Прикосновения

      Когда Эсмеральде удалось в первый раз после своего пленения затащить судью на колокольню, тот никак не мог отойти от чувства неловкости, поднимаясь наверх. Уж больно много Фролло натворил безумств по отношению к своему пасынку-бедолаге. Однако, на удивление судьи, Квазимодо зла не помнил — даже наоборот, был очень рад видеть своего опекуна. Видимо, был благодарен за то, что судья не только не сжег Эсмеральду, но и заботится о ней так, что она выглядит довольной и счастливой. Фролло, однако, посчитал, что будет правильно, если он извинится перед горбуном.       — Прости меня, мой мальчик, за то, что я разгромил твою мастерскую, воспользовался твоей доверчивостью и приказал привязать тебя к колокольне. Я тогда впал в настоящее безумие, делал недопустимые вещи. До сих пор содрогаюсь о мысли, что я еще мог бы натворить, если бы не… — он бросил весьма красноречивый взгляд на Эсмеральду.       Глаза у Квазимодо были как две плошки. Только сейчас до него дошло, почему судья так настойчиво охотился за Эсмеральдой! Не ненависть заставляла Фролло это делать, а любовь, страстная и всепоглощающая!       — Я думал, что вы хотите сжечь Эсмеральду… — пролепетал звонарь.       — Если бы я ее сжег, то умер бы на следующий день, — на скулах у судьи заиграли желваки. — Не пережил бы ее смерти. Она для меня — все.       — Я понимаю, — тихо сказал горбун, и судья отчетливо увидел — да, Квазимодо действительно все понимает.       С того момента неловкостей между ними больше не возникало, так что судья уже совершенно спокойно поднимался на колокольню, продолжая заниматься с Квазимодо тем, что они делали до того, как в их жизни появилась Эсмеральда — он учил звонаря, общался с ним, как и прежде. С той лишь разницей, что теперь на колокольню вместе с судьей почти всегда поднималась Эсмеральда.       Квазимодо потихоньку восстанавливал макет Парижа, и судья находил, что сейчас его творения выглядят гораздо лучше, чем прошлые. Резьба была более тонкая, деталей было больше, краски были подобраны гораздо ближе к оригиналу.       — А знаешь, этот Париж у тебя получается гораздо искуснее, чем прошлый. Ты развиваешься, Квазимодо, твои руки становятся все более ловкими с каждым разом, а глаз все более наметанным. Это просто великолепно, — усаживаясь на табурет, заметил судья, когда в очередной раз пришел к пасынку, и Квазимодо покраснел от удовольствия.       Эсмеральда, которая пришла вместе с судьей, застыла возле лестницы.       — Квази, когда ты поставишь здесь еще один табурет? — спросила она. — Мне все время так и занимать колени его чести?       Судья был совершенно невозмутим, но в глазах его так и прыгали чертенята. А дело было в том, что Фролло подговорил звонаря не ставить в мастерской третий стул. Судье нравилось, когда Эсмеральда сидела у него на коленях, и он ни за что не желал от этого отказываться.       — Извини. Я опять забыл, — Квазимодо хихикнул, а судья сидел и делал вид, что он тут вообще ни при чем.       «Сговорились! — подумала Эсмеральда. — Ну, подожди у меня, Клод! Сейчас я тебе устрою!»       — Ладно, забудем об этом, — Эсмеральда со сладкой улыбочкой уселась на колени к довольному судье, и тот приобнял ее за талию. Эсмеральда прижалась к нему своим телом, так, чтобы судье была хорошо видна ее грудь, — он не раз давал ей понять, как ему нравится это зрелище, — и ерзнула попкой. Судья слегка закусил губу. Эсмеральда продолжала оживленно болтать с горбуном, периодически ерзая и делая вид, что не замечает того, что судья порозовел, покрылся испариной, его глаза сильно потемнели, тонкие ноздри начали бешено раздуваться, а его твердый, как камень член воинственно уперся ей в бедро.       Вдруг Квазимодо вспомнил о каком-то деле и всполошено вскочил.       — Боже, я обещал архидьякону сделать это еще десять минут назад! Это займет всего лишь полчаса, — затараторил он. — Вы подождете?       — Мы, пожалуй, пойдем — Эсмеральда попыталась встать с колен судьи, но тот стальной рукой вернул ее обратно и улыбнулся горбуну.       — Ничего страшного, милый мальчик, полчаса мы подождем. Иди, делай свои дела, — сказал он.       Квазимодо убежал, а судья, прижав к себе Эсмеральду, прорычал:       — И что же ты творишь, моя дорогая?!       — Но я ничего такого не сделала! — вид у Эсмеральды был совершенно невинный.       — Кое-что ты все-таки сделала, и я тебе это сейчас покажу! — судья взвалил верещащую Эсмеральду на плечо и унес ее в каморку, где Квазимодо жил зимой.       Когда горбун вернулся, они уже сидели на месте, но вид у обоих был встрепанный, хоть и довольный. Зардевшаяся Эсмеральда поправляла на себе платье, а судья приобрел розоватый румянец, и его волосы выбились из всегда такой аккуратной прически.       Квазимодо решил, что даже не хочет думать о том, чем они тут занимались в его отсутствие.       Иногда, когда судья и Эсмеральда отправлялись к Собору пешком, за ними, помимо Джали, увязывался Маршан. Судья с сомнением отнесся к тому, что этот ленивец и обжора пойдет вместе с ними по городским улицам — Фролло опасался, как бы чего не вышло. И как в воду глядел.       Однажды на Маршана, вереща от радости, что вот-вот ей на зуб попадется одна из этих мерзких кошек, кинулась какая-то уличная шавка. Судья уже приготовился дать ей пинка, да и Джали навострила свои рожки, чтобы защитить приятеля, но Маршан сделал все сам. Из добродушного лодыря кот мгновенно перевоплотился в смертоносную машину для убийства. Он весь подобрался, оскалился, злобно прижал уши и распушил хвост метелкой. И когда дворняга налетела на него, он со злобным шипением и воем хлестнул ее когтями по морде, да так, что шавка, истерически визжа, кинулась прочь, а Маршан еще и гнал ее три квартала, яростно подвывая. После этого судья вздохнул спокойно — хоть Маршан и не уличный кот, но за себя постоять может. Единственное, что судья сделал — это нацепил на шею коту ошейник, чтобы каждый бродяга знал, что тронувший Маршана будет иметь дело с судьей.       Еще в арсенале Маршана были и другие выходки. Когда судья и Эсмеральда ездили на прогулку куда-нибудь на природу, прожорливый котяра потихоньку забирался в одну из седельных сумок. Его тянуло в те сумки, где были колбаса или мясо, или еще что-нибудь такое. И, когда Фролло с цыганкой приезжали на место и раскладывали все для своего отдыха, то вместо колбасы, которая хорошо пошла бы с хлебом, они находили довольного и сонного Маршана.       — Этот негодный пушистый обжора опять оставил нас без колбасы, — вздыхал Фролло, а запасливая Эсмеральда, хихикая, доставала из другой части сумки копченое мясо, которое она положила непосредственно перед выездом.        — Если бы не ты, мое сокровище, быть бы нам голодными, — усмехался судья, целуя ее в лоб.       От присутствия Эсмеральды даже городские праздники перестали казаться ему тяжким бременем. Нет, он по-прежнему предпочитал тишину, покой и книгу всей этой суете, но теперь он не столько обращал внимание на горожан, сколько на танцующую Эсмеральду. Судья любил смотреть, как она танцует, как мелькают ее ножки в замысловатых па, как она извивается под звуки свирели и бубна, такая юная, юркая и гибкая. У Фролло вскипала кровь, когда он смотрел на нее. А Эсмеральда, прекрасно об этом зная, подбегала к нему, чтобы поддразнить, — чертовка, а не девчонка! И, когда она в очередной раз подбежала к нему, но не остановилась на этом, не промчалась мимо, а опять, как в тот первый раз, чмокнула его в нос, судья сорвался.       Как только она исчезла со сцены и убежала в свой шатер, судья покинул свое почетное место и кинулся за ней. Он ворвался в ее шатер, где, переодеваясь в свою повседневную одежду, она стояла полураздетая, и стиснул ее в своих объятиях, покрывая ее поцелуями.       