Прикосновения

      Судья размышлял, в какое бы место им с Эсмеральдой лучше всего поехать. На улице уже была весна, ближе к лету, и Фролло, решив, что в такую теплую погоду можно погулять подольше, выбирал между Булонским и Венсенским лесом.       Еще совсем недавно, всего каких-то 66* лет назад**, Булонский лес был убежищем для преступников, мародёров и дезертиров. Это был настоящий бич для окраин Парижа, там было опасно до чрезвычайности. Продолжалось это до тех пор, пока в 1416 году у бургундцев не лопнуло терпение, и они не сожгли часть дубравы, чтобы выкурить оттуда всю эту гниль. И где-то в пятидесятых годах лес был обнесен стеной с воротами, у которых стояли караулы, так что теперь там было безопасно.       Но Венсенский лес был тоже огорожен, и, к тому же, он был более живописен, там не нужно было жечь деревья, что умаляло красоту природы, и там не водилась преступная чернь. Этот лес был облюбован знатью, которая строила там свои замки и дома, а также был излюбленным местом королевской охоты.       Туда судья и решил отвезти Эсмеральду на прогулку.       В лесу они облюбовали небольшую живописную поляну, укрытую от глаз прохожих, и расположились там на отдых.       С Эсмеральды уже совершенно сошла та угрюмая тоска, которая владела ею последние два дня из-за прошедших событий. Она, задорно сверкая своими изумрудными глазами, оживленно болтала и смеялась. Сейчас она рассказывала судье историю про то, как одна неумелая знахарка пыталась вылечить простуду у ее названого брата Клопена.       — Нет, вы только представьте, она хотела с ног до головы обмазать его свиным дерьмом! — хохотала Эсмеральда. — Тогда мой брат взял ее за шкирку и вышвырнул из своего балаганчика! Я потом сама его выхаживала — медом, малиной и брусничным отваром.       — Да, — смеясь, согласился судья. — Ты все правильно делала, дитя мое. Мед очень хорош при подобных болезнях, да и при многих других. Раны и ожоги он тоже прекрасно залечивает. Малина заставляет человека пропотеть как следует и хорошо сбивает температуру, а брусника заставляет его бегать в туалет, чтобы вывести болезнь из организма через мочу.       Эсмеральда вдруг остановилась, внимательно глядя на него.       — Откуда вы все это знаете? Вы же не знахарь? — подозрительно спросила она.       — Ну, ты ведь видела мою библиотеку, она довольно обширна, там много полезных сведений, — пожал плечами судья. — К тому же, я очень интересуюсь природными дарами и травами, и воздействием, которое они оказывают на организм.       — Знаете, ваша честь, вы очень похожи на лук! — совершенно откровенно заявила Эсмеральда.       — Так же темнею на солнце и заставляю тебя рыдать? — хмыкнул судья.       — Нет! — смутилась она. — Вы такой же многослойный. Только один слой снял, а под ним еще один. Сначала я думала, что вы — просто злобный, хитрый и очень умный ублюдок, закостеневший в своем высокомерии и ненависти к людям. Затем я узнаю, что вы, оказывается, питаете ко мне некие чувства, которые заставили вас творить глупости. Потом Квазимодо рассказывает мне, что вы всю его жизнь о нем заботитесь и вообще спасли от огня. Любите животных. И вы так много знаете! Так много…       О, ты даже не представляешь себе масштабы моих знаний, моя прелесть, подумал судья, я бы и тебя мог научить многому. Я бы показал тебе твое тело, научил бы тебя пользоваться им, пробудил бы в тебе чувственность. Останься ты с этим солдатом, он не смог бы тебе дать ничего, ибо что он, грубый и глупый скот, знает о женском теле… Все, что он может — это пожамкать за грудь и совершить возвратно-поступательные движения в однообразной позе. А я бы тебе показал все твои нежные местечки. Мы бы с тобой узнали, в какой позе ты быстрее достигаешь пика наслаждения, если бы ты мне позволила. О, если бы ты только позволила! Я бы научил тебя получать удовольствие уже от того, что ты кого-то ласкаешь сама. Я бы разрушил всю твою скованность в этом вопросе, уничтожил бы твое чувство неловкости, так, что в постели ты не испытывала бы никаких затруднений. Научил бы тебя доводить меня и себя до исступления только одним касанием.       