Venom

Следующая неделя принесла в Нью-Орлеан циклон, который обернулся более холодной и дождливой погодой. Словно по взмаху волшебной палочки, небо заволокло густыми, серыми облаками, с редкими проблесками молний вдали. Солнце и вовсе скрылось на несколько дней с глаз долой. Злой ветер норовил подловить тебя в воздухе и унести невесть куда, а почти непрекращающийся дождь загнал всех студентов в надёжные стены пансионата. Лишь самые смелые выходили на улицу днём, когда дождь представлял из себя обычную морось. Одной из этих смельчаков оказалась Вайолет. Кутаясь в свитера и винтажные шали, она преданно выходила наружу, не изменяя своим привычкам. Выходить ежедневно на улицу — было сродни ритуалу, который ни в коем случае нельзя нарушать. Ведь на улице можно любоваться природой, курить в своё удовольствие и что самое важное — отдыхать от надоедливых людей и чужого внимания, неустанно преследовавшего Вайолет. В один из таких дней девушка снова сидела под деревьями, скрытая сплошной тенью, и пыталась что-нибудь нарисовать. Озябшие руки, облачённые в перчатки без пальцев, не желали держать карандаш крепко. Было действительно холодно, но Вайолет это полностью устраивало. Словно холод стал её частью в этот непростой период жизни и воспринимался как что-то естественное. Золота вокруг постепенно становилось больше. Макушки всё ещё оставались зелёными, однако дыхание лета в них становилось всё слабее. Нижние листья желтели, принося Вайолет спокойствие. Внезапно она нахмурилась, уже готовая переключить текущий трек. В наушниках заиграла песня Green day. Сказать по правде, Вайолет не любила эту группу. Они казались ей слишком попсовыми, однообразными и чуточку не глубокими. И эта песня затерялась среди её мрачного плейлиста только по одной причине — Джинни обожала Green day, а в особенности эту дурацкую песню про конец сентября и неутихающую боль. Почему-то именно сейчас она отозвалась на внутреннее состояние Вайолет. — Джинни, давай лучшим включим тыкв или Кортни Лав, — недовольно отозвалась Вайолет, уже потянувшаяся к потрёпанной магнитоле. — Постой, — рыжеволосая красавица с солнечной улыбкой опередила её, накрывая кнопки собственной ладонью. — Просто послушай. Это очень трогательно! Билли Джо написал эту песню о своём отце. Её невероятно голубые глаза горели предвкушением. Она была почти уверена, что двоюродная сестра сможет оценить трек по достоинству. — Боже, ну что с тобой поделаешь, — Вайолет закатила глаза и нехотя откинулась на грубое сидение пикапа. Ей хотелось вместо Билли Джо послушать Билли Коргана, но отказать такому счастливому взгляду язык не поворачивался. — Давай слушать. Джинни улыбнулась шире, явно довольная собой. Вайолет торопливо вынырнула из воспоминаний и убрала палец с кнопки. Пусть играет. Песня вполне сносная, особенно, если она напоминает о любимой сестре. Особенно, если заставляет чувствовать хоть что-то. Тем временем другая рука Вайолет, будто неподвластная хозяйке, выводила на листе новые линии и штрихи, складывающиеся в чей-то благородный профиль. В какой-то момент Вайолет поняла что к чему, и торопливо отложила скетчбук. Она решила продолжить в другой раз. Получившийся рисунок совершенно не радовал её. Он, скорее, вызывал тревогу и недовольство. Не того она от себя ожидала после долгих месяцев затишья. Закинув вещи в полосатую сумку, Вайолет зашагала к парадному входу, параллельно думая о домашнем задании по литературе. Завтра они должны принести свои любимые стихотворения и наверно объяснить, почему они стали любимыми. У неё уже были идеи на этот счёт. Однако спокойно добраться до своей комнаты ей было не суждено. На мокрую улицу вышла Мэддисон, укутанная в чёрный кожаный плащ с широкими плечами. Она была чертовски красивой в тот момент: бледное лицо выражало холодную решимость, а чёрные стрелки добавляли её образу чего-то рокового. Следом за ней шли