Но на этом празднике был еще один человек, который не сводил с Эсмеральды взгляда. Это был бывший капитан гвардии Фебюс де Шатопер. Фебюс чувствовал себя полным идиотом. Зря он тогда наговорил гадостей Эсмеральде. Она же не виновата, что судья — такая сволочь. Фебюс подумал о том, что надо бы перед ней извиниться, бухнуться на колени, может, тогда она его простит…       Фебюс тихо подошел к шатру Эсмеральды, намереваясь войти туда, но понял, что Эсмеральда там не одна. Он осторожно отогнул полог шатра, чтобы посмотреть, кто успел раньше него, и почувствовал, как у него разбивается сердце на мелкие осколки!       Обнаженная Эсмеральда стояла на четвереньках и блаженно постанывала от того, что вытворял с ней судья Клод Фролло. Судья, такой же обнаженный, как и Эсмеральда, пристроился сзади и, обхватив Эсмеральду за бедра, входил в нее плавными толчками. Делал он это усердно и на совесть, постепенно ускоряясь до неистовых шлепков кожи о кожу и шепча:       — Любовь моя… Доставь мне радость… Кричи!       И, когда стоны Эсмеральды перешли в крики, он резко притянул ее к себе, сжимая в ладони ее грудь, находя своими губами ее губы и сминая их с лихорадочной страстью. И Фебюс глазам своим не поверил, когда понял, что она впивается в рот судьи ответным поцелуем, жадным, исступленным, зарывается рукой в его густые серебряные волосы, и тело судьи содрогается в экстазе…       Фебюс больше не мог на это смотреть. Он попятился от шатра. «Как она может? С ним?! — у Фебюса в голове все увиденное не укладывалось. — Не может же быть, чтобы она действительно любила его! Он ее вынудил! Он влил в нее какое-то любовное зелье! Ее надо спасти, вырвать из лап этого старого стервятника!»       Судья прижимал к себе Эсмеральду с каким-то отчаянием, его лицо было таким напряженным и сосредоточенным, что ее покоробило.       — Клод, — позвала она его. — Что случилось? Чем ты так расстроен?       Он зарылся носом в ее волосы, целуя Эсмеральду в макушку и тихо сказал:       — Просто у меня сейчас было такое чувство, что тебя у меня хотят…       — Увести! — с иронией продолжила за него Эсмеральда.       — Нет, дитя мое, отобрать. Отнять безжалостно. У меня было такое ощущение, что за нами кто-то наблюдает… — он нахмурился.       — Клод, — она нежно коснулась его щеки. — Перестань себя изводить, прошу. Ты в последнее время сам не свой. Даже если и так, неужели ты думаешь, что я покорно пойду с этими… ну, теми, кто захочет украсть меня?       — Нет, конечно, нет, — вздохнул судья. — Ты у меня храбрая девочка.       Чтобы его приободрить, Эсмеральда уговорила его прогуляться на природу.       — Хочу на ту самую лесную опушку, где ты меня в первый раз поцеловал, помнишь? — сказала она, блестя глазами.       — О, уж этот-то день я никогда не забуду, — судья с улыбкой притянул ее к себе. — Ну, раз тебе так хочется, поедем.       Увы, но приболевшую Джали пришлось оставить дома, и она проводила их укоризненным взглядом. Они добрались до памятного места и уже начали раскладывать вещи для хорошего времяпровождения, как судья засунул руку в седельную сумку и закатил глаза с выражением лица «Боже, надоело!». Из седельной сумки раздалось нежное «Мурр!», и судья достал на свет божий сытого и довольного собой Маршана.       — И опять он оставил нас без колбасы! — прыснула Эсмеральда.       Судья порылся рукой в сумке и вытянул колбасный огрызок.       — Да уж… — хмыкнул он и поставил кота на землю, чем тот сразу же воспользовался и вальяжно прошел в кусты. — И куда в него столько помещается?       — Желудочная пустота! — со значением сказала Эсмеральда, воздев кверху палец, и судья хихикнул, — она переняла его жест. Он потянулся к Эсмеральде, целуя ее в губы, прижимая к себе. На мгновение у него мелькнуло воспоминание, что у них в списке помимо сеновала, Собора и Эсмеральдиного шатра, был лес, и судья уже начал возбуждаться от этой мысли, но их грубо прервали.       — Не для тебя эта роза цвела, Старый Стервятник! — раздалось со стороны. На поляну вышли пятеро. Их лица были закрыты, но выглядели они внушительно. Судья и Эсмеральда вскочили на ноги.       — Дитя мое, сейчас со всех ног беги к Снежку, ты сможешь, слишком быстра для них, они за тобой не угонятся, — тихо сказал судья, вспомнив свое предчувствие.       — Я тебя не брошу! — на ее лице отразилось дикое упрямство.       — Кому сказал?! — прорычал судья.       Эсмеральда было попятилась, но ее взгляд упал на суковатую палку. К судье уже неосторожно подошел один из этих громил, и Фролло, выдернув из рукава сутаны обоюдоострый кинжал, который он все время там носил, полоснул мерзавца по шее, вспарывая гортань. Уголовник захрипел, забулькал и, исходя кровью, рухнул на землю. Эсмеральда, ничтоже сумняшеся, подхватила палку и врезала ею по ногам тому, кто подходил вторым. Тот упал в ноги судье, который молниеносно воткнул ему свой кинжал в шею.       — Вас осталось только трое! — сверкая глазами сказал судья, и тут же рявкнул — Ну?! Кто?!       — Вы двое схватите девчонку, только не причиняйте ей вреда, а судьей займусь я, — заявил высокий мужчина, державшийся наособицу. Эсмеральда подумала, что у него очень знакомый голос…       Те кивнули и пошли на Эсмеральду, которая, пятясь, не выпускала из рук палку. Судья издал какой-то художественный свист, но на это никто не обратил внимания. Пятый бандит, вынув меч, пошел на судью, и Фролло отметил, что меч у него был еще тот — конец меча был заостренный, таким мечом можно было как рубить, так и колоть. С кинжалом против меча? Дохлый номер! Меч просто протаранил защиту судьи, сломав у кинжала лезвие, и воткнулся Фролло в бедро. Возможно, мерзавец метил гораздо выше, но хотя бы удар удалось подправить… Судья, истекая кровью, с рычанием упал на землю. Нападающий уже собрался было добить его, но тут из кустов на этого мужика вылетело с истошным воем нечто огромное, черное, с клыками и когтями, и вцепилось прямо в закрытую рожу! Одновременно с этим на поляну ворвался Снежок и кинулся на остальных двух дармоедов, которые уже почти подобрались к Эсмеральде. Одному он прошиб голову насмерть, второму сломал ключицу, отчего тот повалился на землю без сознания. Эсмеральда, перехватив получше палку, кинулась к пятому бандиту, который напал на судью, и принялась изо всех сил охаживать его ударами. Маршан успел шмыгнуть обратно в седельную сумку, чтобы не попасть под руку злющей Эсмеральде, а судья с любовью смотрел на нее, зажимая рану на бедре. На лице Фролло мелькнула какая-то мысль, и он, поморщившись, сунул руку в свою сутану, туда, где рядом с сердцем была спрятана одна весьма дорогая ему вещь. Когда судья достал ее, то это оказался легкий шарфик, которым он со вздохом перетянул себе бедро, чтобы остановить кровь.       Эсмеральда тем временем гвоздила своего противника палкой так, что он подвывал.       — Эсмеральда, прошу тебя! — взмолился он. — Зачем ты пытаешься меня убить, я же тебя спасти хочу!       Эсмеральда застыла.       — А ну-ка, открой свое лицо! — потребовала она.       Человек снял маску, и Эсмеральда увидела, что это был Фебюс.       — Фебюс?! Ты какого черта делаешь?! — возмутилась она.       — Пойдем со мной, Эсмеральда! Я так люблю тебя! Тебе не нужен этот судейский крючкотвор! — Фебюс всеми силами пытался убедить Эсмеральду пойти с ним. — Я знаю, ты тоже меня любишь, просто этот Старый Стервятник тебя чем-то опоил, каким-то приворотным зельем!       — Приворотных зелий не существует, а мой Клод не Стервятник, а Ястреб! И он не старый, ясно тебе?! — рявкнула она и с ненавистью зарядила Фебюсу своей ножкой в промежность так, что тот позеленел и с хрипом «Мои орешки!» повалился на землю.       Судья, не смотря на дикую боль, насладился зеленым видом Фебюсова лица, а вот Эсмеральде было уже все равно, она кинулась к Фролло.       — Клод? — она была на грани паники.       — Все не так уж и плохо, любовь моя, — скрипнул зубами судья. — Ни одна из артерий не задета, он просто проколол мне мышцу, правда, думаю, что достал до кости…       — До дома дотерпишь?       — Куда я денусь? — судья присвистнул, и Снежок подбежал и улегся рядом.       Эсмеральда помогла Фролло сесть в седло.       — Кота не забудь, — прохрипел он. — Маршан в седельную сумку заныкался.       