Судья почувствовал, как от всех этих мыслей на него накатывает возбуждение. Он смотрел на пухлый ротик Эсмеральды, продолжающий что-то говорить ему. Ну сколько можно это терпеть, Господи?! Он порывисто придвинулся к ней и прильнул к ее губам.       Эсмеральда продолжала говорить о том, что думает о судье, как вдруг он резко потянулся к ней и накрыл ее губы своим ртом, обрывая ее на полуслове. Фролло зарылся рукой в ее волосы, он ласкал и покусывал ее губы, заставляя ее приоткрыть рот, и, когда она это сделала под давлением его губ, он скользнул своим языком между ее зубов, нежно коснувшись ее языка. Эсмеральду окатило жаром. Она такого не чувствовала даже тогда, когда ее целовал Фебюс. Поцелуй судьи был трепетным и, одновременно, настойчивым, и она чувствовала, как в ней просыпается вожделение, такое сильное, что еще чуть-чуть, и она отдастся ему прямо тут, на поляне. Она дрожала всем телом, и сама не заметила, как начала жадно отвечать судье, вызывая у него полустон-полурычание, а между ее ног стало вдруг так влажно и горячо… И она испытала дикое разочарование, когда он неожиданно оторвался от нее и отстранился, тяжело дыша.       — Поехали домой, моя дорогая, — прошептал он. — Здесь не то место, где мы могли бы продолжить.       — Почему? — выдохнула Эсмеральда.       — Здесь ходят люди, а я не хочу, чтобы нам мешали, — он мучительно сглотнул. — К тому же, здесь мошкара, полно всяких веток, которые будут впиваться в тело, если мы потеряем разум, — а это уже почти произошло. Кроме того, у тебя еще не было мужчины. Ведь не было?       — Нет…       — Тогда тем более, тебе требуется более приватная обстановка. Я не желаю, чтобы все это было наспех — неизвестно, будет ли тебе больно. Я же хочу, чтобы ты не чувствовала никакого дискомфорта. Если ты, конечно, мне позволишь.       Хотя он и сказал эту последнюю фразу, но по ее глазам судья видел - да, она ему позволит делать с ней все, что он пожелает.       Они собрались так поспешно, словно погода норовила испортиться, и им грозил ливень. Судья позволил Снежку скакать самым быстрым своим галопом, потому что близость тела Эсмеральды сводила Фролло с ума. Однако, когда они приехали в дом судьи, он увлек Эсмеральду в ванную.       — Сначала мы смоем уличную пыль и грязь, моя дорогая, — сказал он, обнимая ее за талию и уводя в свои покои, откуда они спустились по каменной лестнице в полуподвальное помещение, где находилась ванная судьи.       Эсмеральда застыла, когда увидела это великолепие. В полу было большое углубление, в котором поместились бы три человека, не меньше, выложенное мрамором. Рядом с ванной была серебряная колонка, откуда брали холодную воду, а в углу стояла большая медная цистерна, где нагревалась горячая вода.       — Зачем столько сложностей?! — удивилась Эсмеральда.       — Затем, что слугам так гораздо проще и быстрее наполнять эту емкость, — со смехом ответил судья. — И таким образом я совершаю омовение гораздо чаще, чем все остальные парижане, практически каждый день.       Эсмеральда, будучи крайне чистоплотной, пришла в восторг. Она разделась и с удовольствием погрузилась в воду, а чуть позже к ней присоединился судья. Он принялся снимать с себя свое облачение, и Эсмеральда уже приготовилась увидеть мумифицированный скелет, который, по ее мнению, представляло собой тело судьи, но поняла, что ошиблась даже в этом. Ну, то, что у него широкие плечи, она поняла уже давно, еще когда он в первый раз снял свои наплечники и ходил просто в сутане. Но когда Фролло разделся полностью… У Эсмеральды задрожали руки — до такой степени она захотела до него дотронуться. Гармонично сложенный и длинноногий судья обладал некрупными, но крайне выразительными мышцами под бледной, гладкой и почти безволосой кожей. Это было тело человека, тщательно следящего за своим видом. Какая же ты дура, подумала Эсмеральда, могла бы и понять, что он ухаживает за собой, это же видно по его холеным рукам! Неужели ты думала, что он только ими и ограничивается?!       