другие девушки, среди которых Вайолет сразу же узнала Стефанию и Амбер, а также мелких сошек, которые заперли её в туалете на прошлой неделе. Каждая из них была одета с иголочки и со вкусом. На их фоне Вай казалась настоящим фриком в своей до чёртиков странной фиолетовой шали. Но никто из них не мог затмить эффектность королевы. Она курила на ходу, стряхивая пепел в кусты. Вайолет была отнюдь не глупой. В ту самую секунду, когда зелёно-карие глаза Мэддисон встретились с её собственными, она поняла, что эта процессия пришла по её душу. Они подобрали идеальное время для нападения — дождливая погода мало кого прельщала отправиться на прогулку. Их глаза внимательно следили за ней. Что же она станет делать, столкнувшись с опасностью лицом к лицу? Может, захочет позвать на помощь? Тогда они поспешат заткнуть ей рот. Или, быть может, попытается сбежать? Но ей точно не дадут этого сделать. Невредимой уже не уйти, как не старайся. Однако в голове Вайолет даже не возникло мысли о побеге. Она спрятала наушники в карман и, сжав покрепче ремень сумки, твёрдой поступью зашагала прямо навстречу своим обидчикам. Всё внутри будто замерло, и лишь тревожное сердце не переставало стучать, циркулируя волнение по венам. Рано или поздно это должно было случиться, потому как-то глупо оттягивать этот момент. — Какая неожиданная встреча, — саркастично начала Мэддисон, вставая у неё на пути. Вайолет недобро усмехнулась, считая своим долгом сказать всё, что вздумается. — Такая неожиданная, что ты даже подготовилась, — она обвела насмешливым взглядом собравшуюся команду. — Неужели боишься не справиться в одиночку? Этот вопрос был лёгкой провокацией. Вайолет хотела добиться каких-нибудь ответов, прежде чем произойдёт самое худшее. Как некстати в голове прозвучал отчётливый голос Тейта, стращающий сломанными рёбрами. Рубиновые губы Мэддисон сложились в приторную улыбку. — О, да что ты говоришь. Пойми, моя цель не в том, чтобы выйти с тобой один на один. Моя цель — научить тебя манерам и объяснить куда лезть не стоит. Каждой клеточкой тела Вайолет ощутила подступающую опасность. Круг сошек сужался, совершенно лишая её личного пространства. Монтгомери шагнула ещё ближе и в ноздри Вай ударил сладкий аромат дорогущего парфюма. Где-то в груди заворочался страх, но усилием воли Вайолет подавила его. Плевать, что будет. Единственное, что имело значение — не оказаться такой же слабой, как все остальные. — Я тебя слушаю, — равнодушно отозвалась девушка. — Амбер, гляди в оба, — бросила ей Мэддисон и мулатка тут же ретировалась ближе к зданию пансионата. Процедура должна пройти без свидетелей, потому Амбер Филлипс занималась своей прямой обязанностью — стояла настороже. Всё случилось неожиданно. Ещё мгновение назад Мэддисон отдавала команду Амбер, а буквально через секунду её ладонь со свистом рассекла холодный воздух и оставила на щеке Вайолет отчётливый красный след. Девушка дёрнулась влево, будто подставляя эту часть лица. Из груди вырвался судорожный вздох, но Хармон промолчала, лишь крепче сжимая зубы. — Неужели думаешь, что самая умная и тебе всё сойдёт с рук? — яростно прошипела Монтгомери. — Уверена, что ничего не перепутала?! Ещё один свист и уже вторая щека Вайолет горела огнём. Сошки не приближались, терпеливо ожидая приказа. Они смотрели на это с лёгкой неприязнью, в то время как Стефания едва могла скрыть хищную улыбку. Гнилые люди, подобные ей, радовались чужой боли, в особенности, если эта боль была физической. Мэддисон выдохнула и сказала более твёрдым голосом: — Ты должна знать своё место. — Тогда и ты своё должна знать, — внутри Вайолет поднималась тошнота, но она заранее знала, что для неё всё кончено, потому что в таких ситуациях она совершенно не умела держать язык за зубами. — В помойке самое подходящее. Или тебя больше кладбище устраивает? Вайолет вдруг осознала, как ей успела надоесть эта