глядя на избушку Елагиных, как будто ожидая кого-то. Из-за избушки показалась фигура в плаще и надвинутом на лицо капюшоне, в руке у этой фигуры тоже оружие, они почти одновременно стреляют друг в друга и студент падает замертво в мерзлые листья. Видение исчезло, но студент не ушел, и я спросила его про человека в капюшоне, кто он, не он ли убийца. Но дух отрицательно покачал головой и исчез. Я еле смогла уснуть, вспоминая это видение и разговор со Штольманом и все вместе и решила, что видимо это была дуэль, точно я уверена не была но ведь это важно, думала я. Нужно непременно рассказать ему об этом. И пусть думает обо мне, что угодно. Если думает вовсе. Утром, не позавтракав, так как есть мне совсем не хотелось, я отправилась в участок. Было еще слишком рано, Штольмана еще не было, и я уселась у кабинета и принялась его ждать. Он все не шел и когда, наконец, появился, я тотчас метнулась к нему, пока он не успел еще повести себя ужасно. - Яков Платонович, я видела убийцу! – глядя прямо ему в лицо, заявила я и решила тотчас продолжить – Этот человек был в капюшоне и… Но он бессовестно перебил меня, снова усмехнувшись, как обычно и со своей обычной, неверящей улыбкой в совершенно неподобающем тоне, проговорил: - Во сне, я полагаю ? – и отправился в кабинет. - Да как Вам угодно будет – негодуя, ответила я но этот его тон меня разозлил, а вот его улыбающееся лицо, наоборот, впечатлило и я проговорила ему в спину: - Я знаю, как это произошло!- в надежде, что хоть это его остановит. И не ошиблась. Он обернулся. Но не подошел, а издали смотрел на меня с непонятным выражением на лице. Выглядело это ужасно, но я не остановилась и продолжила свое: - Это была дуэль.- сказала я ему. Отчего я так сказала? Оттого, что в самом деле так думала или оттого, что хотела задержать его внимание? Видимо и то и другое. Он все еще стоял там и смотрел на меня, и я подошла ближе и упрямо заговорила снова: - Первым стрелял студент. Убийца стрелял в ответ. Смотреть прямо ему в глаза мне отчего-то было неловко, но так близко мы не были уже давно, и я все же подняла взгляд: - Я правда, лица не разглядела… Успела только сказать я, как увидела, что он заулыбался так насмешливо, и я подумала, что вот сейчас. И он пошутил в своем обычном стиле: - Вас разбудили? И я снова попыталась привести его в чувство, проговорив: - Да бросьте Вы Ваши шутки. Но все было бессмысленно. - Простите, но Вы же сами…-начал он в том же духе, но тут уже я не позволила издеваться над собой. - Это явно была дуэль- снова сказала я, у него на лице появилось раздраженное выражение и он, обращаясь неизвестно к кому, сказал: - Да что же вы все с этой дуэлью… И неизвестно, чем бы закончился наш странный разговор, но нас прервали- явился дежурный и доложил, что «объявился егерь» и Штольман тут же, не сказав ни слова мне и даже ни разу не обернувшись, ушел. Я стояла и злилась на себя, за то, что не смогла его убедить ни в чем и на него, за гораздо большее. Я шла домой, и раздражение мое потихоньку ушло, а вопросы остались. Пока мы говорили, он явно пытался вызвать мое раздражение и знал, как это сделать. Но вот зачем? Для того ли, чтобы просто развлечься? Конечно же нет, это я вечно покупаюсь на эти шутки и начинаю злиться, и он это прекрасно понял уже давно. И пользуется этим запрещенным приемом. Зачем? Видимо для того, чтобы я окончательно разозлилась и не занималась больше тем, чем не следует, по его мнению. Как же так всегда выходит, что понять это я могу только позже? Нужно следить за своими эмоциями, иначе все будет плохо. С этими мыслями я вернулась домой и не стала возражать, когда мама после обеда повела меня в город к модистке. Там она снова заговорила о замужестве и прочем, чем тоже меня не порадовала. Наконец мы вышли на улицу, я только успела сойти с крыльца, как увидела студента. Он стоял напротив и так посмотрел на меня, как будто сказать хотел что-то, я не могла глаз от него отвести, он переместился, и за его спиной я увидела незнакомого господина в клетчатом пальто. Студент исчез, и я поняла, что этот странный господин очень важен, в нем дело, и показать он хотел именно его. Господин тем временем ,поднял свой чемодан и неспешно отправился куда-то. Мне непременно нужно было узнать, кто он и я, солгав маме о переводах для Коробейникова и спешно пообещав вернуться к ужину, не обращая внимания на ее возмущение, поспешила за этим человеком, пока он не скрылся из виду. И видимо я все же забыла снова о своем желании быть осмотрительней, любопытство гнало меня и я ,дождавшись, когда он, оставив вещи, вышел, отправилась в постоялый двор. Тут я должна себя похвалить, такой смекалки я сама от себя не ожидала, я ловко провела хозяйку и получила ключ от комнаты. Я вошла и принялась обыскивать все вокруг, в надежде обнаружить хоть что-то полезное, но ничего не находилось. Я огляделась вокруг и в углу, за столом, увидела