Пальто

      — Ты это специально делаешь? Да?       — Что? — Лицо Клима изумленно вытянулось. — Что я опять сделал не так?       — Ты ещё спрашиваешь? Почему я уже которое утро просыпаюсь от твоего внимательного взгляда? Я снова должна тебе денег, и ты таким образом взываешь к моей совести? Не дождёшься! — сонно бурчала я. Клим сидел на краешке моей кровати, и по выражению его лица было понятно, что сейчас опять начнет издеваться.       — Нет. Денег ты мне не должна, так что успокойся, жадина. Просто смотрю на тебя и удивляюсь. Признавайся! Ты сперла эту пижаму из психушки? — Гаденькая улыбочка становилась все шире.       — Нет. Я её купила. Мы, приличные люди, так делаем. Хотя, тебе не понять. — лениво ответила я и снова закрыла глаза.       — Ты уникальна! Омеги в твоём возрасте предпочитают что-нибудь короткое, шёлковое, отвратительно-розовое, с кружевами и чтобы стоимостью было как крыло Боинга. А ты — в полоску, как арестант. И не спи! Пошли завтракать! — возмущенно закончил он свои откровенья.       Спать хотелось адски. Вчера мы допоздна смотрели кино. На слова своего мучителя я только отрицательно замычала.       — Тебе на работу к девяти. — Отставать он от меня точно не собирался. И поэтому я решила использовать тактику опоссумов. — Ты вчера сказала, что легко встанешь. Вруша! Ах так?! Я тебя предупреждал! — И мне в лицо, брызнула холодная вода из распылителя для цветов.       Так начиналось почти каждое моё утро за последние две недели. Диалог, правда, всегда был разным, то он острил по поводу моего храпа и о том, как мажу слюнями наволочку. И сами методы моего пробуждения тоже не блистали оригинальностью.       После душа я, шаркая тапочками, вошла в кухню. Он уже заварил кофе по своему особенному рецепту. А яичница и бутерброды стали моей обязанностью. Я медленно шевелилась и всё ещё сонно молчала.       — Дашка, просыпайся уже! — Голос его был мягким. Мне очень нравилось, когда он говорил со мной таким тоном. Становилось тепло где-то внутри. — Начался дождь, поэтому я подвезу тебя прямо к центральному входу. И не спорь, — дожевав бутерброд сказал Клим.       — Нет, — быстро ответила я.       — Я сейчас не спрашивал, а сообщил о принятом мной решении. — Голос его стал жёстче, как, впрочем, и всегда, когда я начинала спорить на пустом месте.       — Нет, дай мне зонт.       — Я не понимаю. Ты меня стыдишься, что ли? — Впервые я услышала в его голосе обиду.       Это была правда — я стыдилась. Не его, себя. Не хотелось бы, чтобы в школе пошли сплетни обо мне, потому как я понимала, что мы с ним не пара. Ловить на себе удивленные взгляды коллег с десятком вопросов, вытекающих из одного: «Да что он в ней нашел?». Самое обидное, что я понимала, почему так происходит. Я влюбилась. Я совершенно этого не планировала, и что с этим делать — не понимала. Но это произошло. Кажется, именно когда я пожала протянутую мне ладонь. В моём сознании он перестал быть чужим и стал своим. Как и положено, все симптомы были на лицо, я вспыхивала от его взглядов, с волнением ждала конца уроков, млела, когда он посмеивался надо мной. От образа бандита не осталось и следа, а были только выразительные глаза, пшеничного цвета волосы, руки, которые вылепил талантливый скульптор, и совсем несносный характер. На фоне этой совершенно ненужной мне влюблённости из моего сознания повылезло столько всего, о чём я даже не подозревала. Теперь я подолгу разглядывала себя в зеркале, пытаясь найти хоть что-нибудь привлекательное. Вот знаете, как, раньше — живёшь себе спокойно и устраиваешь себя во всех отношениях, а теперь вроде как видишь себя реальными глазами. Без прикрас. Насколько я далека от нормальных омег. Заурядная внешность, неумение себя подать, мозги — и те набекрень. Лгать себе, строя нелепые иллюзии, я не умела. Максимум на что могла рассчитывать — это жалость. Что он провозится со мной, пока интерес не потеряет или не встретит кого-нибудь себе под стать. А я останусь неудел. Несчастная, некрасивая, подслеповатая училка французкого, в дурацком пальто. По-хорошему следовало бы уйти сейчас. Чтобы не затянуло в омут совсем, чтобы сохранить хотя бы самоуважение. Но мысль о том, что никогда больше я не смогу испытать этих чувств настолько ярко, пугала ещё страшнее. Он ведь сказал, что отпустит, значит, у меня ещё есть время?       Я натянула на плечи пальто, поправила беретку. Надо с ним поговорить. Но что сказать, я не представляла. Так или иначе, все мои доводы приведут к испытываемым мной чувствам, а этого мне было не нужно. Боюсь выглядеть глупо, боюсь, рассмеётся в лицо и спросит: «Дашка, ты окончательно чокнулась?». Обидеть, конечно, не обидит, в этом почему-то сомнений нет. Мне казалось, что его чувства по отношению ко мне ясны. Нескладное недоразумение, которое вроде чемодана без ручки — и выкинуть жалко, и оставить незачем. Опыт отношений с противоположным полом у меня был только теоретический, и совладать с чувствами, которые бьют через край становилось, всё труднее. Не любоваться им открыто, наблюдая за каждым движением, следить, чтобы рот был закрытым, когда слушаешь очередную его интересную историю, да и вообще «не краснеть удушливой волной, слегка соприкоснувшись рукавами.»*. И самое, наверное, дурацкое во всей этой ситуации, что и поговорить об этом было не с кем, даже Ленке не расскажешь, стыдно как-то в таком возрасте.       Вот он сидит совсем рядом, брови красивые хмурит, молчит. Пальцами длинными, руль удерживает. А я грызу себя изнутри. Потому что не знаю, что сказать в таких случаях, наверное, хорошо было бы пошутить как-нибудь, да как назло и в голову ничего не лезет. Он притормозил у центрального входа в школу и лениво отвернулся к окну. Я почувствовала себя глупо и быстро вышла из машины. Клим не обернулся, чтобы махнуть на прощание как обычно, развернув машину, он поехал в обратном направлении.       День был отвратительным. Из-за дождя в спортзале протекла крыша, из-за этого расписание уроков сдвинулось. В школе царила неразбериха. В итоге я освободилась на два часа раньше обычного. На душе скребли кошки, и очень хотелось, чтобы приехал Клим и забрал меня, в тепло и уют своего дома. Но приедет ли он за мной после утреннего недопонимания, было не ясно. Из учительской я позвонила в приемную его офиса. Клима на рабочем месте не было, и оставив сообщение секретарю, я поехала на автобусе.       Чтобы чем-то себя занять, я решила приготовить что-нибудь интересное на ужин, подсознательно понимая, что я просто пытаюсь подлизаться к обиженному альфе. Вспоминая не сложные мамины рецепты, я остановилась на рыбе, запечённой в фольге. Пока готовила, я постоянно возвращалась мыслями к Климу и решила сегодня вечером поговорить и объяснить ему причину своего поведения. Скажу как есть, а там — будь что будет, решила я.       Но ни к шести вечера, ни к семи и восьми Клим не появился. Рыба остыла, красивые тарелки отправились снова на полку, а скатерть в комод. Я почувствовала, как меня опустошили все эти мысли за сегодняшний день. Мне не читалось, и не спалось. Я подумала, как странно сидеть перед этим телевизором одной. Одиноко. Никто не спихнет с тепло насиженного места, не ухнет филином в ухо в самый страшный момент фильма ужасов, не переключит пультом канал в кульминации длинной саги, с фразой: «я знаю, чем кончится, пошли лучше на кухню, кого-нибудь съедим».