глупая травля со всеми вытекающими последствиями. Её дверь буквально закидали записками, написанными менструальной кровью, её закрывали в туалете, над ней насмехались все эти дни, плели непонятные интриги и не давали проходу. Потому Вайолет не видела ни одной причины молчать, даже если слово означало боль. Мэддисон замерла в полуобороте, совершенно поражённая. Но ещё более удивлёнными выглядели сошки, вероятно, не ожидавшие в принципе каких-то комментариев, ведь перечить королеве мог лишь настоящей глупец. Она заскрежетала идеально ровными зубами и в следующую секунду с разворота и совсем не по-женски ударила Вайолет в челюсть сжатым кулаком. Кто-то из сошек восторженно присвистнул. Голова Вайолет по инерции откинулась назад и она почувствовала на губах железный привкус. — Такими темпами на кладбище отправишься именно ты, — прошипела Мэддисон, с отвращением вытирая руку о белоснежный платок, любезно поданный Стефанией. Амбер Филлипс, наблюдающая за картиной издали, поспешно отвернулась, не в силах видеть разыгрывающуюся сцену. Уж лучше бы эта девчонка молила о пощаде, чем соревновалась в остроумии. Ведь если упасть на колени и слёзно просить прощения, эти гадины нанесут меньше ударов, потому что это с лихвой окупит моральное унижение. Видеть заплаканных и дрожащих жертв — вот главная цель Мэддисон и Стефании. Амбер давно это приняла к сведению. — Тебе следует держаться подальше от Тейта, — продолжила Мэддисон, как ни в чём не бывало. — Поверь мне, его не интересуют посредственные девушки. — Тогда почему ты продолжаешь увиваться за ним? — со смешком спросила Вайолет, зная, что последует за этим. Тонкие ноздри королевы стали раздуваться от гнева и тогда Мэддисон решила снова ударить. Однако Вайолет, подготовившаяся к такому раскладу, взяла напором: сильно толкнула Монтгомери, от чего та прямиком полетела в руки своей группы поддержки. Она потеряла равновесие, но Стефания словила её, крепко прижимая к себе. — Келли, Сара, — угрожающе процедила Мэддисон и две сошки, закрывшие Вайолет в туалете, мгновенно скрутили ей руки. — Тебе бесполезно что-то объяснять обычным языком, потому что такая тупица не способна понять. Она стряхнула пепел с сигареты и уже хотела выбросить в траву, как в её голову пришла гениальная идея. Мэддисон медленно подошла к Вайолет и, широко улыбаясь, приложила ещё горевший окурок к её слегка оголившемуся запястью. Благо это была тыльная сторона, иначе все увидели бы многочисленные шрамы, многие из которых были свежими. Руку мгновенно пронзила ужасная боль. Она попыталась вырваться, но сошки крепко зафиксировали её положение, не позволяя сделать лишнего шага. Вайолет судорожно хватала ртом воздух, не видя ничего перед собой, потому что глаза застилала пелена слёз. Хотелось кричать, но она держалась изо всех сил. — Так будет всегда, ты меня слышишь? — другой рукой Мэддисон схватила Вайолет за ворот свитера и притянула к себе. — Тебе всегда будет очень больно, если будешь вставать у меня на пути. И чтобы я тебя больше не видела рядом с Тейтом. Ты меня поняла? Из горла Вайолет вырывались болезненные хрипы, но она продолжала кусать окровавленные губы, не желая сдавать позиций даже в таком шатком положении. — Я не слышу? — королева повысила голос. — Я тебя не слышу, мелкая сука! И тут девушка поняла, что боль стала чертовски невыносимой, и чтобы как-то снизить болевой шок, Вайолет выкрикнула первое, что пришло ей в голову: — Прочисти уши, потаскуха! — Тварь. Мэддисон разозлилась пуще прежнего. Выкинув окурок в сторону, она сделала резкий выпад и ударила Вайолет в лицо. Затем снова и снова, по крайней мере раза четыре. Её руки тут же покрылись кровью и королева резкими движениями принялась вытирать её платком, бурча под нос проклятия. Вайолет ощутила, что теперь всё её лицо было мокрым: кровь заполнила рот, стекала густыми струями из носа к подбородку, а затем на