студента. Он посмотрел мне в глаза, как тогда, дома и я снова увидела иное – студент сидит за столом и пишет что-то, обстановка вокруг побогаче, приличный стол, дорогое перо, он написал то, что писал, затем поднял взгляд и проговорил, обращаясь к кому-то: - Благодарю Вас, господин Морель. И я, как будто бы глазами студента увидела того к кому он обращался – того самого господина в клетчатом пальто в комнате которого я сейчас находилась. Видение ушло, я связала одно с другим и выскочила за дверь. Это уже было не просто догадки, это было интересно, и я отправилась к Штольману с мыслью, что теперь он меня точно выслушает. Но Штольмана на месте не оказалось. На месте был Коробейников. Он предложил подождать Штольмана и глядя на мое взволнованное лицо предложил воды. Он был очень любезен, я рассказала ему о том, что узнала и упомянула имя – Морель, не рассчитывая особо ни на что. Однако Антон Андреевич был удивлен и сказал о том, что приехавший из Петербурга полицейский именно что охотится за этим преступником. Я предложила Коробейникову отправиться по адресу самим и написала Штольману записку, однако Антон Андреевич попытался возражать. Но недолго. И когда я чуть ли не обвинила его в трусости, согласился пойти со мной. Он зачем – то написал что-то на листке, вложил в сложенный листок мою записку и подойдя к столу Штольмана, оставил ее там, зачем – то не оставив на середине, а засунув под письменный прибор. Это было немного странно, зачем он еще писал свое, и зачем положил именно так, я не поняла, но тогда это меня волновало мало. Да и навряд ли это имеет какое-то значение. Просто странно. Ждали мы очень долго. Наконец Морель вернулся и Антон Андреевич тотчас же вышел ему навстречу с револьвером в руке, я вышла следом, а Морель смотрел на нас абсолютно спокойно. Что было удивительно. И когда Антон Андреевич сказал, что он арестован, он совершенно неожиданно спросил – За что?- и закрыл за собой дверь. Он двинулся к нам и Антон Андреевич видимо растерялся, потому как, когда он сказал, что будет стрелять, уверенности в его голосе я не услышала. А затем все произошло так быстро, что я едва успела увидеть, как Морель вырвал из рук Коробейникова оружие, я поняла, что сейчас произойдет что-то ужасное и попыталась помешать, но Морель так резко и сильно оттолкнул меня, что я отлетела к стене, ударилась об нее и свет померк. Очнулась я от звука папиного голоса. Я пришла в себя, и он вывел меня на улицу, повел к экипажу, и я увидела Штольмана – он стоял на крыльце и когда мы уже прошли мимо, спустился по ступеням и посмотрел мне вслед. Краем глаза я видела Коробейникова, который, понурившись, стоял у крыльца, но он интересовал меня мало. Я обернувшись, смотрела на Штольмана и выражение его лица я запомнила очень хорошо. Оно было настолько странным, что мне хотелось вернуться и подойти, но я поняла, что сейчас ничего не выйдет- папа держал меня крепко и настойчиво вел к экипажу. И уже подходя, я услышала, как на предложение столичного сыщика поехать в экипаже, Штольман ответил: - Езжайте без меня. Я пешком пройдусь. Сказано это было каким-то невероятно нервным тоном и я, вспомнив о том, что возле крыльца стоял Коробейников, подумала, что, не хотела бы оказаться на его месте. Когда мы вернулись домой, меня тотчас уложили в постель, да я и не возражала, мне было нехорошо, и болела голова. Я осталась одна и попыталась вспомнить то, что меня поразило в этой истории. А именно, то, что я видела полчаса назад. Его лицо. выражение его было странным, описать это было сложно но я попыталась. Сожаление или сочувствие – чего там было больше и отчего это было, оценить сложно. Но равнодушным оно не было точно. И до такой степени, что мне захотелось вернуться и если бы не папа, точно вернулась бы. Почему? Почему он ведет себя так странно? Как будто бы не позволяя себе выразить то, что у него в душе. И только тогда, когда я попадаю в неприятности, он как будто теряет контроль и все это выплескивается так, что становится заметно. Что же мне делать с ним, с таким? И как понять то, что происходит ? Возможно, если бы мы встречались чаще при иных обстоятельствах, все могло быть иначе, но, похоже, что иных обстоятельств не случится. Я не могу пойти и встретиться с ним просто так, а сам он не приходит. Почему он поступает именно так, понять я не могу. Ведь совершенно ясно, что я ему не безразлична, я уверена в этом. Но изменить ничего нельзя и не остается ничего другого, как ждать, когда случится что-то еще и судьба снова сведет нас вместе. Но ведь так не может продолжаться вечно. Трудно быть солнцем с тем, кто прячется от него. Так я думала свои думы, пока не уснула и только на следующий день поняла, что все же ошиблась снова. Ночь – не самое лучшее время для размышлений. То, что днем кажется несущественной проблемой, ночью превращается в неразрешимую. И тогда получилось именно так. На