Судья увидел, какими глазами она на него смотрит, и подавил смех. Кажется, она не ожидала подобного зрелища. О, он знал, что еще одним его прозвищем в народе, кроме «Старой Сволочи» и «Судейского Стервятника», было «Смерть Костлявая». И Эсмеральда, поддавшись этому досужему мнению, видимо, тоже полагала, что он больше похож на скелет, нежели на человека.       Он опустился в теплую, почти горячую, воду. Какое-то время они просто молча смывали с себя пыль и пот, но вскоре Эсмеральда не выдержала.       — Ваша честь, — позвала она.       — Да, дитя мое, — промурлыкал судья, смывая с себя пену.       — Можно мне вас потрогать?       — Что?! — он был удивлен, он даже не думал, что она осмелится.       — Потрогать вас можно? — чуть громче сказала она.       — Ну, если ты так хочешь… — Фролло был в замешательстве.       Эсмеральда подплыла к нему и с наслаждением коснулась его груди. Судья слегка вздрогнул. Он не привык к тому, чтобы она до него дотрагивалась, она, скорее, всегда сторонилась его. Это он обычно не упускал возможности прикоснуться к ней. А теперь Эсмеральда гладила его кожу с таким блаженством на лице, что сам судья вспыхнул, а его тело отреагировало каменной эрекцией.       Он притянул цыганку к себе и впился в ее губы. Его рука скользнула к ее груди, лаская, обводя большим пальцем тут же напрягшийся сосок.       — Пойдем в постель, моя прелесть… — выдохнул он ей в рот. — Пойдем… мы уже достаточно чистые…       Эсмеральда смутно помнила, как они добрались до его кровати. Фролло увлек ее на свое роскошное ложе и вдруг застыл, внимательно окидывая ее горящим взглядом.       — Боже, до чего же ты прекрасна, Эсмеральда… — прошептал судья прежде, чем опять завладеть ее губами. Она ожидала, что он возьмет ее прямо сию же минуту, но он этого не сделал. Судья неспешно покрывал поцелуями ее лицо, ласкал ее шейку, плечи. Он спустился к ее груди и уделил ей пристальное внимание, нежно поглаживая ее руками, слегка сжимая, зацеловывая напрягшиеся от его действий соски. Он провел цепочку поцелуев по ее упругому плоскому животику, спускаясь все ниже. Эсмеральда уже дрожала от возбуждения, когда он начал ласкать ладонями ее бедра и прильнул губами к нежной бархатистой коже на их внутренней поверхности, слегка касаясь языком. Но, когда он дошел до ее лона и начал целовать самое чувствительное место, Эсмеральда выгнулась и издала нечленораздельный звук. Кажется, это было какое-то имя, и Фролло напрягся, невольно ожидая услышать проклятое «Фебюс». Он надавил и заработал языком чуть сильнее, ощущая, тем не менее, блаженство от ее вкуса, от того, что она исходит соками. Вот тогда она застонала в полный голос, и он услышал, что на самом деле она произносила. Это было…       — Клод!       Судья задохнулся от счастья. Он со стоном оторвался от ее лона и опустился на нее, больше не в силах себя сдерживать. Он вошел в нее, такую горячую и влажную, протаранил препятствие, — конечно, у нее же до него никого не было! — но она даже не обратила на это внимания, словно давно ждала мимолетной боли от соития. Когда он начал двигать бедрами, она просто принялась отвечать ему. Очень скоро ее стоны перешли в крики, и Фролло, чувствуя, как она сокращается вокруг него, как неистово вонзается своими ноготками в его бедра, с облегчением последовал за ней, окунаясь в водоворот исступленного, безумного блаженства…       — Я не причинил боли? — судья навис над ней, нежно отводя волосы от ее лба, когда они немного пришли в себя.       — Нет… — прошептала Эсмеральда. — Даже странно… Я слышала столько страшилок о том, что первый раз болезненный. А оказалось, что все враки, и я никогда не испытывала такого удовольствия.       И тут ей пришла в голову мысль, от которой она побелела и резко села на постели.       — Что такое, любовь моя? — судья испугался. — Я чем-то обидел тебя, что ты так побледнела?!       Эсмеральда, чувствуя испуг и дурноту, прижала руку к своему животику и безумными от страха глазами уставилась на Фролло.       — Я не готова к детям! — в панике простонала она. — Я не хочу, Клод! Я просто умру! Я…       Он чуть не рассмеялся от облегчения.       — Тише, успокойся, дитя мое, — судья притянул ее к себе. — Ничего не будет, клянусь!       — Потому что от первого раза не бывает? — всхлипнула она.       — Что за чушь?! — фыркнул судья. — Бывает, и еще как! Не в этом дело.       Вопросы контрацепции в XV веке были достаточно примитивными. Чего только не делали люди, чтобы не допустить нежелательной беременности! Мужчины отказывались эякулировать в женщину, что, естественно, не ограждало их от нежелательных детей. Некоторые женщины пили мочу мужчин, с которыми хотели иметь близость. Монахи настаивали на том, что специальный отвар из шалфея оградит женщину от беременности на целый год. Женщины натирали влагалища разными маслами и соком кедра, засовывали туда лимонную дольку, тампоны, смоченные в уксусе, и даже свиной навоз, что приводило к болезням. Они привязывали к внутренней стороне бедра сразу после соития амулеты из ушной серы осла, яичек горностая, костей чёрной кошки.       Фролло, глядя на все это, только пренебрежительно фыркал. По его наблюдениям ни один из этих методов не защищал ни женщин, ни мужчин от нежеланных младенцев. Он искал свои способы. И случилось так, что нашел.       Один знакомый, который побывал в Индии, рассказал ему как-то, что индусы считают лучшим лекарством и панацеей от всех болезней масло из священного дерева Ниим. Судья, воспринимающий досужую болтовню с огромным недоверием, решил провести свои собственные исследования. И нашел, что масло это действительно обладает поистине лечебными свойствами, оно применялось при прыщах, экземе, псориазе, других повреждениях кожи, перхоти, вшах, ветряной оспе, бородавках, пеленочной сыпи, экземе, кожном клеще, укусах насекомых.       Но он на этом не остановился. Судья провел эксперимент: заплатил нескольким весьма плодовитым парижанам, чтобы они в течение трех лет пили снадобье, которое он им давал. В клейкую массу он добавлял совсем немного масла, так, чтобы получались капсулы, которые можно было быстро проглотить, потому что в чистом виде пить масло Ниим было невозможно — оно было горьким и обладало весьма противным запахом, какой-то смесью чеснока и прогорклого арахиса. К тому же его нельзя было пить в большом количестве. И вот, скармливая на протяжении трех лет свое снадобье этим людям и установив за ними тщательнейшую слежку, судья с восторгом увидел результат: ни жены, ни любовницы этих мужчин не беременели в течение этого времени. При этом не наблюдалось не только побочных эффектов, но люди эти даже стали как-то бодрее.       И как только судья осознал свою страсть к Эсмеральде, первым действием, которое он сделал, — начал каждый день принимать масло Ниим, лелея надежду, что цыганка будет принадлежать ему, Фролло. Судья поспешил успокоить Эсмеральду, рассказав ей о своих опытах.       — Я сейчас совершенно бесплоден, моя дорогая, — смеясь, подытожил он. — Ты можешь не беспокоиться ни о чем.       Эсмеральда смогла наконец выдохнуть и расслабиться.       — Боже, как хорошо, что ты такой умный! — в восхищении сказала она.       — Да, — с ухмылкой ответил судья. — А ты еще отказывалась от такого сокровища, негодная девчонка!       Он повалил ее на себя, и Эсмеральда со смехом склонилась над его лицом.       — Только не зазнавайся, — прошептала она перед тем, как поцеловать его.