Лорд Штормового Предела

      Зимний ветер порывами бил в закрытые ставни Великого Чертога Пайка. Толстые, тяжелые ставни из мореного дерева едва сдерживали его. «Штормовой бог гневается» — говорили одни. «Завидует нашей удаче» — отвечали другие. Бейлон Грейджой, король на Морском Троне, слышал и тех и других. Люди с зеленых земель боятся и моря и ветра, но здесь, на Островах, море берут в союзники, а ветру бросают вызов.       Зимой, жизнь на архипелаге замирала. Налетчики не выходили в море, проводя короткие дни за ремонтом своих морских коней, долгие вечера посвящая застольям да рассказам об былых временах. Зачастую выходило так, что острова оказывались месяцами отрезаны друг от друга — непогодой или плавучим льдом, пришедшим из северных вод. И все же, стоило тусклому солнцу выглянуть из-за низкого серого неба, а снегу сойти с троп и утесов, короли созывали своих капитанов на пир. В давние времена, до прихода мейстеров с их воронами, такие встречи были единственным способом узнать о делах в удаленных уголках архипелага. Те времена давно прошли, но традиция осталась — несколько раз в году железнорожденные собирались на Пайке.       Вокруг шумели дружинники и капитаны, лилось вино из Простора, люди кутались в меха, захваченные на Севере, потрясали сталью с клеймами западных оружейников, пересказывая друг другу свои подвиги, размахивая руками, на каждой из которых было по нескольку браслетов, а пальцы были унизаны кольцами — за каждое из них было заплачено кровью, по крайней мере со слов «новых» владельцев. Музыканты, привезенные с материка, пиликали на своих инструментах, вину и еду подавали невольники, а в комнатах гостей ожидали девушки с рыжими и светлыми волосами — такого числа невольников на Островах не появлялось со времен Красного Кракена.  — Давай песню! — пьяным голосом проревел Эйреон. — Старую!       Музыканты в ужасе отпрянули от него. «Прислужники» — фыркнул Бейлон. Певец из железнорожденных, перебирая струны, запел: На месте священном, где с дедовских дней, Счастливый правами свободы, Народ Островов, на воле своей, Себе избирает своих королей, Ладьям назначает походы И жалует морем своих сыновей — Толпятся: церковник с Простора К нему-то с далеких и ближних концов Стеклись любопытные люди. И старец-септон, с соблазном в устах, В толпу из толпы переходит; Народу о слабых восточных богах, О трусах в доспехах, безвольных рабах Твердит и руками разводит; Тонувшего, море и святость жрецов, Железную цену поносит; Он сделает чудо — и добрых людей На чудо пожаловать просит. Он сладко, хитро празднословит и лжет, Смущает умы и морочит: Уж он-то потешит великий народ, Уж он-то — септон — через море пойдет Водой — и ноги не замочит. Вот жрец появился с морскою водой К народу — народ от него отступился; Лишь жнец вместе с верной дружиной своей К меху с водой приложился. И вдруг к соблазнителю твердой стопой Подходит он, грозен и пылок; «Посланник! скажи мне, что будет с тобой?» Замялся септон и — сам он не свой, И жмется и чешет затылок. «Я сделаю чудо».- «Безумный старик, Солгал ты!» — и дланью своею Он поднял топор свой тяжелый — и в миг Чело раздвоил лицедею.       Последние строки толпа встретила оглушительным ревом, стуча кружками по столу.  — Вот так будет со всеми, кто выйдет против Утонувшего Бога! — возвестил Тарл Трижды Тонувший, размахивая бурдюком с морской водой. В просоленной хламиде, с посохом, жрец казался чужим среди богато одетых гостей. Тем не менее, ни одно пиршество не обходилось без этого человека, имевшего репутацию святого — его утопленники всегда возвращались к жизни. До сих пор, по крайней мере.       Бейлон всегда считал себя воином — таким, каким и должен быть истинный железнорожденный. Он провел молодость воюя на Ступенях, завоевывая почет и славу, в то время как его отец запрещал набеги, вводил налоги на морских жен, зазывал на острова мейстеров и брал в каменные жены девиц из зеленых земель. Бейлон так и не простил отцу то, что, освободив невольников, Квеллон Грейджой окончательно загнал в шахты и на поля потомков великих покорителей морей — с каждым годом таких становилось все больше. Да, в молодости отец был силен и могуч, но сражался он с пиратами Летнего Моря. Даже свой величайший, по мнению Бейлона, подвиг, — войну на Ступенях, лорд-жнец Пайка совершил под знаменем Таргариенов. Тем не менее, Квеллон Грейджой был достаточно суров, чтобы держать лордов-капитанов в повиновении, не обращая внимания на недовольство жрецов и тех, кому по душе был Старый Закон.       