следующее утро папа сделал мне выволочку за вчерашнее и был абсолютно прав, и я обещала больше так не делать. Принесли почту, и оказалось, что Штольман прислал записку, в которой писал, чтобы папа явился как адвокат Елагиных. Мама взяла записку из его рук, и он тотчас отправился из дому. Пока мама разглядывала эту записку, я все смотрела на строчки и то, что она была написана его рукой, занимало все мои мысли, и дядя как-то странно посмотрел на меня, а я смутилась, подумав, что он догадался. Он всегда лучше всех понимал меня, и в этот момент я подумала, что нужно лучше следить за собой в своих ощущениях. Все это как-то выбило меня из колеи и я отправилась прогуляться, гулять я пошла по обыкновению одна, думала, конечно, снова о вчерашнем и когда увидела Коробейникова поначалу удивилась. Правда слушала я его не слишком внимательно и когда он, видимо понял, что я где-то не здесь и сказал, что пойдет зачем-то в участок, удерживать я его не стала а пошла по своей любимой аллее, и было мне весьма неплохо в одиночестве. Я шла и размышляла обо всем произошедшем и задумалась настолько, что не услышала за спиной шаги. Чья-то рука коснулась моего рукава и обернувшись, я увидела Штольмана и почему –то даже не удивилась этому. Коробейников ли ему сказал, что видел меня здесь или он сам пришел туда, где я бываю обычно, не важно совершенно. Важно то, что я ошиблась, посчитав, что он равнодушен и что мы не встретимся нигде, кроме как по делу. Он молча шел рядом какое-то время, а потом заговорил так, как будто ничего и не случилось и мы просто разговаривали. - А Морель в Петербург так и не доехал. Бричку его нашли в полях, на обочине дороги, ну а в ней – Морель и двое городовых, мертвы – как ни в чем не бывало, объяснял он вполне светским тоном, и я конечно же, поддержала разговор и все было просто замечательно. - А, вот еще…он вынул газету – Ребушинский написал статью про студента. Который пошел на убийство ради денег для своей больной сестры – он встряхнул листок, как будто приглашая это прочесть. Мне и сейчас интересно, зачем он принес ее с собой? Просто ради того чтобы рассказать мне об этом или для того, чтобы послушать, что я об этом могу сказать? Но тогда мне было не до размышлений, мне стало жаль студента, а после этой новости стало жаль вдвойне. Правда при этом, несмотря на тему для разговора не слишком веселую, не улыбаться от всего происходящего я не могла. Его это нормальное отношение необычайно радовало. Просто необычайно. Мы еще поговорили о Ребушинском, и я вернулась к студенту и причине, заставившей его поступить вот так. - А я вот все думаю, если бы мне пришлось выбирать, как бы я поступила на месте студента - задумчиво сказала я и он, как-то так, мне показалось, слегка равнодушно, проговорил: - Не стоит задаваться такими вопросами, Анна Викторовна. И я решила, это его равнодушие немного поколебать, остановилась и спросила его: - А Вы, Яков Платонович, пошли бы на преступление ради родного человека? Мне интересно было, что он ответит, но еще важнее было то, что он вот так просто стоял и смотрел на меня и не возмущался, и не язвил, а просто разговаривал, как со взрослым человеком. Он довольно долго смотрел в мои глаза и молчал, а затем, будто очнувшись, проговорил спокойно и уверенно: - Нет. Я полицейский. Так сказал, что было понятно, что сказал он это просто так, без раздумий, лишь бы сказать и я улыбнулась: - Да Вы только так говорите, чтоб от меня отделаться- я сказала это и тотчас подумала, что может быть и сказала именно то, что было на самом деле и он вовсе не искал встречи со мной, а встретил случайно, все эти мысли видимо на лице моем отразились и выглядело это неважно, потому что он спросил весьма обеспокоенно: - Что с Вами? Я, услышав эту его обеспокоенность, поняла, что ошиблась и что ему точно не все равно и решила обратить все в шутку, покрутив рукой у виска и легко ответив: - Так, призраки. Игра воображения. Он улыбнулся и тотчас подхватил шутку: - И много их там? - Да будет Вам, Яков Платонович – все еще отшучивалась я, а он смотрел на меня с улыбкой: - Слишком Вы впечатлительны, Анна Викторовна- зачем-то сказал он и это слово напомнило мне о другом. И мы еще довольно долго разговаривали, пока шли до дома и распрощались вполне по светски, но без казенных и сухих речей и вернувшись домой я просто летала от избытка чувств. И вот теперь. Теперь можно сказать, что понятнее мало что стало, но все же. Все же не зря я тогда решила, что пусть все идет как идет. И солнцем у меня быть получится непременно, когда он будет себе это позволять. В причинах странностей еще придется разбираться, но куда мне торопиться? Времени у меня более чем достаточно. Поэтому, что нужно уяснить сейчас? Не нужно пускаться на авантюры. Не нужно ходить к нему без доказательств на руках. Что-то много получается «не». Нужно научиться терпению, вот что. И тогда все сложится.