одежду, но она всё равно гордо поднимала его вверх. Она вдруг чётко поняла, что ей не страшна эта боль и все эти удары. Они не способны сломить её достоинство. До Мэддисон донёсся её слабый, но ехидный голос. — И это всё, что ты можешь? Боль… Это только боль, она иллюзорна. Её недостаточно, понимаешь? Хватит скрывать за этим свою неуверенность. Ты теряешь себя. Ведь он поэтому и не смотрит на тебя. Королева обернулась, словно ужаленная, и тут же отшатнулась. Новенькая широко улыбалась кровавой улыбкой. Ещё секунда и Вайолет разразилась громким хохотом, от которого у сошек по коже прошёлся мороз. Мэддисон застыла в секундном оцепенении, но тут же нахмурилась, не желая отступать. — Нет. Ты извинишься. Ты, чёрт возьми, извинишься и возьмёшь свои слова назад! Затем Вайолет получила сильный удар в живот и, даже не пытаясь удержать равновесие, оказалась во влажной траве. Сумка отлетела в сторону. — Эй, грёбанная новенькая, извиняйся! — крикнул кто-то из сошек и уже через минуту они начали скандировать эти слова. — Сожри свои слова, уродка! — Вали из нашей школы! — Жри дерьмо! — Тебе тут не рады! Мэддисон окончательно пришла в себя от подобной «поддержки» и властно улыбнулась. Она присела на корточки, чтобы быть на одном уровне с жертвой и отчётливо произнесла: — Забирай свои слова назад и извинись, малышка. Вайолет лишь улыбалась разбитыми губами, изредка сплёвывая собственную кровь. Было больно, чертовски больно, но извиняться она не собиралась. Потому что извиниться — это значит сдаться и прогнуться под них. Потому что извиниться — это значит проиграть. Как бы её не унижали, она не сделает этого. — Ну так что, будешь извиняться? — поинтересовалась Стефания и тоже склонилась над разбитым лицом девушки. — Тебе не выкрутиться. Нет выбора, понимаешь? Она поступала подобно слабым: ждала пока жертва будет без сил, чтобы обрушить на неё всю свою ненависть. Вайолет улыбнулась шире, обнажая кровавые зубы. — Читай по губам. Мэддисон и Стефания нахмурились, не понимая к чему она клонит, однако взгляда не отвели. — И-ди-те к чёр-ту, — по слогам произнесла Вайолет. Её запястье жутко саднило, но в данную секунду это было последним, о чём она думала. Её переполняло торжество. Это стало последней каплей. — Мне это надоело, — произнесла Мэддисон скучающим голосом. — Девочки, займитесь ею. Думаю, и вам пора выйти на сцену. Вайолет не сомневалась, что всё будет именно так. Она ощутила, как дождь постепенно усиливается. Холодные капли падали на её разгорячённое лицо, освежая. Пошатываясь, Вайолет поднялась на ноги, не желая сдаваться так просто. Прежде чем её затопчут окончательно, она постарается сделать им больно настолько, насколько позволяло её незавидное положение. — Наконец-то, — улыбнулась Стефания, потирая ладони. Келли и Сара снова скрутили ей руки, однако Вайолет это не остановило. Вырываясь с бешеной силой, она ударила Стефанию собственной головой прямо в лоб, завершив этот маневр ударом ноги в живот. После этого в глазах на мгновение потемнело: кровь во рту показалась до тошноты солёной, но Вайолет постаралась не сосредотачивать на этом внимания. Пока Стефания корчилась от боли, потирая голову, другие кинулись на Вай, почти не оставляя шансов атаковать. Их удары наносились преимущественно в живот, ноги и руки. Вайолет распалялась всё больше: ей доставалось со всех сторон, но она продолжала пытаться. Ей удалось пару раз впиться зубами в чью-то руку, оттолкнуть кого-то плечом, и замахнуться ногами. Когда силы были уже на исходе, внезапно послышался крик Амбер: — Отбой! Отбой! Там Квентин Браун! Мэддисон встрепенулась. На её лице промелькнула досада. — Чёрт возьми, что он здесь забыл?! Вдали показалась рыжая макушка. Парень заметил происходящее и поспешил вперёд, чтобы разобраться. — Уходим, — зло бросила Монтгомери. — Уходим сейчас же! Вайолет тут же бросили. Уже через пять секунд спины