А это недовольство все усиливалось. Кому захочется марать руки рыбой или тащится за тридевять земель, чтобы воспользоваться законным правом на грабеж, когда рядом есть куски получше? Слабо защищенный Север, однажды плативший дань пушниной, Простор, треть которого однажды подчинялась Островам, Запад с его неиссякаемыми золотыми запасами и, конечно же, Речные Земли, бывшая вотчина Харрена Черного. Молодые капитаны, чье богатство заключалось в корабле и куске каменистой земли, старики, чьи отцы и старшие братья когда-то сражались за Дагона Грейджоя и жрецы Утонувшего Бога, которых Квеллон оскорбил, сочетавшись последним своим браком в септе. Ни один из его братьев не поддержал отца, ни верный, но туповатый Виктарион, ни Эурон, которого сам Бейлон с радостью услал бы куда подальше, ни пьяница Эйрон, ни Урригон, подкидывавший топорики выше любого на Пайке.       Позорный союз с Ланнистерами — еще одна, последняя выходка отца, за которую он, Бейлон, поплатился сыном и наследником. Возможно, именно потому, когда он узнал о смерти отца, то не почувствовал ничего, кроме облегчения. Теперь-то он наконец был свободен делать все, что ему вздумается, пусть и заплатил за эту свободу дорогой ценой. Так ему казалось поначалу. Топоры и мечи железнорожденных обрушились на побережье, на острова вернулись золото и невольники. Утонувший Бог, сильный, но хитрый со слов половины жрецов — или же хитрый, но сильный со слов другой половины первого сословия архипелага — был доволен.       Не все, правда, шло гладко. Налетчикам не удалось закрепиться на Щитовых Островах, на Севере всадники на низкорослых, кривоногих, но выносливых лошадках оказались неожиданно грозной силой, выбив островитян с побережья. То же самое произошло и в Западных Землях — к зиме за ними остался только Светлый Остров — неплохая добыча, но куда меньше обещанных Бейлоном «земель на Востоке». Были и сомневающиеся. Книгочей Родрик Харлоу, лорд одноименного острова, Савейн Ботли, хозяин Лордпорта, Горгольд Гудбразер, лорд Большого Вика и Дунстан Драмм, лорд Старого Вика. Все они, за исключением, пожалуй, Драмма, были сторонниками реформ Квеллона. Именно они, вместе с несколькими капитанами ждали Бейлона наверху. — Итак, что за вести ради которых вы смеете отвлекать меня? — спросил Бейлон.  — Наши люди на материке сообщают, что в Сигард съезжаются плотники и корабелы. Маллистеры намереваются строить флот, — сообщил Харлоу.       Сама идея оставлять на материке шпионов глубоко претила Бейлону. Железные Люди воюют сталью, интриги — удел трусов и женщин. Тем не менее, даже лучшему кораблю иной раз не обойтись без лоцманов. — Дорнийцы займут этого штормового короля, — безразличным тоном ответил Грейджой.  — Мой король, дорнийцы… — Ботли замялся.  — Дорнийцы присягнули Станнису Баратеону. Войны не будет, — сказал лорд Родрик  — Пусть останутся лорд Харлоу, лорд Драмм и лорд Гудбразер. Остальные капитаны нехотя вышли из горницы. Где-то за стенами продолжались пир и веселье, но у короля на Морском Троне желания пировать пропало напрочь.  — Как это произошло? — спросил Бейлон у оставшихся лордов. — Дорнийцы ненавидят всех и все к северу от Красных Гор! Война с Дорном должна была растянуться на годы!  — Люди Таргариенов все еще удерживают Драконий Камень! — возразил Драмм.  — Драконий Камень! — взвился Бейлон. — Кучка камней на кучке камней побольше! Сколько людей он заберет? Три тысячи? Четыре? Дорн забрал бы десятки тысяч и несколько лет в придачу!  — Возможно, именно поэтому король Станнис не стал воевать с Дорном, — сказал Харлоу. — Потому что есть битвы, которые невозможно выиграть.       Определенно, у его шурина был талант выводить людей из себя одной лишь фразой, потому что Бейлону захотелось нарушить несколько очень древних законов. Разом.  — В таком случае, к наступлению весны, у нас будет ровно столько времени, сколько продержится Драконий Камень, — осторожно начал Гудбразер.  — Если только Веларион не приползет к этому Баратеону, как остальные, — хмыкнул Драмм. Лорд Старого Вика, хозяин валирийского меча «Багряный Дождь» никогда не поддерживал стремлений Бейлона. Старый воин провел годы, сражаясь на Ступенях и, казалось, был вполне доволен тем порядком вещей, который был при Тарграиенах. Более того, поговаривали даже, что лорд Дунстан намеревался подбить жрецов Утонувшего Бога устроить вече: дескать, Грейджоев на Острова посадили с подачи драконьих королей, а значит прав на Морской Трон у них не больше, чем у остальных. Были эти слухи правдой или нет, Бейлон все же решил держать его поближе к себе — на всякий случай.  — Просторцы, западники, теперь вот еще и дорнийцы, — пробормотал про себя Бейлон. Будто в старые времена, один великий дом за другим склонялись перед Железным Троном. Он не ожидал что Ланнистеры и Тиреллы так быстро сдадутся. Промелькнула мысль, что не стоило с такой силой бить по Западу — тогда новоявленному королю пришлось бы пробираться через западные крепости и остроги. Но вот представить что Мартеллы, Мартеллы, веками воевавшие с Штормовым Пределом, согласятся даже не на мир, но на вассальную присягу Баратеону?! Это казалось немыслимым, невозможным.       Грейджой возвращается в общий зал, по дороге размышляя над своим положением. Что бы про него не думал «дорогой» шурин, историю своего края король знал хорошо. Пусть и предпочитал песни и сказания ветхим пергаментам и свиткам. Когда-то железо, давшее архипелагу имя, называли «даром богов». Согласно легендам, Штормовой Бог, извечный враг и соперник людей в целом и Утонувшего Бога в частности, низверг в морскую пучину столько металла, что из него можно было бы выстроить целый замок, а затем сорвал в море горы, в итоге и ставшие Островами. Из-под этих гор Утонувший Бог и вывел людей, ставших железнорожденными, поставив над ними Серого Короля. Этот легендарный правитель, правивший тысячу и и семь лет, не только добыл островитянам огонь и спустил на воду первый корабль, но и обучил главному: всегда найдутся те, кого можно заставить работать вместо себя — люди с зеленых земель, поклонявшиеся сначала деревьям, а затем и неведомым и незримим богам.       Шли столетия, но уклад жизни на островах оставался неизменным. Хоары пытались принести на архипелаг веру в Семерых, присоединив к ним Утонувшего Бога, за что жестоко поплатились. Даже Таргариены с их драконами не смогли изменить железнорожденных — пусть Харрен Черный и сгинул в Харренхолле с сыновьями, вдали от моря и плеска волн, но Старый Закон остался жив на Островах. Правда корабли теперь ходили не к Арбору и Ланниспорту, а на Ступени и дальше — к берегам Эссоса. На Островах любили вспоминать героев былых лет, восстававших против Железного Трона, но редко кто вспоминал, чем заканчивались их восстания. Последнее — восстание Дагона Грейджоя, окончилось тем, что Железные Острова в одной битве лишились и флота, и короля. Но было и другое. Полторы сотни лет назад, когда драконы рвали друг друга на части в небесах Вестероса, Дальтон Грейджой вознамерился вновь завладеть морями. Молодой, выросший на преданиях о героях прошлого, он стал легендой еще до того, как справил свои двадцатые именины. Формально, он был союзником «черных», но к концу войны Красный Кракен уже не делал различий между теми, кого грабил. Дальтон Грейджой был королем Закатного Моря во всем, кроме имени. Ничто и никто не могло остановить его… пока одна из его соленых жен не перерезала ему глотку пока тот спал, после чего выбросилась в море.       Бесславен был конец столь великого воина, — Бейлон с малых лет ненавидел эту часть истории, но из песни, увы, слов не выкинешь, — и не менее бесславным было его наследие: не оставив законных сыновей, Дальтон обрек Железные Острова на полгода междоусобной войны. Великий флот, собраный для битвы с лордами с зеленых земель распался, капитаны присягали малолетним сыновьям Дальтона от морских жен, чьи тетки воевали друг с другом и с Сэмом Солтом с Большого Вика — самозванным потомком Хоаров. А затем на Острова пришли Ланнистеры, жаждущие расплаты за разоренный Ланниспорт и Светлый Остров, за сожженный флот и уведенных в рабство людей. Долг был выплачен сполна — из всех крупных замков устоял лишь Пайк. Торон Грейджой стал полноправным лордом-жнецом выжженной, голодной пустоши. Корабли, лодки, поселения, запасы на зиму — все это было сожжено или вывезено на материк. Тысячи умерли во время гражданской войны, еще больше погибло во время прихода Ланнистеров но зима, долгая и холодная зима года сто тридцать пятого от Завоевания забрала больше, чем все предыдущие войны вместе взятые.       