go fuck yourself

гаро пишет гейские стихи с посвящением «стальной бите», а стальная бита немного много не в себе, потому что «стальная бита» – известный патент, его патент. гаро почти выдавливает карандашом лист, вжимает с остервенением, ломает грифель, а потом дает на пробу бадду, на, кусай, тварь, мое дело – заглатывать. а потом бадд достает зажигалку. гаро очень-очень плачет, когда его великие стихи сжигают. где-то в глубине души плачет, на деле – разбивает нос и свистит матом, ему разбивают нос и раздирают матом, раздирают его лопатками пол, раздирает кадык зубами, а потому по сюжету происходит какая-то абстрактная хрень для того, чтобы читатель сам подумал своей головой, сидя на своей колокольне, бог всегда оставляет открытое окно в тексте, когда не знает, что ему делать, поэтому, если кто-то однажды проснется не-собой, не-с-собой, не-в-себе, вне-себя, то бог просто заебался присматривать за кем-то. вот бадд, например, сегодня проснулся с открытым окном в своей комнате, с сидящим на подоконнике костлявой-задницей-гаро, с дымящим ебучим табаком, С.Н. мог бы потянуть его обратно вниз, бадд мог бы толкнуть его назад, но бог решил, что лучше отмундохать пидора, чем убить, точнее он дал возможность решать бадду, на, мой сыночек, кость, и делай с ней все что хочешь, бадд бросает ее в огонь. бадд понимает, что все никак не катится, все никак не чешется ему с ним быть полезным и правильным, честным и верным, таким, чтобы _быть, а не кусать и бить, забивать и кричать, пить и писать. вот гаро, например, сегодня залез веточными руками внутрь бадда и вырвал пару его страниц, а потом пару глав, а потом целый том его жизни, потому что богу стало лень рассоединять деструктивный элемент вселенной, потому что пошло оно нахуй, пусть горит. пусть горит – бадд оставляет на гаро решать, в чем смысл вырванных страниц.