обидчиков скрылись за углом. Вероятно, они собирались вернуться в пансионат через чёрный ход. Она тут же рухнула на колени. В ушах до сих пор звучали их озлобленные крики, горячее тело постепенно остывало, принося Вайолет ноющую боль во всех мышцах, кровь всё ещё не прекращалась, но она небрежно вытерла лицо рукавом, размазывая её сильнее. Квентин явился также внезапно, как и тогда в туалете. Он опустился на колени и осторожно обхватил её лицо изящными пальцами, придирчиво оглядывая. — Тебе нужно в медпункт, — заключил он и протянул ей руку, чтобы помочь встать. Вайолет, покачиваясь из стороны в сторону, поднялась, на ходу поднимая свою сумку. В глазах наконец-то прояснилось и она смогла как следует рассмотреть его. — Я в порядке, — тихо сказала она, мысленно торжествуя — рёбра на месте и на том спасибо. — Этого не достаточно, чтобы задвинуть меня. На серьёзном лице Квентина появилась искренняя улыбка, которая полностью преобразила парня. В его серых, похожих на грозовое небо, глазах появились искорки дружелюбия, которые, по наблюдениям Вайолет, не видимы в обычное время. Этот парень всегда ходит по школе с непроницаемым лицом и выглядит прохладным ко всему, что его окружает. — А ты ещё та штучка, Вайолет Хармон, — хмыкнул он. — Но лучше сходить к врачу. — Лучше закурить, — с философским видом ответила она, шаря по карманам. Однако к великому огорчению Вайолет, наполовину начатая пачка сигарет валялась на земле, растоптанная чуть ли не в пыль. Видимо, во время потасовки она выпала. Заметив её сожаление, Квентин Браун протянул ей свои сигареты. — Бери. Вайолет снова бросила на него настороженный взгляд. Это ведь не странно, что он так дружелюбен с ней? Хотя, ей было бы интересно узнать этого человека. Всё-таки он на другой стороне. К тому же, завидев его, Мэддисон со своей стаей поскорее унесла ноги, что не могло не броситься в глаза. С чего бы это? — Спасибо. Они в унисон закурили Camel и медленно двинулись к парадному входу. Дождь становился сильнее, но их это будто бы и не волновало вовсе. — Я могу сказать, что видел, как они избивали тебя, — после долгого молчания произнес Квентин. — У меня неплохие отношения с Управляющей, так что… — Нет, — Вайолет покачала головой. Они устроились под козырьком здания. — Я не намерена кому-то жаловаться. Браун хмыкнул и посмотрел на неё более внимательно. — К чему это упрямство? Вайолет словила его взгляд и улыбнулась в ответ. Было плевать, что её лицо постепенно распухает и кровоточит. Почему-то рядом с этим Квентином ощущалось спокойствие. Он не был похож на человека, который способен осудить кого-либо. — Это не совсем упрямство. Они этого от меня и ждут, а я не хочу доставить им такое удовольствие. Квентин вскинул правую бровь, выпуская сигаретный дым. — Не боишься стать… удобной? Вайолет усмехнулась, понимая, что он подобрал более мягкое слово. — Я не чувствую себя терпилой. Мэддисон привыкла вызывать у всех страх и раболепие, она буквально воодушевляется этим. Со мной так не выйдет. — Знаешь, в следующий раз может быть больнее, — заметил он. — Боль — это не главное. Квентин снова улыбнулся, показавшись Вайолет ещё более раскованным. Кажется он находил её интересной. — Ты с самого первого раза показалась мне необычной, — Квентин наконец озвучил свои мысли. — И до тебя были те, кто старался справиться с Мэддисон, но я много раз видел, как они становятся послушными марионетками в её руках. Ты первая, кто так твёрдо отстаивает своё спокойствие. — С чего ты взял, что я не такая, как остальные? Может, через месяц меня растопчут и я буду только рада прислуживать ей. — Ты по другому на них смотришь, — он пожал плечами, разглядывая окна учительского общежития вдали. — И, похоже, знаешь, чего хочешь. Это очень важно для того, чтобы здесь выжить. — А ты знаешь, чего хочешь? — вдруг спросила Хармон. Квентин таинственно улыбнулся. — Возможно.