Она привязала сумки к седлу и уселась в седло сама, по-мужски, перед судьей. Она связала руки судьи своей косынкой, ибо боялась, что он соскользнет, если потеряет сознание, и набросила их на себя. Судья опять засвистал, и Снежок поднялся на ноги и дал ходу.       Они примчались к дому судьи, вбежали во двор, и Эсмеральда почувствовала, как Фролло, потеряв сознание от боли, навалился на нее всем своим телом.       — Помогите мне! — закричала она.       На ее крик выбежал Фабрис.       — Помоги мне спустить его честь на землю, сам он не может! — Эсмеральда задыхалась от беспокойства.       Фабрис издал свист, похожий на тот, который использовал судья, чтобы управлять своим конем. Снежок фыркнул, но улегся, и они смогли снять Фролло с седла. Тот, тем временем, пришел в себя, и они подхватили его с двух сторон и повели в его покои.       — Как тебе удалось уложить Снежка? — хрипло спросил судья по дороге.       — Да я сто раз следил, ваша честь, как вы с ним управляетесь, — объяснил Фабрис. — Запомнил.       — Ты — умный малый, — судья одобрительно усмехнулся побелевшими от боли губами.       Эсмеральда не могла нарадоваться, что жилые комнаты находятся на первом этаже дома — она не представляла, как бы они смогли затащить судью в его комнату, если бы им пришлось подниматься по лестнице. Они довели судью до его покоев и уложили его в постель. Эсмеральда развязала тряпку, которой Фролло перевязал свое бедро, и разрезала на нем одежду, чтобы посмотреть на рану. Она была глубокой, и ее надо было зашить. Сначала Эсмеральда полила рану крепким вином, отчего судья зашипел и прокусил себе от боли губу. Затем она ловко зашила его, смазала рану целебной мазью и сделала перевязку. Судья наконец-то смог расслабиться, потому что мазь сделала боль терпимой.       Эсмеральда перевела взгляд на тряпку, которую сняла с его бедра, и с удивлением узнала в ней свой шарфик. Она вспомнила, что забыла его на шее судьи, когда раздразнила его на Пиру Дураков.       — И ты все это время хранил его при себе? — ошеломленно спросила она полусонного судью.       Тот шевельнул веками.       — Я чуть не сжег его, когда грезил о тебе во Дворце Правосудия, — пробормотал он. — Но не смог. Эта вещь — словно частица тебя, так я чувствовал тебя рядом со мной, когда ты была от меня далеко. Жаль, что она пропала…       — Ты мне надарил столько других шарфиков, что я вполне могу выделить тебе один, — хихикнула Эсмеральда. — Но пора бы тебе уже понять, что ты не одинок. Я с тобой, Клод, и всегда буду с тобой. Я уже говорила, что люблю тебя?       — Да, — сонно улыбнулся судья. — Но если ты будешь продолжать мне это говорить, я буду рад. Мне так приятно это слышать…       Он погрузился в сон.       Ночью у него слегка поднялась температура, Маршан даже улегся на судью, чтобы погреться, но когда утром Эсмеральда проверила рану Фролло, то она была чистой. Лекарства, сделанные судьей, были чудо как хороши.       Судья потихоньку выздоравливал, но Эсмеральда видела, насколько он стал задумчив.       — Ты выглядишь так, словно обдумываешь что-то неприятное, — сказала она ему. — Может, поделишься со мной?       — Думаю, что это Господь нас покарал за то, что мы прелюбодействовали в его храме, — хмуро ответил он.       — Глупости, — отмахнулась Эсмеральда. — Если бы он действительно был так зол, то ты был бы мертв. А тебя всего лишь ранили в бедро, и ты уже выздоравливаешь.       — И все-таки я думаю, что это очень толстый намек с его стороны, чтобы мы прекратили жить во грехе, — упрямо стоял на своем судья.       Эсмеральда похолодела. Неужели он, напуганный карой божьей, хочет с ней расстаться?       — Что ты имеешь в виду? — тихо спросила она.       — Так больше не может продолжаться, Эсмеральда, — ответил он, и она сникла, ожидая роковых слов о том, что им пора разойтись в разные стороны, а судья продолжал. — Я устал от того, что происходит. Я устал от того, что не могу открыто показать, что ты — моя. Я устал от того, что сижу один на этих праздниках, и ты не можешь занять свое место со мной. И мне надоело, что всякий ублюдок, решивший, что он влюблен в тебя, считает, что ты можешь принадлежать ему! — его лицо исказилось в яростную гримасу. — Я думаю, ты должна согласиться стать моей женой.       — Что?! — Эсмеральда подумала, что она ослышалась.       — Отчего ты так удивлена, дитя мое? — он пытливо смотрел в ее глаза.       — Я думала, ты сейчас пошлешь меня на все четыре стороны… — пролепетала она.       — Что?! — теперь настала очередь судьи удивляться. — Как у тебя могла возникнуть такая мысль?! Я же тысячу раз говорил тебе: я не могу без тебя жить, глупое дитя!       Фролло пришел в раздражение. Ох уж эти маленькие девчонки, вечно напридумывают себе всяких ужасов, а ты гадай, что с ними творится!       — Ну не сердись на меня, — она умильно смотрела в его глаза. — Просто ты — знатный господин, а я — простая цыганка. Такое сочетание редко заканчивается словами «и жили они долго и счастливо».       — Возможно, — кивнул он. — Боже, моя дорогая, ты умна не по годам. Но, быть может, мы с тобой все-таки попробуем?       Эсмеральда с улыбкой уткнулась щекой в его ладонь.       — А знаешь, я согласна, — решительно сказала она. — В сущности, мне, кроме тебя, терять нечего, а если я тебя потеряю, то и мне жить незачем.       Она поцеловала его в ладонь, и судья почувствовал, как его раздражение переходит в желание. Он попробовал шевельнуть раненой ногой, но та ответила резкой болью.       — О, проклятье! — он откинулся на подушки. — Я желаю тебя так, что у меня член дымится, а из-за этой ноги совершенно лишен подвижности!       — Ну, может тебе и не надо двигаться, — промурлыкала Эсмеральда и забралась на постель. Она откинула одеяло и провела рукой по его здоровому бедру, сдвигая его ночную рубашку наверх. Мужское достоинство судьи уже было в полной боевой готовности, и она с удовольствием провела по нему пальчиком от корня до головки. Ответом ей были потемневшие глаза судьи, его бешено раздувающиеся тонкие ноздри и прерывистое дыхание. Эсмеральда склонилась и дотронулась языком до кончика. Судья издал нечленораздельный возглас. Глаза у Эсмеральды заблестели, и она обвела головку языком и коснулась ее своими губами.       — Господи! — взмолился судья. — Умоляю, прошу, перестань меня терзать!       Его уже била дрожь от возбуждения.       — Терзать как? — хихикнула она. — Вот так?       Она чуть втянула его орган в свой рот и плотно прошлась по его кончику языком.       — Боже, да! — застонал судья. — Возьми его уже в свой ротик… не мучай меня!       Она ласкала его в этом месте до тех пор, пока его стоны не перешли в крики, и он не отдернул ее от себя и не излился на собственный живот.       — Похоже, тут кое-кто насвинячил, — засмеялась Эсмеральда. — Надо привести тебя в порядок.       Судья со стоном откинулся на подушки. Эсмеральда очистила его живот влажной тряпкой, но когда она снова подошла к нему, судья дернул ее на себя и заключил в стальные объятия.       — Думаю, что надо ответить тебе той же любезностью, — вкрадчиво сказал он, впиваясь губами в ее шейку. Его рука нырнула в вырез ее платья, обнажая грудь, и он слегка защемил пальцами ее напрягшийся сосок.       — Клоооод… — простонала она. — Что ты делаешь?!       — Не дергайся, моя дорогая, — прошептал он. — Ты ведь не хочешь сделать мне больно?       Он задрал ей подол и коснулся ее лона.       — Боже, — промурлыкал он. — Наша девочка намокла. И ты смеешь делать вид, что не хочешь?       Он слегка надавил смоченными в ее соках пальцами на ее чувствительное местечко.       — Мне продолжать? — он опалил ее ухо своим дыханием.       — Да, пожалуйста! — теперь уже она умоляла его.       Судья, ухмыльнувшись, ласкал ее лоно, пока она не выгнулась в его руках и не забилась в экстазе с криками.       — Вот теперь мы квиты, любовь моя, — хихикнул он.       — И сколько еще нам придется… вот так? — уточнила Эсмеральда откинув голову ему на плечо.       — Думаю, мы сможем уладить этот вопрос, — судья поцеловал ее в макушку. — Пока мое бедро не заживет, ты будешь сверху.