Драбблы под первый снег

— Гепарды живы? — с удивлением покосился Манкс на связанное, сидящее на коленях существо, огрызающееся при каждом его движении, — Я думал, они вымерли десятки тысяч лет назад. — Пффффшшш! — оскаливается на Манкса человек-гепард. Его усы хищно топорщатся, а глаза полны исступлённой ярости. Как только появится возможность, и руки освободятся, он раздерёт морду этого наглого кота-урода.       В нём раздражает всё: жирное пузо, свисающее через ремень с золотой бляшкой, слишком довольная улыбка, подпиленные клыки… Этот кот способен только валяться на боку и есть то, что приносят ему его машины. Знал ли этот пушистый остолоп вообще, что такое голод? Знал ли, каково остаться последним котёнком из помёта? Знал ли, каково это потерять собственную жену в год засухи?       Манкс легонько проводит плёткой по груди гепарда, спускаясь всё ниже к тому месту, где у гуманоидов обычно находился пупок. — Слишком много рёбер, — замечает кот, — слишком мало жира. Протянешь перелёт? «О чём говорит кот? Хочет спустить с меня шкуру?» Манкс теребит мышцу на его руке. Гепард резко оборачивается к коту, шипит снова и распахивает пасть, демонстрируя Манксу жёлтые острые зубы. Гепард ест ими исключительно мясо. — Оууу! Ну зачем так некрасиво? Сейчас я надену на тебя намордник и наш разговор с тобой закончится. — Я убью тебя, — шепчет на собственном наречии гепард. — Твоя кровь, чужак, покроет песок моей планеты. А потом я выпью её, как твоё оружие выпило жизнь из Гета и Тиры — моего сына и моей дочери.       Гепарду нечего ждать, нечего терять и терпеть… Кот обедает, смотрит странную передачу на голографическом экране, болтает по странному устройству со своими друзьями. На секунду на экране устройства появляются фото «удачной охоты». Это тела Гета и Тиры, точнее то, что раньше было ими. Кот смеётся и крутит на пальце верёвочку с маленькими разноцветными камушками. Ещё несколько часов назад Орис вплетал её в волосы Тиры этими пальцами… А сейчас эти пальцы сжимают другую верёвочку. Они скрывают, что гепард уже давно не связан. Но теперь им уже нечего скрывать. Время пришло, верёвка падает. Зазубренное костяное лезвие опускается на горло кота, а морду обхватывает огромная когтистая лапа. Лезвие резко движется вправо, освобождая алый поток крови. Она хлещет из пасти и через горло, заливая объектив камеры, через которую кота видят собеседники. — Умри! — выдыхает Манкс, захлёбываясь кровью. Он достаёт из кармана бластер и из последних сил давит на курок, почти не целясь.       Раздаётся выстрел, и через секунду тело убийцы беззвучно слабеет и опускается на Манкса. Нож глухо стукается о ковёр из шерсти крионных лайксов, обагряя белый ворс маленькими брызгами. В пятидесяти сантиметрах на это же ковёр сочится та же кровь, она капает со стола с экранами связи и докладами о количестве убитых на этой жалкой планетке, которая даже на картах котов была едва обозначена.       Они умирают оба, так и не успев толком поговорить. Последнее, что осознаёт Манкс, это как противно воняют куски кожи, из которых была пошита одежда дикаря.       На столике среди заляпанных кровью бумаг лежит верёвочка с маленькими камушками, с них мило улыбаются озорные кошачьи мордочки. «Я люблю тебя» — написано на самом последнем камне.