***

      Клим пришел в двенадцатом часу.       — Не спишь? — Он прошёл в гостиную и сел в кресло напротив. Он был каким-то другим, немного мятый костюм, и странный блеск в глазах. — Ну, значит поговорим. — Он был пьян. До меня только сейчас долетел запах алкоголя. — Ничего не хочешь мне сказать? — Я отрицательно помотала головой. — Ладно, тогда скажу я. Я устал. Ты пришла и всё сломала. И я не знаю, как быть дальше. Эта зависимость, она меня убивает, я не хочу её. — Предложения были мне совершенно непонятными и короткими. Он не кричал, а говорил скорее, с самим собой. — Даже сейчас все остались там, в клубе, а я как дурак поехал домой. Да я вообще дурак, простоял сегодня у школы два часа, потом к охране подошёл, сказали, ты ушла четыре часа назад. Четыре! Мне в офис заехать некогда было. Я встречу важную отменил. Людей подвёл. Сидел там и ждал, думал, извинюсь. А ты? А ты, чокнутая, даже не позвонила. Я же для тебя бандит с большой дороги. Да и откуда ты можешь позвонить? Из душа как фрекен Бокк? С какой же ты Луны свалилась на мою голову. Тебе ведь не нужно ничего этого. С тобой всё не так. А я устал. — Он медленно встал и побрёл в свою комнату.       Речь его была долгой, невнятной. А я подумала, что так, наверное, и бывает, когда устаешь от человека.       Сон мой был беспокойным. Я решила не мучить себя дальше и встала. За время моего пребывание в доме вещей оказалось две сумки. Такси прибыло в половине седьмого. Успею завезти вещи домой и отправлюсь на работу.       Ленка была удивлена, но молчала. На входе в здание школы меня остановил охранник и сказал, что вчера меня искали. На уроках я была задумчива и рассеянна. Минут десять смотрела в перевернутый журнал на первом уроке, забыла футляр с очками на парте ученика на втором, на третьем большую часть урока просидела, молча глядя в окно.