На протяжении долгих лет Островам пришлось платить «железную цену», рудой и железными слитками. В темные глубины шахт тогда спускались не невольники, увезенные с архипелага, а свободные люди. Десятилетия спустя, когда короли на Железном Троне стали закрывать глаза на разбой железнорожденных за пределами Вестероса, большинство лордов вернулись к пиратству. Но не Гудбразеры. Альфард Гудбразер был первым, кто начал приглашать на остров рудознатцев. Под руководством мейстеров и мастеров с зеленых земель в глубине крупнейшего острова архипелага вырастали невиданные прежде машины — огромные печи с высокими, словно деревья трубами и молоты, приводимые в движение животными. Соседи с презрением смотрели на «копавшихся в земле» потомков Серого Короля… до тех пор, пока не оказалось, что Большой Вик мог теперь давать больше руды, чем все остальные острова, вместе взятые. Оказалось, что четыре из пяти плавилен теперь находились на Большом Вике. Оказалось, что Железным Людям, лишенным доспехов, мечей, топоров и наконечников для копий, все еще были нужны такие вещи как гвозди, иглы и рыболовные крючки.       Харлоу пошли схожим путем. Пусть их владения и не были столь богаты рудами, у них было кое-что не менее ценное: земля, хоть сколько-нибудь пригодная для пахоты. Грегор Харлоу потратил последние крохи накопленных железом и кровью семейных богатств на контрабандистов, тайком привезших с Севера и горных склонов Долины Аррен семена пшеницы, свеклы и моркови. Привычные к каменистой и бедной почве, иноземные растения прижились, давая больше урожая чем что-либо, росшее на Островах до этого. За растениями пришли животные: низкорослые неприхотливе коньки — до этого лошадей на архипелаг привозили с материка. К козам и овцам прибавились быки и коровы — теперь землепашцы могли впрягать в плуги и телеги волов — по крайней мере те, кто мог себе это позволить. Апофеозом стал выращенный на Харлоу виноград, мелкий, кислый, но тем не менее годившийся и в вино, и в пищу. Копаться в земле — не самое подходящее занятие для потомков Серого Короля, владевших к тому же валирийским мечом, но голод, как правило, побеждает гордость. Особенно, когда за каждый фунт муки с материка требовали по золотому дракону.       Эти два дома, особенно беспокоили Грейджоя. Не только потому, что вместе могли собрать в полтора раза больше людей, чем лорды Пайка, но и потому, что олицетворяли то, с чем в свое время боролись жерцы Утонувшего Бога, раз за разом восставая против ненавистных Хоаров. Новый Путь. Мир, в котором Островами правил бы не достойней воин, не опытный мореход, и даже не умелый стратег, выбранный и признанный достойным. В «новом мире», Островами правили бы живущие лишь собственной землей лорды, передающие власть от отца к сыну. Слишком жирные, чтобы сражаться вместе со своими людьми, слишком тупые, чтобы командовать своими людьми, слишком гордые, чтобы платить железную цену. На Островах даже законным сыновьям надлежало доказать свое право наследования — удалью, силой, хитростью. Новый Путь же оставлял лишь одно право — право рождения. Право изнеженных лордов забыть о морских походах и верить, будто Железные Острова смогут прокормить сами себя. Эти омерзительные идеи пустили ростки после «зимы Дальтона», а провал восстания Дагона и реформы Квеллона лишь укрепили их. Ему, Бейлону выпала честь положить этому конец. Пусть Харлоу и Гудбразеры продолжат копаться в земле, но он докажет миру, что Старый Закон жив, даже если для этого придется сразиться со всем Вестеросом. С такими мыслями Бейлон спустился в Великий Чертог. Он уже знал, что и как говорить.  — До меня дошли известия, — Бейлон свирепо оглядел собравшихся, — что лорды с зеленых земель готовятся напасть на нас! Старки и Ланнистеры, Талли и Баратеоны, Тиреллы, Аррены и Мартеллы — все они готовят корабли, чтобы попытаться остановить нас! Чтобы заставить нас повиноваться лордам с зеленых земель, чтобы принять их рабскую веру! Что вы скажете, Железные Люди? Что вы скажете тем, кто преклонил колено Штормовому Богу, нашему извечному врагу?  — Смерть! — взревели самые пьяные, самые фанатичные и самые молодые.  — Они строят корабли. Но и мы станем ждать спокойно. У нас есть лес и железо, парусина и пенька. Весной у нас будет флот, достойный Серого Короля! — Бейлон воздел кулак. — Один флот, — он вновь поднял руку, разжав пальцы, — пять флотов. Мы разобьем каждого из них, также как Дагон Грейджой когда-то разбил льва в его логове и завязал хвост лютоволку. Так Закатное Море вновь станет нашим!  — Да! — вскричали те, кто был постарше и потрезвей.  — Люди с зеленых земель слабы. Они ненавидят и боятся друг друга едва ли меньше, чем нас, — продолжил король. — Они боятся моря, потому восходя на корабли, оставляют свое железо на берегу. Они боятся открытого боя, потому прячутся за стенами. Они сражаются, потому что так им приказывают их трусливые лорды, стоящие за их спинами. Таков наш противник!  — Смерть им, смерть! — послышался клич. Бейлон с удовольствием отметил, что в этот раз его подхватили Вольмарки, Стоунтри и Майры — вассалы Харлоу.  — У стен Сигарда нас предали, а захватить Ланниспорт нам помешала зима. В этот раз все будет по-иному. Мы захватим их города, мы сровняем с землей их крепости, мы заберем их золото и женщин, их леса и земли, их бухты и реки. Все будет нашим! Все!  — Да! — в этот раз к кличу присоединились дома с Большого Вика: Мерлины, Спарры и несколько Гудбразеров — главы младших ветвей.  — То что мертво умереть не может! — выкрикнул король.  — Оно лишь восстает вновь, сильней и крепче, чем прежде! — грянул нестройный хор.  — Так ешьте и пейте во славу Утонувшего Бога! Весной, каждый из нас заслужит место в его чертогах!       Бейлон чувствовал себя лучше, чем в день собственной коронации. Одним махом он воодушевил готовых, убедил сомневающихся и выбил опору из-под ног тех, кто мог ему перечить. Весной их ждет великая битва и великая добыча. Лишь одна мысль где-то на самом краю сознания не давала Бейлону покоя: что будет, если они проиграют? Но Грейджой отбросил ее — в конце концов, что Станнис Баратеон может знать о море?

***

      Его жена молилась. Опять. Его обязанностью было сопровождать ее, становиться подле нее и слушать, как она прерывистым шепотом молит богов дать ей сына, крепкого и сильного. Септа Красного Замка находилась в так называемом «Восточном Дворе», так что царственным супругам было достаточно покинуть Твердыню Мейгора, пересечь внутренний дворик и спустится к септе. Весь путь не занимал бы и малой доли часа, но спуск по крутой лестнице и не слишком широкой лестнице давался Инис все с большим трудом. Но, несмотря ни на что, она, с завидным упрямством продолжала свои походы. Станнис не знал, была ли эта вспышка веры следствием беременности, или же Инис Айронвуд всегда истово верила в Семерых. Бауоль, замковый повар рассказывал, что однажды его леди-жена потребовала перепелиную лапку, заячью голову и рыбий глаз.       И вот они, перед ликом Семерых на утренней молитве: король, не верящий в милость богов и его леди-жена, истово молящая о ней, четыре фрейлины, стражники, замковая челядь. Двое королевских гвардейцев: Ричард Хорп и Алессандер Уэйнвуд стояли чуть поодаль, еще двое: Джон Смолвуд и Меррет Чарлтон стояли снаружи. Ричард Дондаррион упражнялся в Западном Дворе с Гарсом Бланетри. Седьмой и самый юный из белых плащей, Бейлон Сванн, отправился в Штормовой Предел вместе с братом и, — до того как его леди-жена разрешится от бремени, — наследником Семи Королевств.       Смолкли последние отзвуки гимна. Король помог жене подняться и они направились наружу. У ворот образовалась какая-то заминка. Невесть откуда взявшийся септон в грязно-белой хламиде и сбитыми в кровь ногами шел к королю, оставляя на притоптанном снегу бурые следы. Гвардейцы вышли ему навстречу, положив руки на рукоятки мечей. Служитель Семерых примирительно поднял руки.  — Это святое место, мой король, — голос его звучал хрипло, но глаза горели огнем. — Но и дело, с которым я пришел не менее свято. Держава истекает кровью. Она нуждается в защитниках, способных нести свет Семерых туда, где царствует тьма.  — Нет, — лязгнул Станнис, не сбавляя шаг. — Я уже говорил Верховному Септону и не собираюсь повторять вновь, — ни Сыны Воина, ни Честные Бедняки восстановлены не будут. У рыцарей и селян есть свои лорды, которые поведут их в бой.  — Но, островитяне… они ведь безбожники. Они и грабили, и оскверняли септы, сжигали священные книги. Полсотни серых сестер из септрия близ Ланниспорта, добровольно лишили себя жизни, лишь бы не стать жертвой этих демонов в человеческом обличии. Пепел сожженных септриев стучит в сердце каждого верующего!  — Весной, на Острова пойдут помимо прочих, Старки из Винтерфелла и Блэквуды из Древорона. Пятую часть моих людей будут составлять безбожники. Молитесь усердней. «Все равно боги вас не услышат», — добавил он про себя.  — Но, долг…  — Вы — служитель Семерых. Ваш долг — молиться. Долг воина — сражаться.  — Но Семеро — едины в семи обличиях…  — Я не видел среди них септона, — отрезал Станнис. — Вы, я полагаю, тоже.       Служитель Церкви Семерых побледнел так, словно король ударил его. К тому времени, они уже миновали Башню Десницы и подходили к воротам, разделявшим Западный и Восточный Дворы. Безвестный септон так и остался стоять во дворе, словно ледяная статуя, не обращая внимания на сыпавшийся с неба снег, бормоча то благословения, то ли проклятия.       Копия перевода «Хроники лэнгийских войн Сунсина Ли, морские сражения от Шафранового Пролива до Нефритовых Врат», хранившаяся в библиотеке Красного Замка была одной из множества книг, которые предстояло по очереди и вместе «изучить» королю, мастеру над кораблями, застрявшему на другом конце страны, и великому мейстеру. Весной разношерстной армаде кораблей со всех концов Вестероса предстояло сразиться с людьми, для которых море было вторым домом. Королевский флот с его мощными галеями и прекрасно выученными командами мог бы совладать с железнорожденными, вот только где теперь был этот флот? Часть сгорела в Черноводном Заливе вместе с командами, часть разбежалась по Узкому Морю, позабыв о присяге и короле. Едва ли треть от некогда могучей эскадры стояла теперь у Драконьего Камня, прячась даже от пиратского флота Салладора Саана, а его лорд-адмирал, Люцерис Веларион по-прежнему хранил верность Таргариенам.       Потомок древнего валирийского рода, близкого Таргариенам, сохранивший характерную для выходцев из павшей империи внешность: светлую кожу, серебристые волосы и фиалковые глаза — лорд Люцерис бы ни за что не согласился бы уступить наследнику Ориса Баратеона. Впрочем, с его кораблями или без, железнорожденных нужно было остановить. Вопрос в том — как? В поисках ответов король забирался все дальше от родных морей и все глубже в бездну прошедших веков.  — Мой король?       Станнис не заметил, как она вошла и села перед ним. Он даже не был уверен в том, сколько времени его жена была здесь — час или лишь несколько мгновений.  — Миледи? Как ваше здоровье? — простая, дежурная фраза, после которой их разговор неизбежно затухал. Но не в этот раз.  — Правда ли это? То, что брат сказал о тех септах утром? — Никаких прелюдий, приличествующих обычной придворной болтовне. Это было до некоторой степени неожиданно, но король не стал медлить с ответом:  — Во время войн септоны и септы надеются на то, что их сан не позволит посягнуть на их добро. К сожалению, — Станнис хмыкнул, — многие доблестные и праведные воины предпочитают вымаливать прощение грехов воздержанию от грабежей и насилия. Что уж тогда говорить о железнорожденных, для которых Семеро — пустой звук? Утварь, пожертвования, а из защитников лишь безоружные септоны — о лучшем подарке налетчики и мечтать не может.  — Вы не верите в богов, мой король? — спросила Инис напрямик, словно именно этот вопрос мучал ее очень давно. — Вы всегда молчите во время молитв, но я думала…  — Незачем просить тех, кому нет дела до нас, — отрезал Станнис. — Септы и септоны говорят, что боги милостивы, но те немногие милости, что я видел, шли от людей.       Он надеялся, что на этом их беседа завершится. Никто и никогда не расспрашивал его об этом и Станнис Баратеон искренне надеялся, что так будет и впредь.  — Но септоны также и говорят, что боги управляют делами людскими, — не сдавалась королева. — Может, они и избрали вас своим орудием? Спасти Вестерос от железнорожденных?  — То же самое в свое время говорили и об Эйрисе с Рейгаром, и о Тайвине, да и о Роберте — особенно после Колокольной Битвы, — фыркнул Станнис. Он дал понять, более чем ясно, что не желает говорить об этом. Будь перед ним советник или слуга, он бы уже услал его прочь. Но перед ним была его леди-жена, носящая под сердцем его наследника. — Нет, — он покачал головой. — Последовать за Робертом было моим выбором. Только моим и ничьим больше. Если богам есть дело до людей, то как они допускают то, что творится в их земных владениях? Разве позволили бы добрые, милостивые боги ходить по земле чудовищам вроде сира Григора или Эйриса Таргариена?  — Но разве, — она позволила себе улыбнуться, — не верно и то, что боги посылают защитников? Тех, кто низвергает чудовищ?       Станнис едва сдержался от того, чтобы рассмеяться ей в лицо. Так вот кем она видит его — паладином, героем в сияющих доспехах?  — Скажите это Эйгону Недостойному, умершему в собственной постели, — сказал король. — Скажите это Визерису Первому, который умер, так никогда и не узнав, к чему привело его преступление. И это только короли. Жизнь непохожа на сказки, миледи. Люди, преступившие закон, избегают наказания, продолжая жить в роскоши и достатке. Если их и карают, то не боги, нет. Преступление Рейгара и безумства Эйриса — вот что побудило моего брата восстать, а других — последовать за ним. Вот и выходит, что чудовищ низвергают люди… или другие чудовища. Милостью — Станнис буквально выплюнул это слово, — богов я стал королем, это вы хотите мне сказать? Я не просил этой «милости», — он дотронулся до короны, — я не считаю это милостью или даром. Мой брат умер, сражаясь за девушку, которую едва знал, но, одолей он Рейгара на Трезубце, королем был бы он, а не я. Губительные Валы забрали моих отца и мать. Я и Роберт, мы стояли на парапете Штормового Предела, ожидая их возвращения, но шквал вынес корабль на скалы, разбив двухмачтовую галею словно скорлупку. Тогда я решил, что боги, способные столь жестоко отправившие на дно моих отца и мать, не заслуживают того, чтобы я им поклонялся.       Некоторое время супруги просто молча смотрели друг на друга. Станнис полагал, что на этом их подзатянувшийся диалог завершится, но Инис Айронвуд по-видимому решила до конца воплотить девиз своих сюзеренов.  — Вы не молились с тех пор? Никогда?  — Не богам, — коротко бросил король.  — И потому так относитесь к Церкви?  — «Простые люди поклоняются лордам, лорды — своим королям, а короли — Тому, кто един в Семи лицах». Я полагаю, мне не стоит объяснять вам, что именно значат эти слова? — спросил Станнис таким тоном, будто спрашивал очередной урок у брата.  — Вы читали «Семиконечную Звезду»? — удивленно спросила королева.  — Я — король Семи Королевств. Разумеется, я обязан иметь представление о том, как и кому молятся мои подданные.  — Что же, это должно означать, что простолюдины должны быть верны своим господам, а те — королю. Но и король должен оставаться смиренным перед Семерыми.  — И перед теми, кто говорит от их имени, — уточнил Станнис. — Когда непокорный вассал нарушает королевский мир, лорд обращается к королю, созывает знамена и сокрушает его со всей своей мощью. Потому что у короля есть власть, подкрепленная армией, землями и золотом. У Церкви есть второе и третье, но первого нет, и не будет. Святое Воинство могло существовать в Вестеросе с семью королями, но не с одним — тогда их орден стал угрозой единой королевской власти. Церковь ведь нельзя привести к повиновению, напомнив о вассальных клятвах. Вспомните, когда железнорожденные обрушились на Речные Земли, Старомест молчал. Когда драконы сожгли последних Гарднеров на Пламенном Поле, Верховный Септон покорно короновал Эйгона в Звездной Септе. Тогда, и только тогда святые взялись за оружие, когда поняли, что Таргариенам нет дела до их указов. И были бесславно сокрушены, залив Семь Королевств кровью.  — Но как же вы тогда собираетесь усмирить тех же железнорожденных? Если корень их варварства кроется в их варварском боге, разве не разумно было бы направить на Острова септонов под защитой самой Веры?  — Это занятное предложение, — вежливо, на сколько смог, произнес Станнис. Интересно, принадлежала ли эта идея самой королеве, или кому-то еще? — Вот только островитяне устраивают набеги не потому, что им так велит их бог. Разбойники Красных Гор, насколько я знаю, верят в Семерых, а у одичалых и северян боги также общие. На Островах будут септы, но охранять их будет корона и ее вассалы, а не Церковь. Я не позволю дробить свое королевство на куски. Одного островка, одного удела будет достаточно, чтобы подобные стремления расползлись по всему Вестеросу.  — Ясно, — королева кивнула. — Большое спасибо ваше величество. — Она поднялась, чтобы уйти, но король знаком остановил ее.  — Я ответил на ваши вопросы, миледи, — сказал Станнис. — Полагаю, будет справедливым, если и вы ответите на мой. Почему вы решили расспросить меня о вере? Непохоже, чтобы это вас беспокоило последние полгода.  — До этого дня, — Инис говорила медленно, словно тщательно подбирая слова, — мне приходилось сталкиваться со слухами. С историями о короле, не верящим в богов, попиравшего права священной Церкви Семерых. Я не придавала этому значения до вашего разговора с септоном этим утром. Поэтому я и пришла к вам. Чтобы узнать правду.  — И как она вам, эта правда? — поинтересовался Станнис.  — Это… не то, что я ожидала услышать, ваше величество. Но я понимаю… наверное. На самом деле вы не отрицаете богов, вы просто не верите в то, что им стоит молиться или ждать, их милостей. Потому вы и видите в служителях Семерых лицемеров, а молитвы считаете пустым звуком. Но и в Церкви вы видите инструмент, поэтому дали добро на возведение септ на Островах после войны.       Что же, подходящая характеристика. Краткая и простая. Баратеон коротко кивнул, словно подтверждая ее слова.  — Что же в таком случае можно сказать о вас? — спросил Станнис. — Вы кажатесь мне истово верующим человеком, но откуда взялась ваша вера?  — Она была, всегда, я полагаю, — королева совсем не по-королевски пожала плечами. — С детства при мне была септа, учившая меня шитью и грамоте, молитвам и песнопениям. Но моя вера не подвергалась таким… испытаниям как ваша. Хотя и у меня есть небольшая история с ней связанная. Когда я была вполовину младше, мы с отцом и небольшой свитой отправились к Красным Горам, к одному из знаменосцев. В один из дней мне захотелось узнать, что лежит в стороне от дороги. Ранним утром, я взобралась на небольшой холм, затем на еще один, чуть дальше. И еще. И еще. Вскоре, я уже и не знала, где нахожусь — вокруг были лишь холмы из красной глины, да голубое небо и испепеляющее солнце. Где-то там, среди горок и пригорков притаились колодцы, поселения и пути — но я не знала, как их искать. Сначала я плакала, затем кричала, затем запела. Я пела гимн Старицы, моля ее помочь мне отыскать путь к отцу. И мне ответили. Странствующий септон, разъезжавший на сером ослике между немногочисленными фермами и деревнями, наверняка удивился, найдя в предгорьях дочь могущественного лорда, но он вернул меня к отцу. Не обратись этот человек к Святой Вере, не окажись он в этих местах — может я и осталась бы жива, но мне бы пришлось куда хуже, — Инис Айронвуд усмехнулась. — Я знаю, это звучит как глупая история маленькой глупой девочки, да и конец у нее куда счастливей.       В целом, Станнис Баратеон был с этим согласен. Он мог бы сказать, что ей повезло, что на месте септона мог оказаться кто угодно, хоть крестьянин, хоть Безликий. Что ее, — первенца хранителя Каменного Пути искали бы всей округой. Мог бы, но воздержался.  — Конец у нее действительно счастливый, — согласился король. — Благодарю вас, миледи. За откровенность и за историю.       Странный вышел у них разговор: о вере, о государстве и об историях из жизни. Но, как ни странно, король не чувствовал того раздражения, которое ему причиняла необходимость участвовать в придворной болтовне. Возможно, стоит устраивать такие беседы почаще. Но позже. Сейчас, ему предстоит найти способ победить железнорожденных на море. Победить не только числом, но и маневром — так как воевали на Востоке. Потому король искал ответ в истончившихся страницах, повествовавших о морских войнах далеких королевств. И ему показалось, что он нашел то, что искал.