***

Группа девушек снова нагрянула в комнату Мэддисон и Стефании — обсудить дальнейший план действий. Они расположились на тёплом махровом ковре. В середине их круга стояло несколько бутылок джина. Они потягивали его из пластиковых стаканчиков, в прикуску с лимоном и виноградом. На фоне играла какая-то лёгкая и популярная песня Рикки Мартина. — Мы сделали это, — сказала Стефания. На её лбу красовался синяк, который она заботливо замазала консилером. Мэддисон обернулась — её глаза сверкали странным блеском, а на носу оставались следы белой пыли. Она изящно стёрла их и удовлетворённо улыбнулась. — Теперь остаётся дождаться пока она пойдёт и растрезвонит всё остальным. Одна из сошек неуверенно закусила нижнюю губу. — Мэддисон… А ты уверена, что она это сделает? И потом, даже если сделает, нам ведь достанется. Королева сделала глоток джина и помахала указательным пальцем. — Если она пожалуется, то это будет означать, что она проиграла, понимаешь, Райли? Пускай сначала докажет, что это мы замешаны здесь. В конце концов, мы живём в Америке, такое происходит сплошь и рядом, и никто не пытается перестроить систему. Выживает сильнейший. Кто-то стоит во главе, а кто-то должен пресмыкаться, вот и всё. Амбер, сидевшая чуть в стороне от других, сказала: — Скорее всего Квентин Браун заметил нас. Он может стать свидетелем, если она захочет пожаловаться. На Мэддисон легла тень недовольства. Она обратилась к Стефании: — Твой бывший по-прежнему, как кость в горле. Брюнетка попыталась скрыться за стаканом, лишь бы никто не увидел лёгкое сожаление, промелькнувшее на её лице. — Это он освободил её в тот день, — буркнула она. — Я почти уверена в этом. — Но зачем ему это нужно? — подала голос Сара. Она была новенькой, как и многие здесь, потому не понимала хитросплетений в отношениях элиты друг с другом. — Может, это из-за… Тейта? — осмелилась выдвинуть своё предположение Стефания, но тут же об этом пожалела. Мэддисон гневно сверкнула красивыми глазами. — Что за чушь? Думаю, это никак не связано. — Но это всё равно странно. — В любом случае, нам нужно ждать результатов. Это станет ясно завтра. Возможно она и вовсе не появится на занятиях. Всё-таки фрики умудрились назвать её бунтаркой. Думаю, они быстро передумают, когда увидят результат наших стараний. Амбер тихо вздохнула. Почему-то ей казалось, что Вайолет Хармон в последнюю очередь волнует кто и что о ней подумает. — Ты разговаривала с Домиником? — вдруг спросила Стефания. Мэддисон беглым взглядом оглядела мелких сошек, потому что эта информация не предназначалась для их ушей, и отрицательно помотала головой. — Ещё нет. Позже. — Заодно его реакцию расскажет, — пробормотала Стефания так, чтобы её никто не услышал.