***
Саю осматривала Тетрадь, но не видела следов прошивки: листы будто въелись в корешок. Их можно было только вырвать, но не заменить обложку. Жаль. Можно было бы сделать ее не такой приметной. Гаруги развалился на кровати, шурша фольгой и треща печеньем. Кажется, он съел все сладкое в доме, — это даже звучало нелепо, но она ему не мешала. Пусть делает, что хочет. Кто она такая, чтобы ему указывать? Саю распахнула Тетрадь и решительно вписала рядом с первым именем второе — то, что узнала сегодня. Чуть помедлив, добавила «падение с высоты». — Ты в курсе, что, если твоя мать дотронется до Тетради, то увидит меня? — протянул Гаруги вкрадчиво. — Почему ты раньше мне не сказал?.. Проклятье! Когда она будет уходить из дома и не сможет взять Тетрадь с собой, придется ее спрятать, но куда? Гаруги, чтоб его… Ее осенило. Шкафчик, запиравшийся на ключ в столе Лайта! Мама заходит туда нечасто, только чтобы вытереть пыль… Осторожно отперев дверь, чтоб та не скрипнула, Саю прокралась в соседнюю комнату. Гаруги полетел за ней, беззвучно взмахивая крыльями. Она опустилась на мягкий крутящийся стул, повернула ключ в замке и выдвинула ящик. Там не было ничего, кроме толстого коричневого дневника. Саю осторожно взяла его, борясь с желанием полистать. Лайт записывал сюда свои мысли? Он имел право на тайны, снова напомнила она себе, пусть даже посмертные. Не лезь, Саю, в то, о чем он сам тебе не рассказывал. Она уткнулась лбом в дневник, зажмурилась и до боли закусила губу — только бы не разрыдаться, не завыть в голос. Как же она ненавидела прошлого Киру за это! Лайт не был преступником и убийцей, он не заслуживал такого! Боль, оказывается, не умирает — только засыпает глубоко в душе, но стоит ненароком ее задеть, как она встрепенется, оскалится и растерзает все внутри на ошметки. Саю думала, слез не осталось, но вот, спустя очень, очень долгое время они затуманили глаза, прочертили дорожки на щеках, кляксами расплылись на плотной коричневой обложке дневнике. Она дала им волю, позабыв обо всем, а они текли и текли — по брату, по отцу, по ней самой. Она чувствовала цепкий взгляд Гаруги, но это ее ничуть не волновало. Теперь Саю точно знала, что поступает правильно. Она вытерла лицо рукавом свитера, отложила дневник на стол, но тут заметила что-то странное в ящичке стола. Дно будто немного скосилось. Она поддела его ногтем, осторожно вытащила и мельком успела заметить пустое пространство для прямоугольного предмета, обведенное какими-то цветными заплатками, — как вдруг раздался электрический треск, и ящик вспыхнул.***
— Саю, — мягко сказала Такане Хидзуми, — пожалуйста, сосредоточься. Я же вижу, что твои мысли где-то далеко. Еще бы. Она честно пыталась проявить интерес к сеансу, но думала совсем не о том. Что Лайт мог хранить на втором дне стола, да еще и защищать таким опасным способом? Может… может, он принимал наркотики? Но это бы сказалось на его самочувствии и виде. Да и не мог он, не мог! В конце концов, он был одним из лучших студентов Японии, успешным полицейским и, в конце концов, ответственным и благовидным… — Саю, — вздохнула психолог и постучала по столу обратной стороной карандаша. До чего же раздражающая привычка! — Что ж, вижу, сегодня ничего не получится. Тогда я должна тебе кое-что сказать. Рассеянный солнечный свет лился сквозь большое окно, очерчивал серые кресла и превращал лицо Такане Хидзуми в смазанное пятно. Надо бы закрыть жалюзи, но Саю словно примерзла к месту. — Я иду на поправку? — предположила она, выдавив как можно более дружелюбную улыбку. Психолог поправила очки и спокойно сказала: — Да. В какой-то мере. Твоя мама сказала мне, что ты начала понемногу налаживать контакты с людьми. Записалась в городскую секцию по плаванью, да? Саю осторожно кивнула, не сказав, что и до каникул занималась в университетской команде. — А с кем ты вечером говорила по телефону? Ее словно током прошибло. Проклятье! Мама услышала, как она говорила с Гаруги?! Нет — дверь слишком толстая и закрывается плотно. Когда они делали ремонт, папа нарочно поставил такие во все комнаты, чтобы дети могли побыть наедине со своими мыслями. Душу охватило дурное предчувствие: с чего Такане Хидзуми вообще взяла, что она с кем-то вечером говорила по телефону?.. — Ни с кем, — осторожно ответила Саю, до боли стиснув кулаки на коленях. Психолог нарочито удивленно взглянула на нее сквозь стекла очков. — Странно. А мне показалось, что говорила… Вот, посмотри сама. Она взяла пульт, лежащий на журнальном столике, и включила телевизор. Маленький экран озарился дрожащим светом и показал комнату, искаженную легкой рябью помех. Большая кровать. Плакаты на стенах. В горле встал ком. Это была ее, Саю, комната. Из динамиков раздался ее голос: — Почему ты раньше мне не сказал?.. На записи она оторопело замерла посреди комнаты, разглядывая завалившие кровать обертки, крошки и яблочные огрызки. Гаруги, как и следовало ожидать, на пленке не отразился. Боже! Психолог щелкнула пультом, и запись остановилась. Саю не смотрела на нее, ни на что не смотрела. Это конец. Все рухнуло, так и не начавшись. Нет. Нужно мыслить здраво. Из ее фразы никак нельзя догадаться, что она Кира! Совсем другой вопрос, какого черта в ее доме вообще делали камеры и прослушки?! — Почему вы наблюдали за мной?! — процедила она возмущенно. — Я знаю, что ты новый Кира. По телу разлился такой ужас, которого она не испытывала никогда в жизни. Онемели руки и ноги, и даже голос подвел — она смогла только ошеломленно кривить рот. Что делать? Что, скажите на милость, ей теперь делать?! — Что вы несете? — выдохнула она, до боли сжав зубы, хоть и понимала, до чего жалкими выглядят попытки оправдаться! — Моего брата убили, когда он пытался поймать Киру! Я не убийца!!! Саю замутило. Мир уплывал, растворяясь в солнечном свете, и глаза резала улыбка психолога. — Конечно же, ты не убийца. Ты справедливость, Саю. По крайней мере, так считают те, кто передал мне эту запись.